«Дядя Ваня» за 7 минут. Краткое содержание пьесы Чехова
Пасмурный осенний день. В саду, на аллее под старым тополем, сервирован для чая стол. У самовара — старая нянька Марина. «Кушай, батюшка», — предлагает она чаю доктору Астрову. «Что-то не хочется», — отвечает тот.
Появляется Телегин, обедневший помещик по прозвищу Вафля, живущий в имении на положении приживала: «Погода очаровательная, птички поют, живём мы все в мире и согласии — чего ещё нам?» Но как раз согласия-то и мира и нет в усадьбе. «Неблагополучно в этом доме», — дважды произнесёт Елена Андреевна, жена профессора Серебрякова, приехавшего в имение.
Реклама:
Эти отрывочные, внешне не адресованные друг другу реплики, вступают, перекликаясь, в диалогический спор и высвечивают смысл напряжённой драмы, переживаемой действующими лицами пьесы.
Заработался за десять лет, прожитых в уезде, Астров. «Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого не люблю», — жалуется он няньке. Изменился, надломился Войницкий.
Раньше он, управляя имением, не знал свободной минуты. А теперь? «Я стал хуже, так как обленился, ничего не делаю и только ворчу, как старый хрен…»
Войницкий не скрывает своей зависти к профессору в отставке, особенно его успеху у женщин. Мать Войницкого, Мария Васильевна, просто обожает своего зятя, мужа её покойной дочери. Войницкий презирает учёные занятия Серебрякова: «Человек читает и пишет об искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве». Наконец, он ненавидит Серебрякова, хотя его ненависть может показаться весьма пристрастной: ведь он влюбился в его красавицу жену. И Елена Андреевна резонно выговаривает Войницкому: «Ненавидеть Александра не за что, он такой же, как все».
Реклама:
Тогда Войницкий выставляет более глубокие и, как ему представляется, неотразимые основания своего нетерпимого, непримиримого отношения к экс-профессору — он считает себя жестоко обманутым: «Я обожал этого профессора… я работал на него как вол… Я гордился им и его наукой, я жил и дышал им! Боже, а теперь? .
Вокруг Серебрякова сгущается атмосфера нетерпимости, ненависти, вражды. Он раздражает Астрова, и даже жена с трудом его выносит. Все как-то прослушали высказанный диагноз болезни, поразившей и героев пьесы, да и всех их современников: «…мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг». Они, включая и саму Елену Андреевну, как-то забыли, что Серебряков — «такой же, как все» и, как все, может рассчитывать на снисхождение, на милосердное к себе отношение, тем более что он страдает подагрой, мучается бессонницей, боится смерти. «Неужели же, — спрашивает он свою жену, — я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей?» Да, надо быть милосердным, твердит Соня, дочь Серебрякова от первого брака. Но услышит этот призыв и проявит к Серебрякову неподдельное, задушевное участие только старая нянька: «Что, батюшка? Больно? Старые, что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко. (Целует Серебрякова в плечо.
Реклама:
Но одна старая нянька не могла и не смогла, конечно, разрядить гнетущую, чреватую бедой атмосферу. Конфликтный узел так туго завязан, что происходит кульминационный взрыв. Серебряков собирает всех в гостиной, чтобы предложить для обсуждения придуманную им «меру»: малодоходное имение продать, вырученные деньги обратить в процентные бумаги, что позволило бы приобрести в Финляндии дачу.
Войницкий в негодовании: Серебряков позволяет себе распорядиться имением, которое фактически и юридически принадлежит Соне; он не подумал о судьбе Войницкого, который двадцать лет управлял имением, получая за то нищенские деньги; не задумался и о судьбе Марии Васильевны, столь беззаветно преданной профессору!
Возмущённый, взбешённый Войницкий стреляет в Серебрякова, стреляет дважды и оба раза промахивается.
Напуганный смертельной опасностью, лишь случайно его миновавшей, Серебряков решает вернуться в Харьков.
Уезжает в своё небольшое именьице Астров, чтобы, как прежде, лечить мужиков, заниматься садом и лесным питомником. Затухают любовные интриги. Елене Андреевне не хватает смелости ответить на страстное увлечение ею Астрова. При расставании она, правда, признается, что увлеклась доктором, но «немножко». Она обнимает его «порывисто», но с оглядкой. А Соня окончательно убеждается, что её, такую некрасивую, Астров полюбить не сможет.
Реклама:
Жизнь в усадьбе возвращается на круги своя. «Опять заживём, как было, по-старому», — мечтает нянька. Без последствий остаётся и конфликт между Войницким и Серебряковым. «Ты будешь аккуратно получать то же, что и получал, — обнадёживает профессор Войницкого. — Все будет по-старому». И не успели отбыть Астров, Серебряковы, как Соня торопит Войницкого: «Ну, дядя Ваня, давай делать что-нибудь». Зажигается лампа, наполняется чернильница, Соня перелистывает конторскую книгу, дядя Ваня пишет один счёт, другой: «Второго февраля масла постного двадцать фунтов.
Казалось бы, сбылись ожидания старой няньки: все стало по-старому. Но пьеса так строится, что она постоянно — и в большом и в малом — обманывает ожидания и её героев, и читателей. Ждёшь, к примеру, музыки от Елены Андреевны, выпускницы консерватории («Мне хочется играть… Давно уже я не играла. Буду играть и плакать…»), а играет на гитаре Вафля… Действующие лица расставлены так, ход сюжетных событий принимает такое направление, диалоги и реплики спаяны такими смысловыми, часто подтекстовыми перекличками, что с авансцены оттесняется на периферию традиционный вопрос «Кто виноват?», уступая её вопросу «Что виновато?». Это Войницкому кажется, что его жизнь погубил Серебряков. Он надеется начать «новую жизнь». Но Астров рассеивает этот «возвышающий обман»: «Наше положение, твоё и моё, безнадежно. Во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека: я да ты. На какие-нибудь десять лет жизнь обывательская, жизнь презренная затянула нас; она своими гнилыми испарениями отравила нашу кровь, и мы стали такими же пошляками, как все».
Реклама:
В финале пьесы, правда, Войницкий и Соня мечтают о будущем, но от заключительного монолога Сони веет безысходной печалью и ощущением бесцельно прожитой жизни: «Мы, дядя Ваня, будем жить, будем терпеливо сносить испытания, какие пошлёт нам судьба; мы покорно умрём и там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами. Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах… Мы отдохнём! (Стучит сторож. Телегин тихо наигрывает; Мария Васильевна пишет на полях брошюры; Марина вяжет чулок.) Мы отдохнём! (Занавес медленно опускается.)»
Пересказал В. А. Богданов. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XIX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1996. — 832 с.
Дядя Ваня
Первая публикация — сборник «Пьесы». СПб., А. С. Суворин, 1897; премьера в Московском художественном театре — 1899. 26 октября
1. Кугель А.
Р. Дядя Ваня / H. Nov. // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 296. 1-я публ.: Театр и искусство. 1898. 2 авг.
Картина нравственного разброда русского общества. «Незаконченность» персонажей, окружающих профессора: его жена — «незаконченная русалка», Соня — «незаконченная Наташа из „Войны и мира“», Астров — «незаконченный пьяница, незаконченный работник на ниве народной». Дядя Ваня нуден, но в нём есть «какая-то особенная лучистая мягкость». Серебряков — единственная «законченная фигура», но «мелкий эгоистишка и себялюбец». Нет радости ни в законченности, ни в эпизодичности существования.
2. Соловьёв Е. А. Антон Павлович Чехов // Книга о Максиме Горьком и А. П. Чехове / Андреевич. СПб., 1900. С. 226—235, 243—244. 1-я публ.: Антон Павлович Чехов (окончание) // Жизнь. 1899. № 8 (авг.).
Дядя Ваня — «возмутившийся раб», бунт его обусловлен неудачной любовью к жене великолепного профессора. Всегда страдал жаждой самопожертвования.
3. Богданович А. И. Критические заметки. Московский художественный театр / А. Б. // Мир Божий. 1901. № 4. С. 2—5 (2-я паг.).
При чтении пьесы «не чувствуется непосредственной правды». Это что-то надуманное и тяжёлое. И дядя Ваня, и Серебряков «не имеют ни одной живой черты». Чехов не сумел ясно выразить свою мысль в пьесе, зато труппа Московского художественного театра «сумела передать замысел автора бесподобно, осветив неуловимыми и непередаваемыми чертами эту безысходную тоску, которую должны испытывать живые ещё люди на фоне всеобщего вырождения».
4. Колышко И. И. Мстящий талант / Серенький // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 288. 1-я публ.: Гражданин. 1901. 8 апр.
Критик видит талант актёров, способных самые нелепые действия и чувства сделать похожими на подлинные. Это «гипноз театра», но, отделавшись от него, можно увидеть «здание без связей, без цемента, сложенное из аккуратных кирпичиков аккуратным фокусником. Вытащите один кирпич, и повалятся другие». Пьеса Чехова — «мстительно-злостный протест к бессмысленной жизни», но он проглядел «не притупившийся ещё в нас вкус к жизни, нашу жизнеспособность». Муза Чехова усугубляет мрак измученной русской души.
5. Роскин А. И. Старый спор // А. П. Чехов / А. Роскин. М., 1959. С. 168. 1-я публ.: Литературный критик. 1938. № 9/10.
Выстрел дяди Вани — знак того, что он «бессилен в своей ненависти, разучился ненавидеть, и это бессилие и неспособность к ненависти предопределяют промах».
6. Тагер Е. Б. Горький и Чехов // Горьковские чтения, 1947—1948. М. ; Л., 1949. С. 439—442.
Серебряков в трагедии дяди Вани не виноват, он сам успешно скрывал от себя бесплодие собственной жизни с помощью иллюзии веры в гениального профессора. Серебряков, приехав в имение, просто «подвернулся» ему, как подвернулись Наташа — трём сестрам, Лопахин — Раневской… Чеховский принцип «неразвернувшегося, неосуществившегося конфликта», при котором наиболее острые столкновения происходят не в заключительном, а в третьем акте всех его пьес, отражает «драму капитуляции человека перед буржуазной действительностью». Только у «отрицательных» персонажей это приводит к утрате человечности, а у «положительных» — к надломленной человечности.
7. Хализев В. Е. О природе конфликта в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» // Вестник МГУ. Сер. 7. Филология. Журналистика. 1961. № 1. С. 50—59.
В основе сюжета пьесы — заведомо тщетные попытки героев чем-то заполнить свою жизнь и осознание бесплодности этих попыток, трагикомедия романтических самообольщений.
Серебряков — типичный представитель либеральных университетских кругов. В его лице Чехов разоблачает «рутину, свившую себе гнездо в либеральных кругах». Разочарование дяди Вани в Серебрякове не носит личного характера, а знаменует начало пересмотра Войницким собственной идейной позиции. Дядя Ваня разочаровывается в «серебряковщине» — в либеральном доктринерстве. Идейный кризис Астрова, более серьёзный, чем у Войницкого, обусловлен тем, что он усомнился в целесообразности своей работы. «Атмосфера безраздельного господства в стране враждебных народу и трудовой интеллигенции сил, чудовищной косности и грубого произвола и является незримо, но постоянно присутствующим в пьесе „главным противником“ её героев».
8. Лукашевский А. «Дядя Ваня плачет, а Астров свистит…» // Литературная учеба. 1980. № 3. С. 188—195.
Бессилие героев перед враждебной действительностью — «первичный конфликт» пьесы, хорошо изученный, утверждает критик. Вторичный конфликт остаётся незамеченным.
Это сопоставление жизненных позиций Астрова и Войницкого. Чехова привлекали герои «плачущие», а не «свистящие», то есть протестующие, а не меланхолики, и в этом смысле в статье развёрнуто показано, насколько Войницкий значительнее Астрова. Астров сдается, его поражает «зло покорности злу жизни». В выстреле Войницкого проявляется не бессилие, а «сила его непокорности». Образ Войницкого оптимистичен: он символизирует неизбывную способность человека отзываться на боль, мятежный дух протеста.
9. Бердников Г. П. От «Лешего» к «Дяде Ване» // Чехов-драматург / Г. Бердников. 2-е изд., доработ. М., 1972. С. 177—180.
Войницкий склонен видеть источник своего несчастья в личной ошибке. Взгляды его наивны, как наивна и ненависть к Серебрякову. Астров умнее и глубже Войницкого, он понимает, что всё дело — в жизненных условиях, в объективной действительности. В этом смысле, пишет литературовед, понятен финал пьесы: правы те, кто не может мириться с окружающей действительностью, в «которой преуспевают Серебряковы».
10. Долженков П. Н. «Страшно то, что непонятно» // Театр. 1991. № 1. С. 83—91.
Автор статьи задается вопросом, который проходил мимо внимания многих критиков: почему дядя Ваня столько лет жертвовал свою жизнь бездарности, а потом вдруг прозрел? В чём смысл такой драмы героя? Неясность образа Серебрякова (талант он или ничтожество) — суть идейного замысла пьесы. «Прошла ли жизнь Войницкого действительно впустую, неизвестно ни ему самому, ни нам, читателям, — таков замысел Чехова». Дядя Ваня не обвиняет профессора в том, что «ничего не сделано для науки», его упрёки сводятся к тому, что, чувствуя приближающуюся старость, он видит, что личная жизнь не удалась, у него нет ни дела, ни семьи, ни денег. «Драма дяди Вани — это драма человека, загубившего свою жизнь от страха перед нею. Бунт дяди Вани против Серебрякова смешон, это месть другому за свой собственный страх перед жизнью, нежелание признать свою вину». Покушение на убийство — пик бунта и наиболее комичный эпизод пьесы.
Убийство привнесло «хотя бы оттенок трагедии» в жизнь дяди Вани, а так — «сплошной фарс».
Дядя Ваня Антона Чехова, Мягкая обложка
Дядя Ваня
Автор АНТОН ЧЕХОВ
Dover Publications, Inc. Все права защищены.
ISBN: 978-0-486-15782-5
ГЛАВА 1
ДЕЙСТВИЕ I
Загородный дом на террасе. Перед ним сад. В аллее деревьев, под старым тополем, стоит стол, накрытый для чая, с самоваром и т. д. Несколько скамеек и стульев стоят около стола. На одном из них лежит гитара. Рядом со столом вешается гамак. Три часа дня, пасмурный день.
МАРИНА, тихая, седая, маленькая старушка сидит за столом и вяжет чулок.
АСТРОВ ходит рядом с ней.
МАРИНА. [ Наливая немного чая в стакан ] Выпей немного чая, сын мой.
АСТРОВ. [ Неохотно берет у нее стакан ]
Что-то мне не хочется.
МАРИНА. Тогда не хочешь ли ты вместо этого немного водки?
АСТРОВ. Нет, я не пью водку каждый день, да и к тому же сейчас слишком жарко. [ Пауза ] Скажите, няня, давно ли мы знакомы?
МАРИНА. [ Задумчиво ] Посмотрим, сколько времени? Господи, помоги мне вспомнить. Вы впервые пришли сюда, в наши края, — дайте подумать, — когда это было? Мать Сони была еще жива — она умерла за две зимы; это было одиннадцать лет назад — [ задумчиво ] может быть, и больше.
АСТРОВ. Сильно ли я изменился с тех пор?
МАРИНА. О, да. Ты был тогда красив и молод, а теперь стал стариком и уже не красив. Ты тоже пьешь.
АСТРОВ. Да, десять лет сделали меня другим человеком. И почему? Потому что я переутомлен. Кормилица, я на ногах от рассвета до заката. я не знаю покоя; по ночам я дрожу под одеялом от страха, что меня потащат к больному; Я трудился без отдыха и ни дня свободы с тех пор, как познал вас; могу ли я помочь стареть? И потом, существование в любом случае утомительно; это бессмысленное, грязное дело, эта жизнь, и идет тяжело.
Тут все глупые, а пожив с ними два-три года, глупеешь и сам. Это неизбежно. [ Подкручивает усы ] Посмотрите, какие у меня длинные усы. Глупый, с длинными усами. Да, я такой же глупый, как и все, няня, но не такой глупый; нет, я не поглупел. Слава богу, мой мозг еще не затуманен, хотя чувства оцепенели. Я ничего не прошу, мне ничего не нужно, я никого не люблю, кроме тебя одного. [ Он целует ее в голову ] В детстве у меня была такая же няня, как и вы.
МАРИНА. Ты не хочешь перекусить?
АСТРОВ. Нет. На третьей неделе Великого поста я поехал на эпидемию к Малицкому. Это был сыпной тиф. Крестьяне все лежали рядышком в своих избах, а телята и свиньи бегали по полу среди больных. Такая грязь была, и дым! Невыразимо! Я проторчал среди этих людей весь день, ни одна крошка не сошла с моих губ, но когда я пришел домой, мне все еще не было покоя; с железной дороги привели стрелочника; Я положил его на операционный стол, и он ушел и умер у меня на руках под хлороформом, а потом мои чувства, которые должны были быть притуплены, снова проснулись, моя совесть мучила меня, как будто я убил человека.
Я сел, закрыл глаза — вот так — и подумал: не забудут ли наши потомки через двести лет, которым мы прокладываем дорогу, сказать нам доброе слово? Нет, няня, они забудут.
МАРИНА. Человек забывчив, но Бог помнит.
АСТРОВ. Спасибо вам за это. Вы сказали правду.
Наберите VOITSKI из дома. Он спал после обеда и выглядит довольно взъерошенным. Он садится на скамейку и поправляет воротник.
ВОЙЦКИЙ. Гм. Да. [ Пауза ] Да.
АСТРОВ. Вы спали?
ВОЙЦКИЙ. Да, очень. [ Он зевает ] С тех пор, как приехали профессор и его жена, наша повседневная жизнь, кажется, резко изменилась. Я ложусь спать не вовремя, пью вино и ем всякую кашу на обед и ужин. Это не полезно. Раньше мы с Соней работали вместе и никогда не имели праздной минуты, а теперь Соня работает одна, а я только ем, пью и сплю. Что-то не так.
МАРИНА. [ Покачала головой ] В доме такая неразбериха! Профессор встает в двенадцать, самовар все утро кипит, и все его ждет.
До их прихода мы обедали в час, как и все, а теперь обедаем в семь. Профессор сидит всю ночь, пишет и читает, и вдруг, в два часа, раздается звонок! Небеса, что это? Профессор хочет чаю! Разбудите слуг, зажгите самовар! Господи, какой беспорядок!
АСТРОВ. Долго ли они будут здесь?
ВОЙЦКИЙ. Сто лет! Профессор решил обосноваться здесь.
МАРИНА. Посмотрите на это сейчас! Самовар уже два часа стоит на столе, а они все гуляют!
ВОЙЦКИЙ. Ладно, не горячись; вот они идут.
Слышны приближающиеся голоса. СЕРЕБРАКОВА, ЕЛЕНА, СОНЯ, и ТЕЛЕГИН входят из глубины сада, возвращаясь с прогулки.
СЕРЕБРАКОВ. Превосходно! Превосходно! Какие красивые виды!
ТЕЛЕГИН. Они прекрасны, ваше превосходительство.
СОНЯ. Завтра мы пойдем в лес, ладно, папа?
ВОЙЦКИЙ. Дамы и господа, чай готов.
СЕРЕБРАКОВ. Не будете ли вы так любезны отправить мой чай в библиотеку? Мне еще нужно закончить кое-какую работу.
СОНЯ.
Я уверен, что вам понравится лес.
ЕЛЕНА, СЕРЕБРАКОВА, и СОНЯ заходят в дом. ТЕЛЕГИН садится за стол рядом с МАРИНА.
ВОЙЦКИЙ. Вот идет наш ученый в такой жаркий, душный день, в шинели, в галошах и с зонтиком!
АСТРОВ. Старается следить за своим здоровьем.
ВОЙЦКИЙ. Какая она милая! Как мило! Я никогда в жизни не видел более красивой женщины.
ТЕЛЕГИН. Знаешь ли ты, Марина, что, когда я иду по полю или в тенистый сад, как смотрю на этот вот стол, сердце мое переполняется безграничным счастьем. Погода волшебная, птички поют, все живем в мире и довольстве — чего еще желать душе?
[ Берет стакан чая.
ВОЙЦКИЙ. [ Сновидение ] Такие глаза – славная женщина!
АСТРОВ. Давай, Иван, расскажи нам что-нибудь.
ВОЙЦКИЙ. [ Лениво ] Что я тебе скажу?
АСТРОВ. Нет ли у вас новостей для нас?
ВОЙЦКИЙ. Нет, все устарело. Я такой же, как обычно, а может быть, и хуже, потому что стал ленивым.
Я теперь ничего не делаю, только каркаю, как старый ворон. Моя мать, старая сорока, все еще болтает об эмансипации женщины, одним глазом глядя на ее могилу, а другим на ее ученые книги, в которых она всегда ищет зарю новой жизни.
АСТРОВ. А профессор?
ВОЙЦКИЙ. Профессор сидит в своей библиотеке с утра до ночи, как обычно:
Напрягая ум, морщась,
Пишем, пишем, пишем,
Без передышки
Или надеждой на похвалу в будущем или сейчас.
Плохая бумага! Ему следует написать свою автобиографию; он мог бы стать действительно великолепным сюжетом для книги! Вообразите себе жизнь отставного профессора, черствого, как кусок хлама, замученного подагрой, головными болями и ревматизмом, с распирающей от ревности и зависти печенью, живущего в поместье первой жены, хотя и ненавидящего его, потому что он не может позволить себе жить в городе. Он вечно ноет о своей нелёгкой доле, хотя на самом деле ему необыкновенно везёт. Он сын простого дьякона и достиг профессорской кафедры, стал зятем сенатора, именуется «ваше превосходительство» и т.
д. Но я скажу вам кое-что; человек двадцать пять лет пишет об искусстве и ничего об этом не знает. В течение двадцати пяти лет он пережевывал чужие мысли о реализме, натурализме и прочей чепухе; в течение двадцати пяти лет он читает и пишет вещи, которые давно известны умным людям и не интересуют глупых; вот уже двадцать пять лет он делает из мухи слона свои воображаемые горы. И подумайте только о мужском самомнении и самонадеянности все это время! В течение двадцати пяти лет он маскировался в фальшивые одежды и теперь ушел в отставку, совершенно неизвестный ни одной живой душе; и все же увидеть, как он бродит по земле, как полубог!
АСТРОВ. Я верю, что вы ему завидуете.
ВОЙЦКИЙ. Да. Посмотрите, какого успеха он добился у женщин! Сам дон Хуан не был более благосклонен. Его первая жена, которая была моей сестрой, была прекрасным, нежным существом, таким же чистым, как голубое небо над нами, благородным, великодушным, имевшим больше поклонников, чем у него учеников, и она любила его как существ только ангельской чистоты.
могут любить тех, кто так же чист и прекрасен, как они сами. Его свекровь, моя мать, обожает его и по сей день, и он все еще внушает ей какой-то благоговейный трепет. Его вторая жена, как видите, блестящая красавица; она вышла за него замуж в его старости и отдала ему всю славу своей красоты и свободы. Почему? Зачем?.
АСТРОВ. Верна ли она ему?
ВОЙЦКИЙ. Да, к сожалению, она.
АСТРОВ. Почему «к сожалению»?
ВОЙЦКИЙ. Потому что такая верность ложна и неестественна, корень и ветвь. Звучит красиво, но логики в этом нет. Для женщины считается аморальным обманывать старого мужа, которого она ненавидит, но вполне нравственным для нее является задушить в груди свою несчастную молодость и изгнать из своего сердца всякое живое желание.
ТЕЛЕГИН. [ Со слезами на глазах ] Ваня, мне не нравится, когда ты так говоришь. Слушай, Ваня; всякий, кто предает мужа или жену, неверен и может также предать свою страну.
ВОЙЦКИЙ. [ Crossly ] Перекрой кран, Вафли.
ТЕЛЕГИН. Нет, позвольте, Ваня. Моя жена сбежала с любовником на следующий день после нашей свадьбы, потому что моя внешность была невзрачной. С тех пор я ни разу не провалил свой долг. Я люблю ее и верен ей по сей день. Я помогаю ей всем, чем могу, и отдал свое состояние на воспитание дочери самой себя и ее любовника. Я лишился своего счастья, но сохранил свою гордость. И она? Юность ее ушла, красота поблекла по законам природы, а возлюбленный умер. Что она сохранила?
ЕЛЕНА и СОНЯ входят; после них идет MME. ВОЙЦКАЯ с книгой. Она садится и начинает читать. Кто-то протягивает ей стакан чая, который она выпивает, не поднимая глаз.
СОНЯ. [ Торопливо к медсестре ] Там ждут крестьяне. Иди и узнай, чего они хотят. Я налью чай.
[ Наливает несколько стаканов чая.
МАРИНА уходит. ЕЛЕНА берет стакан и пьет в гамаке.
АСТРОВ. Я пришел повидаться с вашим мужем. Вы мне писали, что у него ревматизм и я не знаю, что еще, и что он очень болен, но, кажется, подвижен, как сверчок.
ЕЛЕНА. Вчера вечером у него был припадок хандры, и он жаловался на боли в ногах, но сегодня он, кажется, снова в порядке.
АСТРОВ. И я проскакал сюда двадцать миль на бешеной скорости! Впрочем, не в первый раз. Однако, оказавшись здесь, я собираюсь остаться до завтра и, во всяком случае, выспаться.0027 квантовое удовлетворение.
СОНЯ. О, великолепно! Ты так редко ночуешь у нас. У вас обедал?
АСТРОВ. №
СОНЯ. Хороший. Так что у вас будет это с нами. Мы ужинаем сейчас в семь. [ Пьет чай ] Чай холодный!
ТЕЛЕГИН. Да, самовар остыл.
ЕЛЕНА. Не возражайте, мсье Иван, тогда будем пить холодный чай.
ТЕЛЕГИН. Прошу прощения, меня зовут не Иван, а Илья-мэм, Илья Телегин, или Вафля, как меня иногда называют за рябое лицо. Я крестный отец Сони, и его превосходительство, ваш муж, очень хорошо меня знает. Я теперь живу с вами, сударыня, в этом поместье, и, может быть, вы изволите заметить, что я каждый день обедаю с вами.
СОНЯ. Он наш великий помощник, наша правая рука. [ Нежно ] Дорогой крестный, позвольте налить вам чаю.
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. Ой! Ой!
СОНЯ. Что такое, бабушка?
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. Я забыл сказать Александру — я потерял память — получил сегодня письмо от Павла Алексеевича из Харькова. Он прислал мне новую брошюру.
АСТРОВ. Это интересно?
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. Да, но странно. Он опровергает те самые теории, которые защищал семь лет назад. Это ужасно!
ВОЙЦКИЙ. В этом нет ничего ужасающего. Пей чай, мама.
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. Кажется, ты никогда не захочешь слушать то, что я хочу сказать. Простите меня, Жан, но вы так изменились за последний год, что я едва вас узнаю. Вы были человеком твердых убеждений и яркой личностью —
ВОЙЦКИЙ. О, да. У меня была светлая личность, которая никого не освещала. [ Пауза ] У меня была блестящая личность! Вы не могли бы сказать ничего более резкого. Мне сорок семь лет. До прошлого года я старался, как и вы теперь, ослеплять вас своим педантичностью в отношении жизненных истин. Но теперь — о, если бы вы только знали! Если бы вы знали, как я лежу без сна по ночам, с тоской и злостью, подумайте, как глупо я тратил время, когда мог бы выиграть от жизни все, что запрещает теперь моя старость.
СОНЯ. Дядя Ваня, как тоскливо!
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. [ Сыну ] Вы говорите так, как будто в чем-то виноваты ваши прежние убеждения, но виноваты вы сами, а не они. Вы забыли, что убеждение само по себе есть не что иное, как мертвая буква. Ты должен был что-то сделать.
ВОЙЦКИЙ. Сделал что-то! Не всякий человек способен быть писателем perpetuum mobile , как ваш герр профессор.
ММЕ. ВОЙЦКАЯ. Что ты имеешь в виду?
СОНЯ. [ умоляюще ] Мать! Дядя Ваня! Я умоляю вас!
ВОЙЦКИЙ. Я молчу. Прошу прощения и молчу.
[ Пауза.
ЕЛЕНА. Какой хороший день! Не слишком жарко.
[ Пауза.
ВОЙЦКИЙ. Хороший день, чтобы повеситься.
ТЕЛЕГИН настраивает гитару. МАРИНА появляется возле дома, подзывая кур.
МАРИНА. Чик, чик, чик!
СОНЯ. Чего хотели крестьяне, няня?
МАРИНА. Та же старая вещь, та же старая ерунда. Чик, чик, чик!
СОНЯ. Зачем ты зовешь цыплят?
МАРИНА. Пестрая курица исчезла со своими цыплятами. Боюсь, вороны схватили ее.
ТЕЛЕГИН играет на польке. Все слушают молча. Введите РАБОЧИЙ.
РАБОЧИЙ. Доктор здесь? [ Астрову ] Простите-с, но меня послали за вами.
АСТРОВ. Откуда ты?
РАБОЧИЙ. Фабрика.
АСТРОВ. [ Раздражен ] Спасибо. Значит, ничего не остается, кроме как идти. [ Осматривается в поисках банки ] Черт возьми, это раздражает!
СОНЯ. Да, это очень плохо, на самом деле. Ты должен вернуться к обеду с фабрики.
АСТРОВ. Нет, я не смогу этого сделать. Будет слишком поздно. Ну, где, где… (Рабочему.) Послушай, дружище, дай мне рюмку водки, а? [РАБОЧИЙ уходит ] Где-где-[ Находит свою кепку ] Один из персонажей пьес Острова — человек с длинными усами и коротким умом, как я. Однако позвольте мне попрощаться с вами, дамы и господа. (Елене.) Я был бы очень рад, если бы вы когда-нибудь пришли ко мне с мисс Соней. Мое поместье невелико, но если вы заинтересованы в таких вещах, я хотел бы показать вам питомник и рассадник, подобных которым вы не найдете в радиусе тысячи миль отсюда. Мое место окружено государственными лесами. Лесничий стар и вечно болен, так что почти всей работой руковожу я сам.
ЕЛЕНА. Я всегда слышал, что ты очень любишь лес. Конечно, можно сделать много хорошего, помогая их сохранить, но не мешает ли эта работа вашему истинному призванию?
АСТРОВ. Одному Богу известно, каково настоящее призвание человека.
ЕЛЕНА. И вам это интересно?
АСТРОВ. Да очень.
ВОЙЦКИЙ. [ Саркастически ] О, чрезвычайно!
ЕЛЕНА. Вы еще молоды, мне не больше тридцати шести или семи, и я подозреваю, что лес не так вас интересует, как вы говорите. Я думаю, вы найдете их однообразными.
СОНЯ. Нет, работа захватывающая. Доктор Астров ухаживает за старыми лесами и каждый год закладывает новые плантации, за что уже получил диплом и бронзовую медаль. Если вы будете слушать то, что он может вам сказать, вы полностью согласитесь с ним. Он говорит, что леса — украшения земли, что они учат человечество понимать красоту и настраивают его ум на высокие чувства. Леса смягчают суровый климат, и в странах, где климат мягче, на борьбу с природой тратится меньше сил, а люди добры и нежны. Жители таких стран красивы, покладисты, чувствительны, изящны в речи и жестах. Их философия радостна, среди них расцветают искусство и наука, их обращение с женщинами исполнено утонченного благородства —
(Продолжение…)
Выдержка из Дядя Ваня автора АНТОН ЧЕХОВ . Авторское право © 1998 Dover Publications, Inc.. Выдержка с разрешения Dover Publications, Inc..
Все права защищены. Никакая часть этого отрывка не может быть воспроизведена или перепечатана без письменного разрешения издателя.
Выдержки предоставляются Dial-A-Book Inc. исключительно для личного использования посетителями этого веб-сайта.
Дядя Ваня: Краткое содержание книги
Дядя Ваня Открываю душным осенним днем в саду усадьбы профессора Серебрякова. Марина, старая няня, сидит у самовара, а сельский врач Астров вспоминает о том времени, когда он впервые приехал в край, о времени, когда Вера Петровна — первая жена Серебрякова и мать его дочери Сони — была еще жива. Серебряков недавно вернулся со своей красивой молодой женой Еленой, чтобы жить в имении; Астров приехал лечить профессора от подагры.
Астров произносит расширенную речь о том, что жизнь стала «скучной, глупой, грязной» и что его чувства «мертвы для мира»; он ни в чем не нуждается, ничего не хочет и никого не любит. Затем входит, зевая, Войницкий (или дядя Ваня), зять Серебрякова по первому браку и смотритель имения. Он жалуется, что профессор и его жена разбросали имение: все впали в апатию.
Когда Астров упрекает Войницкого в дурном настроении, Войницкий отвечает, что Войницкий состарился и обленился, пропустив всю свою жизнь. Долгие годы Войницкий, когда-то боготворивший профессора, посылал доход от фермы профессору, а себе оставлял лишь жалованье нищего. Теперь он считает профессора шарлатаном. Когда Астров замечает, что Войницкий, кажется, завидует Серебрякову, он с готовностью соглашается, особенно когда речь идет о его успехе у женщин.
Соня, Елена и Мария Васильевна (мать Войницкого) присоединяются к группе. Астров приглашает Елену и Соню в свой лесной заказник. Признавая, что, возможно, так мог думать только «чудак», он затем осуждает стремление человека к разрушению, превознося красоту природы и способность человека оставить свое наследие будущим поколениям. Елена и Войницкий идут на веранду. Войницкий протестует против брака Елены и вдруг пытается признаться ей в любви: она всем сердцем отвергает его.
Действие II происходит ночью, когда профессор и Елена сидят рядом друг с другом в столовой и спят. Слышно, как в саду стучит ночной сторож. Двое просыпаются, и Серебряков жалуется на свою старость. Он провел свою жизнь в науке только для того, чтобы оказаться в «изгнании». Войницкий приходит сменить Елену: профессор в ужасе. Входит Марина и нежно укладывает Серебрякова в постель, оставляя Елену и Войницкого наедине.
К большому разочарованию Елены, Войницкий возобновляет свои попытки соблазнения. Когда Елена отшатывается, он снова порицает потраченные впустую годы; Елена равнодушна к его мольбам. Она уходит, и Войницкий произносит монолог, в котором представляет, что могло бы быть, если бы они поженились, когда впервые встретились. Возникает сбивающее с толку комическое облегчение с участием подвыпившего Астрова и играющего на гитаре Телегина (обнищавший помещик, прозванный «Вафлей» за рябое лицо). Как только Войницкий вышел, Соня, тем временем вошедшая в комнату, беседует с задумчивым Астровым. Доктор стонет, что не может любить, но «очарован» красотой (именно Еленой). Когда Соня гипотетически спрашивает его, что бы он сделал, если бы она знала кого-то, кто любит его, он отвечает, что не может любить ее в ответ.
Оказавшись наедине, Соня признается Астрову в любви. Затем входит Елена. Две женщины внезапно восклицают, что они должны примириться — очевидно, они были в разногласиях с тех пор, как Елена вышла замуж за отца Сони, хотя она его не любит. Необъяснимым образом Соня начинает смеяться, восклицая, что она счастлива. Елена импульсивно решает играть на пианино, и Соня выбегает, чтобы спросить разрешения у отца. К сожалению, это удерживается.
Третий акт начинается в гостиной дома, где Войницкий и Соня сидят, а Елена расхаживает. Профессор созвал собрание. Соня критикует «заразительную» праздность Елены за то, что она заставляет всех бросать свою работу. Елена в ярости: Войницкий предлагает сорвать ей букет роз.
Когда Войницкий уходит, Соня вновь выражает свою тоску по доктору, а Елена решает узнать, любит ли он ее. После того, как Соня бежит за ним, Елена, теперь одна, признается в своем увлечении Астровым. Затем входит Астров с картограммой и продолжает объяснять незаинтересованной Елене прогрессирующее вырождение региона. Он обрывается, и она допрашивает его насчет Сони. Действительно оказывается, что Астров не любит Соню. Однако он убежден в собственном желании Елены к нему. Он страстно обнимает ее и настаивает на том, чтобы устроить свидание. Елена на мгновение уступает; однако внезапно входит Войницкий, и она высвобождается из рук Астрова. Войницкий весьма обеспокоен.
Наконец в гостиной появляются остальные члены семьи. Серебряков сообщает, что собирается продать имение. Войницкий в ярости, протестуя против того, что он провел свои лучшие годы, обрабатывая землю на благо профессора. Зловещий Войницкий выбегает, а Елена и Серебряков идут за ним. Внезапно за кулисами раздается выстрел. Вбегает Серебряков; Появляется Войницкий и делает второй выстрел. После паузы становится ясно, что он дважды промазал. Удрученный, Войницкий бросает револьвер на землю и опускается на стул.
Действия IV происходят в спальне/канцелярии Войницкого. Телегин и Марина сидят, наматывая чулок шерстяной. Из их разговора мы узнаем, что Елена и профессор уезжают сегодня вечером. Затем входят Войницкий и Астров, последний просит Ваню вернуть украденный флакон морфия. Войницкий заявляет, что теперь он не что иное, как сумасшедший. Для Астрова Войницкий не сумасшедший, а «чудак» — таково «нормальное состояние» человека. Боясь грядущих пустых лет, Войницкий умоляет Астрова помочь ему начать новую жизнь. Раздраженный Астров говорит ему, что ничего не может сделать: провинция отравила их обоих. Затем входит Соня, и после того, как она умоляет его, Войницкий отдает бутылку.
Появляется Елена и сообщает Войницкому, что ее муж послал за ним. Умоляя отца помириться с профессором, Соня уходит вместе с ним. Елена и Астров сдержанно прощаются. Доктор делает еще одну попытку убедить ее остаться: Елена отказывается. Астров замечает, что он уверен, что если бы она осталась, последовало бы великое «опустошение».
Появляются другие члены семьи. Судя по всему, Серебряков и Войницкий помирились. «Все будет так, как было», — мрачно бормочет тот профессору. Елена и извиняющийся Войницкий кратко прощаются, Войницкий говорит ей, что она никогда его больше не увидит.