Дубровский слушать 4 и 5 главы: Дубровский. Том 1. Глава 4

Аудиокнига Алые паруса

Аудиокнига «Алые паруса» — трогательная история о девушке, чья мечта о прекрасном принце сбылась, несмотря на тяготы жизни и насмешки окружающих. Мечтательная Ассоль происходила из бедной семьи: ее мать умерла, а отец зарабатывал, создавая игрушечные корабли. Некогда девочке предсказали, что возлюбленный приплывет за ней на корабле с красными парусами. Эта мечта поддерживала ее долгие годы, помогая справляться с суровой реальностью. Несмотря на обстоятельства, прекрасная фантазия героини аудиокниги «Алые паруса» сбылась. История Александра Грина наполнена светлыми надеждами, яркими образами и глубоким чувством справедливости. Именно поэтому она нравится как девочкам, так и мальчикам.

Аудиокнига Алые паруса слушать

  • 1

    Глава 1. Предсказание

    45:59

  • 2

    Глава 2. Грэй

    40:27

  • 3

    Глава 3. Рассвет

    29:10

  • 4

    Глава 4. Накануне

    29:04

  • 5

    Глава 5. Боевые приготовления

    26:26

  • 6

    Глава 6. Ассоль остается одна

    10:33

  • 7

    Глава 7. Алый Секрет

    21:08

  • 1

    Глава 1. Предсказание

    43:26

  • 2

    Глава 2. Грэй

    40:06

  • 3

    Глава 3. Рассвет

    28:26

  • 4

    Глава 4. Накануне

    27:53

  • 5

    Глава 5. Боевые приготовления

    26:10

  • 6

    Глава 6. Ассоль остается одна

    10:26

  • 7

    Глава 7. Алый Секрет

    20:55

Данные о произведении

  • Категория

    аудио повести и романы

  • Автор

    Александр Грин

  • Тематические сборники и коллекции

    Аудиосказки для детей 6 – 7 – 8 – 9 лет, Аудиокниги для детей (10+)

  • Другие аудио повести и романы

    Мэри Поппинс, Дикая собака Динго или повесть о первой любви

Пушкин А.С. — Дубровский Глава VI

Скачать текст произведения

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9
10 11 12 13 14
15 16 17 18 19
Примечания
Из ранних редакций

Назад Вперед

ГЛАВА VI

«Итак, всё кончено,— сказал он сам себе;— еще утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты». И глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил ее облокоченною на перила, в белом утреннем платье с алой розою в волосах. «И портрет этот достанется врагу моего семейства,— подумал Владимир,— он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его псарей, а в ее спальной, в комнате, где умер отец, поселится его приказчик или поместится его гарем. Нет! нет! пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня». Владимир стиснул зубы, страшные мысли рождались в уме его. Голоса подьячих доходили до него, они хозяйничали, требовали то того, то другого и неприятно развлекали его среди печальных его размышлений. Наконец всё утихло.

Владимир отпер комоды и ящики, занялся разбором бумаг покойного. Они большею частию состояли из хозяйственных счетов и переписки по разным делам. Владимир разорвал их, не читая. Между ими попался ему пакеА с надписью: письма моей жены. С сильным движением чувства Владимир принялся за них: они писаны были во время турецкого похода и были адресованы в армию из Кистеневки. Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия‘ с нежностию сетовала на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй подруги; в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство насчет здоровья маленького Владимира; в другом она радовалась его ранним способностям и предвидела для него счастливую и блестящую будущность. Владимир зачитался и позабыл всё на свете, погрузясь душою в мир семейственного счастия, и не заметил, как прошло время. Стенные часы пробили одиннадцать. Владимир положил письма в карман, взял свечу и вышел из кабинета. В зале приказные спали на полу. На столе стояли стаканы, ими опорожненные, и сильный дух рома слышался по всей комнате. Владимир с отвращением прошел мимо их в переднюю.— Двери были заперты. Не нашед ключа, Владимир возвратился в залу,— ключ лежал на столе, Владимир отворил дверь и наткнулся на человека, прижавшегося в угол; топор блестел у него, и, обратясь к нему со свечою, Владимир узнал Архипа-кузнеца. «Зачем ты здесь?» — спросил он.

«Ах, Владимир Андреевич, это вы,— отвечал Архип пошепту,— господь помилуй и спаси! хорошо, что вы шли со свечою!» Владимир глядел на него с изумлением. «Что ты здесь притаился?»—спросил он кузнеца.

— Я хотел… я пришел… было проведать, всё ли дома,— тихо отвечал Архип запинаясь.

— А зачем с тобою топор?

— Топор-то зачем? Да как же без топора нонече и ходить. Эти приказные такие, вишь, озорники — того и гляди…

— Ты пьян, брось топор, поди выспись.

— Я пьян? Батюшка Владимир Андреевич, бог свидетель, ни единой капли во рту не было… да и пойдет ли вино на ум, слыхано ли дело, подьячие задумали нами владеть, подьячие гонят наших господ с барскогќ двора… Эк они храпят, окаянные; всех бы разом, так и концы в воду.

Дубровский нахмурился. «Послушай, Архип,— сказал он, немного помолчав,— не дело ты затеял. Не приказные виноваты. Засвети-ка фонарь ты, ступай за мною».

Архип взял свечку из рук барина, отыскал за печкою фонарь, засветил его, и оба тихо сошли с крыльца и пошли около двора.

Сторож начал бить в чугунную доску, собаки залаяли.К«Кто сторожа?» — спросил Дубровский. «Мы, батюшка,— отвечал тонкий голос,— Василиса да Лукерья».— «Подите по дворам,— сказал им Дубровский,— вас не нужно».— «Шабаш»,— примолвил Архип. «Спасибо, кормилец»,— отвечали бабы и тотчас отправились домой.

Дубровский пошел далее. Два человека приблизились к нему; они его окликали. Дубровский узнал голос Антона и Гриши. «Зачем вы не спите?» — спросил он их. «До сна ли нам,— отвечал Антон.— До чего мы дожили, кто бы подумал…»

— Тише!— прервал Дубровский,— где Егоровна?

— В барском доме, в своей светелке,— отвечал Гриша.

— Поди, приведи ее сюда да выведи из дому всех наших людей, чтоб ни одной души в нем не оставалось, кроме приказных, а ты, Антон, запряги телегу.

Гриша ушел и через минуту явился с своею матерью. Старуха не раздевалась в эту ночь; кроме приказных, никто в доме не смыкал глаза.

— Все ли здесь?— спросил Дубровский,— не осталось ли никого в доме?

— Никого, кроме подьячих,— отвечал Гриша.

— Давайте сюда сена или соломы,— сказал Дубровский.

Люди побежали в конюшню и возвратились, неся в охапках сено.

— Подложите под крыльцо. Вот так. Ну, ребята, огню!

Архип открыл фонарь, Дубровский зажег лучину.

— Постой,— сказал он Архипу,— кажется, второпях я запер двери в переднюю, поди скорей отопри их.

Архип побежал в сени — двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: «Как не так, отопри!» — и возвратился к Дубровскому.

Дубровский приблизил лучину, сено вспыхнуло, пламя взвилось и осветило весь двор.

— Ахти,— жалобно закричала Егоровна,— Владимир Андреевич, что ты делаешь?

— Молчи,— сказал Дубровский.— Ну, дети, прощайте, иду куда бог поведет; будьте счастливы с новым вашим господином.

— Отец наш, кормилец,— отвечали люди,— умрем, не оставим тебя, идем с тобою.

Лошади были поданы; Дубровский сел с Гришею в телегу и назначил им местом свидания Кистеневскую рощу. Антон ударил по лошадям, и они выехали со двора.

Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики:­«Горим, помогите, помогите».— «Как не так»,— сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка,— говорила ему Егоровна,— спаси их, окаянных, бог тебя наградит».

— Как не так,— отвечал кузнец.

В сию минуту приказные показались в окнах, стараясь выломать двойные рамы. Но тут кровля с треском рухнула, и вопли утихли.

Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели огненной метелью, избы загорелись.

— Теперь всё ладно,— сказал Архип,— каково горит, а? чай, из Покровского славно смотреть.

В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть; со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканьем призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние. «Чему смеетеся, бесенята,— сказал им сердито кузнец.— Бога вы не боитесь: божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь»,— и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. «Ну, ребята, прощайте,— сказал он смущенной дворне,— мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом».

Кузнец ушел; пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец унялся, и груды углей без пламени ярко горели в темноте ночи, и около них бродили погорелые жители Кистеневки.

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9
10 11 12 13 14
15 16 17 18 19
Примечания
Из ранних редакций

Назад Вперед

Новая глава для Glass. После двух лет ограниченной программы… | by Jay Kothari

После двух лет ограниченной программы Glass Enterprise Edition теперь доступна большему количеству компаний через нашу сеть партнеров-экспертов

В 2014 году моя команда работала в GE Aviation в Цинциннати, штат Огайо. , наблюдая, как механики собирают и ремонтируют авиадвигатели. Техническое обслуживание самолетов — сложная и специализированная задача, и любые ошибки могут привести к дорогостоящим задержкам или необходимости проводить весь процесс обслуживания заново. Механики двигались осторожно, кладя инструменты и взбираясь вверх и вниз по лестнице, сверяясь с бумажными инструкциями между шагами.

Перенесемся в сегодняшний день, и механики GE теперь используют программное обеспечение Glass от нашего партнера Upskill, которое показывает им инструкции с видео, анимацией и изображениями прямо в их поле зрения, поэтому им не нужно останавливать работу, чтобы проверить свои переплеты или компьютер, чтобы знать, что делать дальше. По их оценкам, после использования Glass с Upskill они не только уменьшили количество ошибок в ключевых точках сборки и капитального ремонта двигателей, но и повысили эффективность своей механики на 8–12%.

Слева находится руководство по сборке двигателя, к которому обращались механики GE. Теперь они используют Glass Enterprise Edition справа.

Компания GE одной из первых ощутила преимущества стекла на рабочем месте. Сейчас более 50 компаний, в том числе AGCO, DHL, Dignity Health, NSF International, Sutter Health, The Boeing Company и Volkswagen, используют Glass, чтобы выполнять свою работу быстрее и проще, чем раньше. Основываясь на положительных отзывах, которые мы получили от этих клиентов в рамках специальной программы, которую мы проводили в течение последних двух лет, мы теперь делаем Glass Enterprise Edition доступным для большего количества компаний через нашу партнерскую сеть.

Персонализация Glass для рабочих

Glass, как вы, возможно, помните, — это очень маленький и легкий носимый компьютер с прозрачным дисплеем, который выводит информацию на линию прямой видимости. В рабочей обстановке вы можете закрепить его на очках или промышленных оправах, таких как защитные очки, чтобы вам не приходилось переключать внимание между тем, что вы делаете руками, и контентом, который вам нужен для выполнения вашей работы.

Работники во многих областях, таких как производство, логистика, выездные службы и здравоохранение, считают полезным обращаться к носимым устройствам за информацией и другими ресурсами, пока их руки заняты. Вот почему последние два года мы тесно сотрудничали с сетью из более чем 30 партнеров-экспертов, чтобы создать индивидуальное программное обеспечение и бизнес-решения для Glass для людей, работающих в этих областях. Мы также улучшили дизайн и оборудование, чтобы сделать их легкими и удобными для длительного ношения. Мы также увеличили мощность и срок службы батареи.

Работники AGCO используют Glass, чтобы просматривать инструкции по сборке, составлять отчеты и получать удаленную видеоподдержку.

Работники AGCO, производителя сельскохозяйственной техники в Джексоне, Миннесота, используют Glass Enterprise Edition. Сократив количество операций, которые рабочие должны выполнять, просматривая контрольные списки, просматривая руководства по эксплуатации или отправляя фотографии с планшетов или ноутбуков во время сборки машин, Glass сократила время производства оборудования на 25 процентов и время проверки на 30 процентов. Как объясняет Пегги Гулик, директор по совершенствованию бизнес-процессов, «сотрудники теперь работают умнее, быстрее и безопаснее, потому что вся необходимая информация находится прямо у них на виду».

«Сотрудники теперь работают эффективнее, быстрее и безопаснее, потому что вся необходимая информация находится прямо у них на виду». Пегги Гулик, директор по совершенствованию бизнес-процессов, AGCO

DHL наблюдает аналогичные результаты. У сотрудников DHL есть процесс цепочки поставок, называемый «сбором заказов», когда они выполняют заказы, сканируя товары со стеллажей, прежде чем перемещать их в контейнеры или ящики на тележках для отправки. Используя решение от Ubimax with Glass, теперь они получают инструкции в режиме реального времени о том, где предметы должны быть размещены на тележках, с помощью наглядных пособий. Теперь, когда их руки свободны от бумажных инструкций, сборщики могут работать гораздо эффективнее и удобнее, и, по оценкам DHL, они повысили эффективность цепочки поставок на 15%.

Сотрудники DHL используют Glass для более быстрого перемещения товаров по складу.

Glass также помогает медицинским работникам. Врачи Dignity Health используют Glass с приложением, которое наш партнер Augmedix называет «удаленным писцом». Теперь вместо того, чтобы печатать на компьютере во время консультаций, они могут общаться с пациентами, глядя им в глаза, слушая, как они говорят, и задавая вопросы — и все это с уверенностью, что вся работа по ведению заметок выполняется в фоновом режиме. Директор по медицинской информации Dignity, д-р Дэвин Лундквист, говорит, что в дополнение к повышению качества обслуживания, компания Glass также сократила время, которое они тратят на набор записей пациентов и другую административную работу, с 33 до менее чем 10 процентов в день. удвоение количества времени, которое они взаимодействуют с пациентами.

Используя Glass, врачи и медсестры Dignity Health могут сосредоточиться на уходе за пациентами, а не на ведении документации.

Доктор Альберт Чен из Sutter Health рассказывает похожую историю. Используя Glass с Augmedix, врачи Sutter Health подсчитали, что они сократили количество времени, которое они тратят на ведение электронных медицинских карт, примерно на два часа в день. Он также говорит, что Glass «вернула моим врачам радость медицины», потому что позволяет им сосредоточиться на пациентах, а не на технологиях.

Гласс «вернул радость медицины моим врачам». Доктор Альберт Чен, Sutter Health

Мы впервые увидели признаки потенциала Glass для бизнеса во времена Glass Explorer. Как мы уже говорили, когда мы закончили , , мы наблюдали невероятные разработки с использованием Glass на рабочем месте. Теперь команда разработчиков Glass вернулась в X, и мы будем сотрудничать с командой Google Cloud и нашими партнерами, чтобы помочь клиентам из различных секторов бизнеса максимально эффективно использовать Glass. Вместе мы надеемся, что все больше компаний предоставят своим сотрудникам возможность работать быстрее и более целенаправленно, без помощи рук.

Земля принадлежала им: еврейские фермеры в штате садов by Gertrude W. Dubrovsky | eBook

The Land was Theirs
Jewish Farmers in the Garden State

By Gertrude Wishnick Dubrovsky

The University of Alabama Press

Copyright © 1992 The University of Alabama Press
All rights reserved.
ISBN: 978-0-8173-8873-7


ГЛАВА 1

The Place

Фармингдейл

Фармингдейл — небольшой городок в центральной части Нью-Джерси, в семи милях к западу от Атлантического океана, в пятидесяти милях к югу от Нью-Йорка и в шестидесяти милях к северо-востоку от Филадельфии. В 1919 году две еврейские семьи поселились на ферме на окраине города, в котором тогда проживало около 600 человек. Сегодня их чуть более чем в два раза больше; перепись 1980 года дала цифру 1348 человек.

Много лет назад Джерси-Сентрал каждый день делал несколько остановок на своей маленькой очаровательной железнодорожной станции, а автобусы, регулярно курсирующие между Трентоном и Эсбери-парком, останавливались на углу Мейн-стрит и Эсбери-авеню, чтобы забрать или высадить пассажиров. Теперь в Фармингдейле больше нет общественного транспорта; железнодорожная станция заброшена, автобусы перешли на другие маршруты. Нет и особой причины, по которой можно было бы искать это место, если только не навестить родственников или друзей.

Чистый, аккуратный городок с одной улицей, без самобытной архитектуры, без исторических памятников, без уникальных магазинов. Это как сотни и тысячи других в Америке. Банк, почта, супермаркет, аптека, винный магазин, три церкви, два врача, два дантиста и пожарная часть — вот арендаторы Мейн-стрит.

Когда-то здесь была старомодная пекарня с кирпичной печью, в безупречных стеклянных витринах и на полках которой выставлялся хрустящий хлеб и свежие острые имбирные пряники. Хозяин часто давал в подарок ребенку, смотрящему через стекло на полки, печенье. Это прошло. В супермаркете продаются расфасованные и завернутые продукты, которые не вызывают ни восторга у детей, ни подарков от менеджера.

В Фармингдейле раньше был универсальный магазин, где можно было найти все и вся, от булавок и тканей до муки и сахара, садовых инструментов и рабочей обуви — чудесный магазин, который не стал универмагом пластика. Это тоже исчезло, просто исчезло. Хозяева умерли, завещав имущество городу с условием разбить на месте магазина небольшой парк и предоставив на это деньги. Две каменные скамьи на лужайке и мраморный камень с легендой — все это мебель завещания.

Город рос медленно; его население осталось небольшим. Люди в Фармингдейле наблюдали, как стареют друг друга. Каждую ночь они укладывали город спать в восемь часов.

Несмотря на малочисленность населения, когда-то его главная улица была оживленной, очень оживленной. Жители окружающего городка Хауэлл, живущие в своих различных общинах, приезжали в Фармингдейл за покупками, обычно в субботу вечером. В первой четверти века по субботам было так многолюдно, что часто было трудно проехать по Главной улице. Запряженные лошадьми повозки и фургоны конкурировали с автомобилями за парковочное место. Теперь торговые центры, свободно расположенные вдали от окружающих крупных автомагистралей, потребовали торговли от значительной части ферм и сельского населения, которое когда-то зависело от Фармингдейла в плане своей торговли и основных продуктов питания.

Сердцем общественной жизни различных общин городка были Мыза и церковь, которые также служили местами для собраний и общественными залами. Девять школ в городке Хауэлл — однокомнатные и двухкомнатные — не использовались для вечерних собраний, как это часто делают в школах сейчас. В 1932 году, когда моя семья переехала на ферму недалеко от Фармингдейла, в школах было электричество, но не было центрального отопления и водопровода. Кроме того, ряды сидений, жестко закрепленные на полу, не давали никакой гибкости для групп.

У жителей городка были и другие места сбора. Например, в кузнице рядом со школой в Уэст-Фармс человек всегда мог найти собеседника и теплый огонь зимой. Зимой, когда ни дерево, ни поле не плодоносили, у фермеров было предостаточно времени для общения.

Напротив кузницы находился универсальный магазин Вули, еще одно место сбора. Как и универсальный магазин в городке Фармингдейл, Вули продавал все подряд. Один пожизненный житель Фармингдейла описывает его как «универмаг. Мука и сахар в больших бочках. Обувь. Носки. магазин на довольно большой площади.»

Вули также продавал леденцы за копейки. Каждый день во время обеденного перерыва дети из школы Вест-Фармс через дорогу приходили с монетами в кулаках, чтобы сделать покупки среди баночек с яркими конфетами на прилавке. Вся семья Вули вышла из задней части магазина, чтобы помочь примерно тридцати покупателям.

Когда дети ушли, мужчины вернулись к своим играм в шашки или своим сплетням. У Мэри Пескин, дочери пионера Бенджамина Пескина, сложилось впечатление, что мужчины сидели без дела, курили и обменивались новостями. «Здесь они узнавали все новости, вот и сходили, и садились у печки, и грелись, и разговаривали, и наверстывали упущенное: «Что тут случилось?» или «Как дела?» … потому что … ну, у нас не было газеты «. Пока мужчины общались, фермерские женщины, жившие в нескольких минутах ходьбы, делали покупки и уходили. Вули объезжал отдаленные фермы на лошади и повозке, а позже и на грузовике, чтобы принимать и доставлять заказы на продукты.

Семьи, живущие в различных районах городка Хауэлл, имеют хорошо зарекомендовавшие себя корни, большинство из них из поколения в поколение жили на одних и тех же фермах, где основными культурами были картофель и помидоры, кукуруза, ягоды и фруктовые сады. Почти у всех фермеров были дойные коровы, а некоторые занимались молочным хозяйством.

Большинство жителей Фармингдейла всю жизнь прожили на своих фермах. Немногие когда-либо отваживались выезжать далеко за пределы соседних городов. Один мужчина лет восьмидесяти подытожил опыт многих, сказав: «Я никогда нигде больше не жил, а моя жена переезжала только один раз. Она была дочерью фермера и переехала сюда со мной, когда мы поженились. … И никто из нас не переехал. Мы оба остались здесь до сих пор, до конца.

Когда они поженились, они планировали провести медовый месяц на Ниагарском водопаде, и в первый раз уехали так далеко. Они добрались до Олбани, а затем были полны беспокойства по поводу возвращения. «Мы целый день добирались до Олбани… Ей-богу, мы думали, что никогда не вернемся домой. Мы забрались так далеко от дома… Итак, мы вернулись в Нью-Йорк и провели остаток неделю в Нью-Йорке». Тридцать пять лет спустя они наконец посетили Ниагарский водопад.

Если родители не уезжали далеко от дома, то и дети тоже. Они считали Нью-Йорк или Филадельфию другим миром, а Европа была далеко, как луна. Дети посещали ближайшую к их дому государственную школу, куда они шли пешком или добирались на автобусе, а также ходили в воскресную школу при местной церкви.

Как и город Фармингдейл, прилегающие фермерские поселения городка Хауэлл были изолированными, провинциальными и бедными. Люди много работали и хорошо заботились о своих полях, садах и животных. Нововведения появлялись очень медленно и не сразу принимались.

Школьная система упорно сопротивлялась изменениям; ненадежная экономика была образом жизни, а политика отражала консерватизм. Казалось, что весь район погрузился в глубокий сон. Но в этом была его прелесть. Район не только был свободен от напряженности и суматохи близлежащих городов, но и совершенно не знал о них. 9Бенджамин Пескин и его брат- зять, Исраэль Фридман, когда в 1919 году они совершили поездку по центральному Нью-Джерси в поисках фермы и нового дома. Они прибыли поздней весной, когда обочины дорог покрывал белый горный лавр, а все остальное покрывал свежий зеленый ковер. Хотя дома, которые они видели на продажу, казались ветхими, территория вокруг них была прекрасна. Они нашли именно то место, которое искали. В течение двух месяцев они переселили свои семьи.

Эти двое и их жены пересекли континент из Восточной Европы в Западную, а затем пересекли океан и обосновались в Нью-Йорке, где прожили несколько лет. Они свободно говорили на пяти языках, их дети — на двух: на идише, на родном языке, и на английском, которым еще не владели их родители.

Как и большинство других еврейских иммигрантов, приехавших в Америку, Пескины и Фридманы оставили в своих маленьких русских деревушках под Смоленском и Витебском близкие родственные и надежные традиции. Когда они уехали из Нью-Йорка, они оставили после себя другую общину, состоящую из таких же еврейских иммигрантов, как они сами, и сеть из landmanshaften (общества землевладельцев или людей из одного и того же европейского города или региона) и другие социальные институты, с которыми они познакомились.

В своем новом доме в Фармингдейле они поддерживали прочные связи как со старым миром Восточной Европы, так и с новым миром Нижнего Ист-Сайда. Такие связи отличали их в Фармингдейле; больше никто не получал ни почты из России, ни посетителей из Нью-Йорка, ни газет странного шрифта.

Семьи не собирались создавать еврейскую общину, когда поселились на ферме среди чужаков. Их основной мотивацией было покинуть Нью-Йорк. Несмотря на полезные общественные организации, они сочли город неподходящим и несовместимым с их европейским видением Америки.

Живя в переполненных многоквартирных домах без свободного места, работая по шестнадцать часов в день в своих нью-йоркских прачечных, они начали думать об Америке как о куче грязного белья. Когда Пескин серьезно заболел во время эпидемии гриппа 1918 года, его врач посоветовал ему как можно скорее покинуть Нью-Йорк. Это был импульс, необходимый зятьям, чтобы сделать шаг.

Они читали в идишской прессе, как Еврейское сельскохозяйственное общество помогало еврейским иммигрантам селиться на фермах. Но когда они появились в нью-йоркском офисе JAS, вместо того, чтобы получить ожидаемую поддержку, им посоветовали тщательно обдумать некоторые холодные факты. Им говорили, что сельская Америка одинока и отчуждена, что жизнь на ферме будет тяжелой и что их семьи могут чувствовать себя потерянными в месте, где нет структуры еврейской общинной жизни.

Молодые люди были непреклонны. И Фридманы, и Пескины считали, что город не предлагает будущего для их детей. Более того, Фридман, впитавший и усвоивший социалистическую идеологию в России, чувствовал, что фермерская жизнь дает ему возможность жить в соответствии со своими принципами. Как фермер, он не был бы в состоянии эксплуатировать кого бы то ни было, да и сам он не мог бы эксплуатироваться. Решимость двух молодых людей завоевала уважение и сотрудничество со стороны JAS, которая отправила их в центр Нью-Джерси для разведки местности.

Они прибыли в Фармингдейл, осмотрели город и нашли в Уэст-Фармс красивую сельскую местность и ферму площадью пятьдесят три акра с домом, достаточно большим для двух семей. Хозяйственные постройки предоставили варианты, необходимые для домашнего скота. Они сразу же приняли решение купить по цене 6000 долларов. Фридман внес 1000 долларов, а Пескин — 2000 долларов; владелец взял ипотечный кредит на 2000 долларов, а остаток был получен из ссуды JAS, которая предусматривала либеральный график погашения в размере 200 долларов в год плюс 1 процент.

Мужчины почти не заметили, что примитивный дом был в очень плохом состоянии. В нем не было водопровода, центрального отопления и электричества. Все это не казалось большой проблемой летом, когда они купили недвижимость, но в первую зиму снег действительно проникал сквозь щели в окнах и стенах.

Миссис Фридман рассказывает, как однажды ночью от глубокого сна ее разбудил плач восьмимесячного ребенка. Когда она подошла к ребенку, то обнаружила, что его подгузник замерз. Иногда, по ее словам, было так холодно, что все семьи спали вместе в одной комнате. Но даже когда Хелен Фридман помнит трудности, она помнит, как сильно любила ферму. «Это было совсем как в Европе», — сказала она. «Все росло, воздух был свежим. Это было красиво».

Каким бы примитивным ни был дом, они были одними из немногих жителей Фармингдейла, у которых был телефон. Когда ребенок болел, вызывали городского врача, который давал указания по телефону и вместе с почтальоном отправлял лекарства. Миссис Фридман помнит, как он приехал с лекарством для ее сына, больного корью. Из-за языкового барьера почтальон не мог передать инструкции врача, поэтому он поступил следующим образом. Он смешал рецепт, помешал указательным пальцем и дал больному ребенку. «Он выздоровел», — смеясь, сказала Хелен Фридман.

Поскольку ни у Пескина, ни у Фридмана не было опыта ведения сельского хозяйства, они посоветовались с соседями о культурах и методах посадки. Г-н Ван Брант дал им совет по посадке картофеля. Ранней весной они заложили семена и с нетерпением ждали, но недостаточно долго; Картофель, который они выкопали, был размером с грецкий орех, и для него не было рынка. Вместо того, чтобы выбрасывать плоды своего труда, они хранили картофель в сарае, чтобы семья использовала его зимой. Вместо этого коровы и лошади залезли в урну и наелись досыта. Хелен Фридман рассказывает, как животные «взорвались, как воздушные шары с газом», и в конечном итоге их пришлось уничтожить. Это был сильный удар по их шаткой экономике. «Это было худшее, что случилось с нами на ферме, когда мы не добились успеха в первый год». Шестьдесят лет спустя это воспоминание все еще причиняло ей боль.

Было решено, что г-н Фридман продолжит управлять прачечной в Нью-Йорке, чтобы обеспечить источник дохода. Там он жил один, с нетерпением ожидая выходных, когда приедет на ферму. Но он все больше разочаровывался в таком устройстве, и было ясно, что пройдут годы, прежде чем ферма сможет прокормить одну семью, не говоря уже о двух. Через три года после того, как они поселились на ферме, Фридманы вернулись в Нью-Йорк, к большому сожалению миссис Фридман, которая плакала, когда они уезжали. «Мне очень понравилось, — сказала она. В 19В 36 лет они вернулись в Фармингдейл и до выхода на пенсию в 1972 году жили в соседнем Лейквуде.

Пескин выстоял. Он дополнял свой доход от фермы тем, что маляром занимался покраской домов или продавал сельскохозяйственные товары в Лейквуде, гораздо большем городе, чем Фармингдейл. Шестимильное путешествие на лошадях и в повозке до Лейквуда заняло целый день и началось еще до рассвета. Однажды на полпути лошадь опрокинулась и умерла.

Постепенно ферма расширилась от продукции (картофель и кукуруза) до животных (свиней и коров). Пескин продал молоко местной молочной ферме, а свиней мяснику. В начале 19В 30-е годы он оплатил обучение своей старшей дочери в Джорджианском дворе, римско-католическом колледже в Лейквуде, продавая монахиням овощи и молочные продукты.

Общительный и общительный человек, Пескин проявлял творческий подход к заработку на жизнь и общался со многими разными людьми. Но для миссис Пескин жизнь была совсем другой. После того, как Фридманы уехали с фермы, она чувствовала себя очень одинокой со своими детьми. Не имея общего языка или общего опыта с соседями, отрезанная от еврейской жизни, с которой она познакомилась в Нью-Йорке, она была одинока и несчастна. По словам ее дочери, она пригрозила бросить мужа, если в Фармингдейле не поселится больше евреев. Ее дочь, Мэри Пескин Вайсголд, хорошо помнит недовольство своей матери ее изолированной жизнью и ее очень тяжелой работой.

Мама сказала Папе: «Если ты не приведешь сюда евреев, тогда мы вернемся, потому что мне нужно поговорить. Мне нужно с кем-то поговорить». … Быть единственной еврейкой в ​​общине в течение нескольких лет было очень одиноко и изолированно для нее, как и для нас. Ей совершенно не с кем было поговорить. Даже если она чувствовала себя комфортно с английским языком своих христианских соседей, у них не было общего опыта или опыта, которыми можно было бы поделиться… И она очень много работала. Помню, как зимой она брала воду из колодца, и ее пальцы прилипали к цепочке.

Пескин знал, что если они собираются остаться на ферме, ему придется поощрять людей активно селиться в Фармингдейле. Он получил лицензию на недвижимость и постоянно поддерживал связь с Еврейским сельскохозяйственным обществом, чтобы направить к нему потенциальных поселенцев. Он помог многим из первых фермеров обосноваться. Эйб Добин, агент JAS, вспомнил, что Пескин был неотъемлемой частью развития сообщества.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *