Дубровский том 1: Дубровский. Том 1. Глава 1

Содержание

Дубровский — Том 1, глава 3

Дубровский

Classics

#классика

от Diftore_and_Naills8

Прошло несколько времени, а здоровье бедного Дубровского всё еще было плохо; правда, припадки сумасшествия уже не возобновлялись, но силы его приметно ослабевали.

Он забывал свои прежние занятия, редко выходил из своей комнаты и задумывался по целым суткам. Егоровна, добрая старуха, некогда ходившая за его сыном, теперь сделалась и его нянькою. Она смотрела за ним, как за ребенком, напоминала ему о времени пищи и сна, кормила его, укладывала спать. Андрей Гаврилович тихо повиновался ей и, кроме ее, не имел ни с кем сношения. Он был не в состоянии думать о своих делах, хозяйственных распоряжениях, и Егоровна увидела необходимость уведомить обо всем молодого Дубровского, служившего в одном из гвардейских пехотных полков и находящегося в то время в Петербурге. Итак, отодрав лист от расходной книги, она продиктовала повару Харитону, единственному кистеневскому грамотею, письмо, которое в тот же день и отослала в город на почту.

Но пора читателя познакомить с настоящим героем нашей повести.

Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию; отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти; играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости.

Однажды вечером, когда несколько офицеров сидели у него, развалившись по диванам и куря из его янтарей, Гриша, его камердинер, подал ему письмо, коего надпись и печать тотчас поразили молодого человека. Он поспешно его распечатал и прочел следующее:

«Государь ты наш, Владимир Андреевич, — я, твоя старая нянька, решилась тебе доложить о здоровье папенькином! Он очень плох, иногда заговаривается, и весь день сидит как дитя глупое — а в животе и смерти бог волен. Приезжай ты к нам, соколик мой ясный, мы тебе и лошадей вышлем на Песочное. Слышно, земский суд к нам едет отдать нас под начал Кирилу Петровичу Троекурову — потому что мы, дескать, ихние, а мы искони Ваши, — и отроду того не слыхивали. Ты бы мог, живя в Петербурге, доложить о том царю-батюшке, а он бы не дал нас в обиду. Остаюсь твоя верная раба, нянька

Орина Егоровна Бузырева.

Посылаю мое материнское благословение Грише, хорошо ли он тебе служит? У нас дожди идут вот ужо друга неделя и пастух Родя помер около Миколина дня».

Продолжение истории ниже

Продвигаемые истории

Вам также понравится

А. С. Пушкин. «Дубровский» (1833-1837). 6 класс

Текст: Ольга Лапенкова

На прошлой неделе мы рассуждали о «Барышне-крестьянке» (1830), вошедшей в ироничный сборник А. С. Пушкина «Повести Белкина», — и отметили, что в этом произведении классик умело обманул ожидания читателей, которые после знакомства с шекспировской трагедией «Ромео и Джульетта» никак не ожидали от подобного сюжета радостной развязки. Но факт остаётся фактом: дети враждующих помещиков — Алексей Берестов и Лиза Муромская — остались, в каком-то смысле, очень довольны друг другом.

Однако спустя три года — в 1833-м — Пушкин решил снова обратиться к теме вражды между сильными мира сего. Таким образом появились новые герои: богатый самодур Кирила Петрович Троекуров и его сосед, несчастный мученик Андрей Гаврилович Дубровский. Первый «получил» от автора прекрасную дочь Машу, воспитанную на французских романах, а второй — сына Владимира.

Впрочем, уже на первых страницах явно видно, что «расстановка сил» в новом произведении Пушкина — по сравнению с шекспировской трагедией и одной из «Повестей Белкина» — значительно изменилась. В «Ромео и Джульетте» Монтекки и Капулетти — семейства, наделённые примерно одинаковыми богатством и влиянием; Берестовы и Муромские из «Барышни-крестьянки» тоже на одной волне. Отец Лизы, впрочем, своё состояние промотал — но на жизнь ему более чем хватает, да ещё и остаётся, чтобы разбивать у себя в имении сады и поля «на английский манер».

Но совсем другое дело — неприлично богатый Троекуров и, напротив, бедный как церковная мышь Дубровский. Когда-то они были сослуживцами: только поэтому капризный Кирила Петрович благоволит — до поры до времени — к Андрею Гавриловичу. Вот что говорит о них автор:

Дубровский, отставной поручик гвардии, был ему [Кирилу Петровичу] ближайшим соседом и владел семьюдесятью душами. Троекуров, надменный в сношениях с людьми самого высшего звания, уважал Дубровского, несмотря на его смиренное состояние. Некогда были они товарищами по службе, и Троекуров знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера. Обстоятельства разлучили их надолго. Дубровский с расстроенным состоянием принуждён был выйти в отставку и поселиться в остальной своей деревне. Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему своё покровительство, но Дубровский благодарил его и остался беден и независим.

Обратим внимание на чины героев. Кирила Петрович Троекуров, как следует из длинного документа, помещённого во второй главе «Дубровского», — генерал-аншеф, а Андрей Гаврилович — отставной поручик. Насколько велика пропасть между ними?

Вспомним, что в Российской империи существовал важный документ — так называемая «Табель о рангах» («табель» значит «таблица»). Согласно этой бумаге, появившейся с лёгкой руки Петра I, все звания делились на 14 классов, где 1 — самое престижное, а 14 — самое «мелкое». Так вот, чин «генерал-аншеф» соответствовал второму классу: выше него был только генерал-фельдмаршал — звание, обладателем которого был, к слову, М. И. Кутузов, и за всё существование России фельдмаршалов насчитывалось человек семьдесят, не больше. Что же касается поручиков, этих-то было пруд пруди: данное звание соответствовало аж 12-му классу! Ниже этого чина — только подпоручик и прапорщик.

Итак, Троекуров принадлежал к самой-самой верхушке, тогда как Дубровский едва ли мог появиться в приличном обществе, чтобы его не осмеяли. И конечно, эти титулы вовсе не говорят о том, что Кирила Петрович, дабы получить такое высокое звание, лез из кожи вон — а Андрей Гаврилович на службе пальца о палец не ударил. Конечно, нет: всё дело в происхождении и связях.

Однако, кроме девяти классов «Табели о рангах», приятелей разделяла и, так сказать, материальная база. В подчинении у Кирилы Петровича находилось 3 000 душ. Вспомним, что в эту цифру не входили женщины, умножим на два — и получим огроменную толпу! (Для сравнения, в компании Илона Маска SpaceX, сотрудники которой ни много ни мало запускают космические корабли, немногим больше 9 000 сотрудников.) А вот у Андрея Гавриловича было всего 70 душ — если брать с женщинами, то 140. В любом случае, многого ли может добиться полтораста крестьян? Конечно, вспахать поле и собрать урожай им под силу, но о какой-то огромной прибыли речи не идёт. Так что, пока Кирила Петрович богател и богател, его сосед едва сводил концы с концами. Тем более что Владимир Дубровский учился в Санкт-Петербургском кадетском корпусе и, выпустившись, остался служить в Петербурге — и отец посылал немалые суммы, чтобы молодой человек мог жить вольготно.

Однако, что любопытно, с психологической точки зрения разница между Троекуровым и Дубровским-старшим не так уж велика.

В некоторых отношениях и судьба их была одинакова: оба женились по любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол». Андрей Гаврилович качал головой и отвечал обыкновенно: «Нет, Кирила Петрович: мой Володька не жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на бедной дворяночке, да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабенки».

Как же реагировал Троекуров на подобные выпады? Поначалу — спокойно. Дубровский мог высказать неугодное богачу мнение и в личной беседе, и при полном собрании гостей — и Кирила Петрович этому даже радовался. Возможно, всё дело было в том, что Троекуров понимал, хоть сам себе и не признавался: соседи боятся, но не уважают его. Иметь «личного» правдоруба среди компании льстецов — для такого человека, как Троекуров, это почти роскошь.

Однако доверять тем, кто помешался на власти и богатстве, — затея не только бессмысленная, но и опасная. Дубровский-старший, думается, должен был предположить, что рано или поздно Кирила Петрович окончательно озвереет — и решит «убрать с дороги» даже верного друга. И это действительно произошло, причём ссора разгорелась из-за пустяка:

Раз в начале осени, Кирила Петрович собирался в отъезжее поле. <…> Хозяин и гости пошли на псарный двор, где более пяти сот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирила Петровича на своём собачьем языке. Тут же находился и лазарет для больных собак, <…> и отделение, где благородные суки ощенялись и кормили своих щенят. Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением и никогда не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих каждый осмотривал его по крайней мере уже в двадцатый раз. <…> Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею Кирила Петровича. Один Дубровский молчал и хмурился. Он был горячий охотник. Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и одну свору борзых; он не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения. «Что же ты хмуришься, брат, — спросил его Кирила Петрович, — или псарня моя тебе не нравится?» «Нет, — отвечал он сурово, — псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим собакам». Один из псарей обиделся. «Мы на свое житьё, — сказал он, — благодаря бога и барина, не жалуемся, а что правда — то правда, иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю канурку. Ему было б и сытнее и теплее».

Кирила Петрович громко засмеялся при дерзком замечании своего холопа <…>. Дубровский побледнел и не сказал ни слова. <…> Андрей Гаврилович скрылся, и никто того не заметил.

Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать и тогда только, не видя Дубровского, хватился о нём. Люди отвечали, что Андрей Гаврилович уехал домой. Троекуров велел тотчас его догнать и воротить непременно. <…>

На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович? Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила Петрович приказал своему писарю читать его вслух — и услышал следующее:

Государь мой премилостивый,

я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю — потому что я не шут, а старинный дворянин.

Разгневанный «дерзостью» бывшего друга, Троекуров решил обманным путём присвоить его имение; так началась ненужная тяжба, которая подорвала здоровье Андрея Гавриловича. В это время главные герои — двадцатитрёхлетний Владимир Дубровский и семнадцатилетняя Маша Троекурова — ещё не догадывались, что произошло между их родителями…

Печальный финал

Дочитав «Дубровского», проницательный школьник наверняка задастся вопросом: почему автор так жестоко обошёлся со своими героями? Ведь была же уже у Пушкина «Барышня-крестьянка», где деткам из враждующих кланов всё-таки повезло! И вообще, как-то всё это не похоже на Александра Сергеевича: чем-чем, а лишней кровожадностью он никогда не славился. ..

Да, у Пушкина были «Южные поэмы», где всё заканчивалось о-о-очень печально, — но те написаны в начале 1820-х, когда классик увлекался романтизмом. Однако в 1830-х Александр Сергеевич-то — уже реалист! Это, конечно, не значит, что в поздних работах Пушкина были исключительно хеппи-энды: «Медный всадник» с «Евгением Онегиным» заканчиваются не сказать чтобы весело, но на их страницах и юмора немало. По крайней мере, над Евгением, живущим в Коломне, и над Владимиром Ленским автор потешается от души — и только потом, дойдя до траурных событий, переходит на задушевный тон. А «Дубровский» написан уж слишком серьёзно: с чего бы это?

Объяснение есть. Всё дело в том, что «Дубровский» — неоконченная повесть Пушкина: написав в 1833-м знакомый всем российским школьникам текст, классик отложил работу в долгий ящик. Публиковать её в таком виде он не собирался, но и забрасывать не планировал: сохранился черновик, в котором классик скупо наметил, что будет происходить с Володей и Машей дальше.

К сожалению, завершить работу над «Дубровским» Пушкину было не суждено: спустя четыре года, в 1837-м, Александр Сергеевич погиб во время дуэли с Жоржем Дантесом. А повесть о том, как поссорились два дворянина — генерал-аншеф и отставной полковник, — подготовил к публикации не кто иной, как Василий Андреевич Жуковский.

покрытий звезд Луной, наблюдавшихся в обсерватории Энгельгардта в Казани в 1914–1924 гг.: №№ 1–88 обработаны А. А. Яковкиным, № 89–227 К. К. Дубровским | Ежемесячные уведомления Королевского астрономического общества

Фильтр поиска панели навигации Ежемесячные уведомления Королевского астрономического обществаЭтот выпускЖурналы РАНАстрономия и астрофизикаКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Расширенный поиск

Журнальная статья

Ежемесячные уведомления Королевского астрономического общества , том 86, выпуск 9, июль 1926 г. , страницы 658–664, https://doi.org/10.1093/mnras/86.9.658

Опубликовано:

14 июля 1926 г.

Закрыть

Расширенный поиск

Предварительный просмотр первой страницы статьи PDF

Закрыть

Этот контент доступен только в формате PDF.

Раздел выпуска:

Статьи

Скачать все слайды

Цитаты

Альтметрика

Дополнительная информация о метриках

Оповещения по электронной почте

Оповещение об активности статьи

Предварительные уведомления о статьях

Оповещение о новой проблеме

Оповещение о текущей проблеме

Получайте эксклюзивные предложения и обновления от Oxford Academic

Система астрофизических данных

Резюме объявлений

Ссылки на статьи по телефону

Последний
Самые читаемые
Самые цитируемые

Уравновешивание эффективности и стохастичности звездообразования с поглощением пыли в галактиках z ≳ 10, наблюдаемых JWST

SAMI-Hi: представление Hi о соотношении Ha Талли-Фишера и выпуске данных

Долгосрочный широкополосный отклик в MKN 110

Моделирование 3D Force-Free магнитосфер нейтронных звезд

Различие между фотоионизированным и ударно-ионизированным газом в окологалактической среде

Гертруда Вишник Дубровская, 1926 — 2012

Писатель, историк и независимый ученый

Родители Гертруды Вишник Дубровски иммигрировали в Соединенные Штаты из Польши на рубеже прошлого века. В начале своего брака они предприняли неудачную попытку заниматься сельским хозяйством, а затем открыли прачечную в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде. С помощью земельного гранта от еврейских благотворительных организаций, созданных для этой цели, они попытались снова, присоединившись к общине еврейских фермеров в Фармингдейле, штат Нью-Джерси. Многие были иммигрантами из Восточной Европы, говорящими на идиш; у них было мало знаний о сельском хозяйстве до прибытия в сельскую местность Нью-Джерси, где им пришлось научиться выращивать кур и другой домашний скот.

Одна из четырех детей, Гертруда посещала однокомнатную школу и надеялась поступить в колледж. Ее мать умерла, когда ей было восемь лет. Ее отец не верил, что девочкам нужен колледж, поэтому она присоединилась к своему брату на семейной птицеферме.

В интервью 1987 года газете New York Times она вспоминала, что отношения с соседями-неевреями были напряженными или вообще отсутствовали, а иногда Ку-клукс-клан сжигал кресты на лужайках или маршировал мимо ферм новых поселенцев. Она сказала Times , что, по ее мнению, «старожилы-фермеры могли быть возмущены новоприбывшими евреями».

Она также вспоминала моменты соседской доброты. «Когда ее мать умерла через полтора года после переезда на ферму, — рассказала она Times, соседка-нееврейка, — позаботилась о цыплятах в мучительные дни похорон и последовавший за ними траурный период. принесли семье свежеприготовленные сливки и масло».

В 1946 году, за две недели до своего 20-летия, она вышла замуж за Джека Дубровского, также сына еврейского фермера-птицевода в Фармингдейле. Они завели собственное хозяйство.

Фермерская жизнь не удовлетворяла ее любопытство и драйв. В начале 1950-х годов, когда второй из ее трех детей пошел в детский сад, она начала ходить на занятия в Джорджиан-Корт-колледж, католическую женскую школу в соседнем Лейквуде, штат Нью-Джерси.

По иронии судьбы, там она узнала об иудаизме больше, чем дома. Она описала это так: «Я выросла без религии. Я никогда не рассматривал иудаизм ни с философской, ни с теологической точки зрения. Без религиозной веры я был вынужден постоянно задавать вопросы и бросать вызов. Результатом стало обращение к моей собственной религии, поиск ответов в рамках, которые были хотя бы смутно знакомы, если не полностью убедительны. К чести монахинь, мой еврейский поиск поощрялся, мои вопросы никогда не прерывались, и постоянно прилагались терпеливые усилия, чтобы ответить мне».

Она окончила колледж в 1956 году. В течение следующих 15 лет, когда ее брак распался, она получила степень магистра в Рутгерском университете и преподавала в гимназии, средней школе и четырех колледжах и университетах. В 1973 году она защитила докторскую диссертацию в педагогическом колледже Колумбийского университета. Для своей диссертации она перевела Kentucky , целую серию стихов, написанных вскоре после Первой мировой войны знаменитым еврейским поэтом И.Дж. Шварца о еврейской идентичности среди иммигрантов на юге сельской местности после Гражданской войны. Прошло 20 лет, но в 1990 издательство University of Alabama Press опубликовало перевод.

В 1974 году она решила, что в правительстве не хватает женщин, поэтому она что-то предприняла – баллотировалась в Конгресс. Наклейка на ее бампере гласила: «Поместите женщину в Палату представителей». Она заняла шестое место из шести претенденток.

Благодаря гранту Национального фонда гуманитарных наук Дубровски провела устную историю фермеров Фармингдейла и в 1992 году опубликовала историю общины в своей второй книге « Земля принадлежала им: еврейские фермеры в штате садов» .

Несмотря на то, что у нее не было опыта работы в кино и у нее было очень мало средств, она решила снять документальный фильм по своей книге. Ее настойчивость окупилась в 1993 году, когда канал PBS транслировал сериал «Земля принадлежит им » (доступен в Национальном центре еврейского кино).

В 1984 году она получила стипендию в Оксфордском центре изучения иврита и иудаизма и провела там год. Находясь в Англии, друг познакомил ее с Гретой Беркилл, русской иммигранткой, которая помогала организовывать конвои Kindertransport, доставлявшие тысячи европейских еврейских детей из нацистской Германии в Англию в конце XIX века. 30 с.

После завершения Земля принадлежала им Дубровский взялся за документирование работы этой женщины, которая стояла перед парламентом, чтобы бороться за право детей Kindertransport продолжать свое образование после 14 лет, когда бесплатное образование закончилось. в Англии того времени. Кульминацией стала публикация в 2004 году « Six From Leipzig » шести двоюродных братьев, приехавших на Kindertransport.

В конце 1970-х она попала в плачевное состояние длительного ухода за стареющими и начала писать на эту тему в течение 9 лет.0013 Нью-Йорк Таймс . Эти колонки вызвали у нее гнев нескольких домов престарелых и судебный процесс от одного, хотя она и Times одержали победу.

В статье, опубликованной в 1980 году, она описала визит к своей мачехе Хильде, которая находилась в доме престарелых и страдала слабоумием. «Ты отпускаешь память и забываешь. Что еще делать?» — говорит Хильда. «У меня не было возможности ответить. Я достал из сумочки скомканный конверт и написал на нем ее слова. Когда-нибудь в будущем мне тоже, возможно, придется отпустить память», — написала Дубровски в навязчивом предзнаменовании своей собственной борьбы с болезнью Альцгеймера.

К концу работы над номером Six From Leipzig у нее начались проблемы. Она заметила, что может дублировать абзацы, не осознавая этого. Она боролась с замешательством ранней болезни Альцгеймера, чтобы закончить книгу.

В 2007 году она перевела ее в Rogerson House, лечебницу для больных болезнью Альцгеймера в Массачусетсе. В течение первого года пребывания там она вела дневник. Поскольку она категорически отказывалась верить, что у нее болезнь Альцгеймера, она не могла объяснить, почему у нее проблемы с памятью. Поэтому она написала в своем дневнике, пытаясь найти ответ. «Иногда мне кажется, что у меня остались только воспоминания и больше нет оригинальных мыслей», — написала она. Воспоминания не всегда приветствуются. Я не могу отделить плохое от хорошего, болезненное от приятного. … Подходя к концу, я не чувствую себя мудрее и совсем не чувствую себя довольным.