Предание о браке Елизаветы Петровны — Википедия

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 3 октября 2017; проверки требуют 2 правки. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 3 октября 2017; проверки требуют 2 правки.

Елизавета Петровна и Алексей Григорьевич Разумовский

С XVIII века существует легенда, нашедшая отражение и в европейской литературе, о том, что русская императрица Елизавета вступила в тайный брак с Алексеем Разумовским. Событие якобы произошло в 1742 году, во время посещения царицей имения Покровское-Рубцово и села Перово, в церкви которого, названной в честь Знамения Св. Богородицы, и состоялось венчание. Сторонники легенды ссылаются на собственноручно вышитые Елизаветой «возду́хи», действительно долгое время сохранявшиеся в перовской церкви. Также в пользу этой легенды может свидетельствовать факт покупки Елизаветой села в 1743 г. и строительства в нём дворца, преподнесённого в дар Алексею Разумовскому.

По иной версии, венчание произошло в церкви Воскресения в Барашах 15 июля 1748 года, где затем в недалеко расположенном дворце «молодые» устроили скромный ужин и провели брачную ночь. В качестве подтверждения указывается, будто церковную главу позднее украсила царская корона (что, как считают современные исследователи, отнюдь не соответствует действительности). Против легенды свидетельствует также факт, что церковь была достроена через тридцать лет после даты предполагаемой свадьбы^[1].

Среди сторонников легенды также нет единства в вопросе, когда произошло бракосочетание, кроме 1742 также называют 1744, 1748 и 1750 годы.

ru.wikipedia.org

Скончалась монахиня Досифея, согласно преданию – княжна Августа Тараканова, дочь Императрицы Елизаветы Петровны :: Издательство Русская Идея

4.2.1810 (17.02). – Скончалась монахиня Досифея, согласно преданию – княжна Августа Тараканова, дочь Императрицы Елизаветы Петровны

Монахиня Досифея – княжна Тараканова

Монахиня Досифея, старица Ивановского монастыря (1746-1810). Неизвестный художник

Достоверных исторических сведений о происхождении известной московской старицы-затворницы, подвизавшейся четверть века в Ивановском монастыре, нет. Нет документов, нет прямых и точных свидетельств, остается предание, однако вполне достоверное. Но главное, что возвышает поистине ее личность, – это подвижническая жизнь.

Косвенные свидетельства говорят о ее знатном и высочайшем происхождении, а живые прямые и точные свидетельства указуют на ее жизнь в затворе, ее дары утешения, молитвы и прозорливости. Для нас важно и ценно именно то, что инокиня Досифея несла нелегкий крест затвора, а после помогала многим и многим людям.

С глубоким смирением восприняла она резкую перемену своей судьбы и проводила жизнь в посте и молитве согласно монашеским обетам. По словам монастырского причетника и московского купца Ф.Н. Шепелева, старица Досифея была среднего роста, худощавая, но сохраняла на лице своем «черты прежней красоты; ее приемы и обращение обнаруживали благородство ее происхождения и образованность». Гликерия Головина, учившаяся в монастыре у одной из монахинь, рассказывала, что из всех насельниц Досифея допускала к себе лишь одну монахиню, «кроме нее, только игумению да своего духовника и не выходила никуда, даже в общую монастырскую церковь». Старица посещала только надвратный храм Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Богослужение совершал ее духовник с причетником. В церковь она «выходила весьма редко и то в сопровождении приставленной к ней старицы. Тогда церковные двери запирались изнутри, чтобы никто не мог войти… К окошкам ее, задернутым занавесками, иногда любопытство и молва привлекали народ, но штатный служитель, заступавший место караульного, отгонял любопытных», – сообщает И.М. Снегирев. На содержание ее отпускалась особая сумма из казначейства; стол она могла иметь, если бы захотела, всегда хороший. Отсутствие имени затворницы в ведомостях о монашествующих того времени доказывает то, что о содержании ее были сделаны особые указания. Была ли она княжной Таракановой?

Весьма часто в исторической и художественной литературе путают и смешивают два лица: cамозванку, именовавшую себя «принцессой Владимирской», дочерью Императрицы Елизаветы Петровны, и княжну Августу Тараканову, будущую монахиню-затворницу. Картину из Третьяковской галереи «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения» знает каждый. Однако мало кому известно, что героиня этого полотна Константина Флавицкого умерла за два года до изображенного наводнения. И уж совсем немногим известно о том, что самозванка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, никогда не называла себя Таракановой. Картина Флавицкого не более чем романтическая выдумка художника, далекая от реальности.

Об удивительной судьбе княжны Таракановой рассказывает историческое предание. Оно связывает ее родственными узами с царской фамилией и повествует о тайном, но законном морганатическом браке императрицы Елизаветы Петровны с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским (1709–1771). Венчание состоялось в московском храме Воскресения Словущего в Барашах (ул. Покровка, 26/1) в июне 1744 г. В других источниках говорится о подмосковном селе Перове, в котором был заключен брак 24 ноября 1742 года. Исследовательница своего рода графиня М.А. Разумовская пишет, что в московском храме на Покровке был отслужен благодарственный молебен после венчания. Как бы то ни было, брак был совершен тайно, но при свидетелях, и графу Разумовскому вручены были документы, свидетельствовавшие о браке его.

После брака Императрица с графом переехали в Санкт-Петербург, Разумовский поселился в апартаментах, смежных с покоями Царицы. В столице Государыня построила для него в 1748 г. особый дворец, известный ныне под именем Аничкова. Разумовский происходил из простых казаков; возведенный в графское достоинство из придворных певчих, он сохранил простоту и народную религиозность. В 1756 г. Императрица пожаловала своего супруга званием генерал-фельдмаршала, хотя к военному делу граф не имел никакого отношения. Высказав свою благодарность Императрице, Алексей Григорьевич, тем не менее, сознавая свое скромное происхождение, стремился не вмешиваться в политику и в борьбу придворных партий. Только по двум вопросам граф всегда решительно и открыто подавал свой голос, не боясь наскучить Государыне своими ходатайствами, – это просьбы за духовенство и за родную Малороссию, которую Императрица Елизавета лично посетила летом-осенью 1744 г. Довольно долгое время она прожила в доме Разумовского в городе Козельце и познакомилась там со всей родней.

«Я не знаю другой семьи, которая, будучи в такой отменной милости при дворе, – писала в своих воспоминаниях Императрица Екатерина II о Разумовских, – была бы так всеми любима, как эти два брата». Вступив на престол, Екатерина II отправила к Разумовскому канцлера М.И. Воронцова с указом, в котором ему давался титул высочества как законному супругу покойной Государыни. Разумовский вынул из потайного ларца брачные документы, прочитал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: «Я не был ничем более как верным рабом ее величества покойной Императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь Вы видите, что у меня нет никаких документов». По словам биографа Разумовского А.А. Васильчикова, граф Алексей Григорьевич «чуждался гордости, ненавидел коварство и, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен, приветлив в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью».

Дочь графа Разумовского и Императрицы родилась в конце 1745 или начале 1746 г. Девочку назвали Августой в честь святой мученицы, память которой совершается 24 ноября. Августа, воспитанная в высшем обществе, молодые годы провела за границей и не предполагала связать свою жизнь с монашеством. Почему она получила фамилию Таракановой, – предполагают, что от искаженной фамилии Дараган. Известно, что родная сестра Алексея Разумовского была замужем за полковником Малороссийского войска Е.Ф. Дараганом. Дети их, Дараганы (или, как их иначе называли, Дарагановы), были привезены в Петербург и жили при дворе; народ малознакомую фамилию изменил по созвучию в Тараканову; быть может, Августа в детстве жила у своей родной тетки Дараган в Малороссии и в Петербурге и, таким образом, вместе с ее детьми прозвана Таракановой. Как бы то ни было, но за Августой в предании и истории упрочилась фамилия Таракановой.

Княжна Августа воспитывалась за границей. Самой ли матерью она была отправлена туда или после смерти ее 25 декабря 1761 г. отцом графом Разумовским, – неизвестно; но несомненно, что она жила там до 1780-х гг. А.А. Васильчиков сообщает, что Разумовский действительно воспитывал за границей в Швейцарии своих племянников Дараганов. Там бы, в Европе, в тишине и довольстве Августа и кончила бы свою жизнь, но интрига поляков разрушила ее счастье. За границей узнали, кто эта княжна. Поляки решили около 1773 г. доставить затруднение Императрице Екатерине в лице дочери Елизаветы, претендентки на русский престол. Сама Августа этого не хотела, но нашли лицо подставное – самозванку, известную в истории как «принцесса Владимирская». Много употреблено было хлопот, много израсходовано денег для того, чтобы произвести замешательство в России, наделать как можно больше неприятностей Екатерине; но выдумка не удалась. «Принцесса Владимирская» в Италии, на Ливорнском рейде, графом Алексеем Григорьевичем Орловым-Чесменским была арестована, привезена в Петербург, заточена в Петропавловскую крепость и там 4 декабря 1775 г. скончалась от чахотки. Дело о ней хранилось в строжайшей тайне: ни в России, ни за границей никто ничего не знал, что с ней случилось. А так как через два года после ее заключения, именно в 1777 г., было в Петербурге сильное наводнение, то и распространился слух, что она утонула в каземате, из которого забыли или не хотели ее вывести.

Самозванки, выдававшей себя за дочь Императрицы Елизаветы, не стало, но действительная княжна Тараканова была жива и свободна. Мысль о том, что существует дочь Императрицы, что ее имя и рождение могут послужить поводом для интриги поляков или других врагов России, тревожила Екатерину, а бунт Пугачевский, недавно погибшая самозванка, придворные интриги и заговоры увеличивали это опасение. Ведь в XVIII веке в России не было закона о престолонаследии – это был век дворцовых переворотов. Урожденная немецкая принцесса Екатерина II взошла на русский трон в результате такого переворота и не чувствовала себя спокойно.

Императрицей было дано повеление хитростью или насилием привезти из-за границы княжну Августу. Повеление Императрицы исполнили. Где и кем взята она, неизвестно; но как взята, об этом впоследствии рассказывала она сама госпоже Головиной в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву, что она до смерти никому не расскажет о том, что услышит от нее. «Это было давно, – говорила принцесса, – была одна девица, дочь очень-очень знатных родителей; воспитывалась она далеко за морем в теплой стороне, образование получила блестящее, жила она в роскоши и почете, окруженная большим штатом прислуги. Один раз у ней были гости и в числе их один русский генерал, очень известный в то время; генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью; поехали с музыкой, с песнями; а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: “Неугодно ли Вам посмотреть на устройство корабля?” Она согласилась, взошла на корабль, а как только взошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых». Это было в 1785 г. Так Промыслом Божиим дочь Императрицы Елизаветы была неволею возвращена в Россию, будучи 39 лет от рождения.

Она была доставлена в Москву. Императрица, как говорят, беседовала с ней долго, откровенно, говорила о недавнем бунте Пугачевском, о смуте самозванки, о государственных потрясениях, могущих и впредь быть, если ее именем воспользуются враги существующего порядка, и наконец объявила, что она должна для спокойствия России удалиться от света, жить в уединении в монастыре и, чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев, постричься в монахини. Горький приговор выслушан. Возражать Императрице было немыслимо.

По высочайшему повелению княжна была пострижена в монашество с именем Досифеи и содержалась около 25 лет в строжайшем затворе. В XVIII столетии в России древний обычай невольного пострижения в монашество лиц виновных, опасных или подозрительных был еще во всей силе. Существовали монастыри, в которые по распоряжению правительства привозили с глубокой таинственностью лиц знатного, а иногда и незнатного происхождения; там сдавали их под надзор настоятелей и настоятельниц, постригали или просто заключали в тесной келье. Причина заключения, а иногда и самые имена их тщательно скрывались; так иногда и умирали они там, никем не узнанные. Таким монастырем был в Москве женский Иоанно-Предтеченский, что на Ивановской горе близ улицы Солянки.

Этот монастырь Императрица Елизавета в 1761 г. назначила для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей, теперь он стал местом заключения ее дочери. Невинная страдалица смогла со смирением принять свой крест, данный ей Богом, и свое несчастье обратить ко спасению души. Однообразие жизни, одиночество, скука, мысль о вечном заключении, воспоминание о своих знаменитых родителях, о своей молодости, о недавней свободной жизни за границей – одно уже это делало жизнь ее томительной, тяжелой, но на сердце ее было еще что-то такое, почему она все время заключения своего постоянно чего-то боялась. При всяком шорохе, при всяком стуке в дверь, рассказывают очевидцы, она бледнела и тряслась всем телом.

Но ни эта боязнь, ни страх не смогли отлучить ее от всецелой преданности Богу и Его святой воле. Были у нее какие-то бумаги, которые после долгого колебания, во избежание неприятностей, она должна была сжечь. Единственно, что напоминало ей о прежнем величии и счастье, – это акварельный портрет ее покойной матери Императрицы Елизаветы, который она хранила до конца своей жизни. Известный подвижник благочестия архимандрит Моисей, настоятель Оптиной пустыни, рассказывал, что он в молодости своей около 1806 г. не раз бывал в келье инокини Досифеи и видел там акварельный портрет Императрицы Елизаветы.

Руководителями заключенной княжны на новом пути жизни были лица, имевшие к ней доступ: игумения монастыря и духовник. Игуменией монастыря была в то время Елисавета (1779–1799), старица доброй жизни, более 40 лет безвыходно жившая в Ивановском монастыре; монахини и белицы при избрании игумении единогласно двумя прошениями входили к начальству, чтобы никто другая, а именно она была поставлена в игумении. Опытная, любвеобильная старица не могла не сочувствовать затворнице и, конечно, была в состоянии сказать ей и слово утешения, и слово подкрепления. Общаясь лишь с духовником, игуменией Елисаветой и келейницей, монахиня Досифея все время своей затворнической жизни посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученные за труды деньги она через келейницу раздавала бедным. Иногда на имя ее присылаемы были к игумении от неизвестных лиц значительные суммы, и эти деньги она употребляла не на себя, но или на украшение монастырских церквей, или на пособие бедным. Десять лет проведя в глубоком уединении, мать Досифея стяжала благодать от Бога и духовные дары молитвы, утешения и прозорливости.

Наставником матушки Досифеи был и митрополит Московский Платон (Левшин; 1737–1812). Отношения его с графом Разумовским были довольно близкими. В 1763 г. Платон был назначен законоучителем цесаревича Павла Петровича (будущего Императора Павла I) и придворным проповедником. С 1775 г. – архиепископ Московский, в 1787 г. возведен в сан митрополита Московского. В его ведении и находился Ивановский женский монастырь. Как архипастырь, он духовно назидал отшельницу через игумению и духовника, по смерти императрицы Екатерины II нередко бывал у Ивановской затворницы, на праздники приезжал с поздравлениями.

Духовным руководителем матери Досифеи стал старец Новоспасского монастыря иеромонах Филарет, в схиме Феодор (Пуляшкин; 1758–1842). Незадолго до своей кончины она советовала вдове помещице Курманалеевой обращаться именно к нему: «“Нужно тебе иметь духовного руководителя для правильной жизни и спасения душевного; но в наше время весьма трудно найти… ты знаешь такого великого старца… держись сего старца, он великий угодник Божий, блюди и исполняй его слово, открывай ему совесть, и Бог тебя спасет… Поезжай к нему сейчас же, скажи, что грешная Досифея кланяется ему до земли и просит его святых молитв и что вот вскоре и он мне поклонится. (Таким образом прозорливая затворница предсказывала свою кончину.) Исполни мою просьбу, потом побывай у меня в такой-то день, только не опоздай”. Старица улыбнулась слегка и заметила: “Путь в лавру от тебя не уйдет, позднее этого дня ты меня не увидишь; прошу тебя приехать”». «Да, великая была подвижница мать Досифея! Много, много она перенесла в жизни, и ее терпение да послужит нам добрым примером», – так отзывался о ней старец Филарет. Воля старицы была исполнена в точности; ее похоронили в Новоспасском монастыре, первоначально напротив окон кельи старца Филарета.

Под руководством таких-то людей и выработался тот нравственный характер, которым отличалась отшельница во всю свою остальную жизнь. Вера в Бога-Промыслителя, христианский взгляд на земную жизнь и жизнь вечную, божественное воздаяние, обещанное невинным страдальцам, – вот что ободряло и утешало ее в жизни.

Вид Москвы от Ивановского монастыря. 1850-е годы. Акварель Д. Карташева

После смерти Екатерины II в 1796 г. к старице Досифее стали допускать посетителей, и тогда открылись Богом данные ей дары молитвы, прозорливости, наставления и утешения. Ее посещали в это время и высокопоставленные лица: однажды был у нее кто-то из лиц императорской фамилии, но как посещение было секретно, то и имени посетителя не сохранилось. Причетник Ивановского монастыря сказывал И.М. Снегиреву, что он видал каких-то важных особ, допущенных игуменией к Досифее, с которыми она говорила на иностранном языке.

В Москве скоро узнали о добродетельной жизни затворницы Ивановского монастыря, и толпы народа подходили к окнам ее кельи не ради любопытства, как прежде, а с благоговением: один просил молитв, другой совета, третий благословения. Смиренная отшельница, любя Бога и ближнего, не могла не отвечать на усердные просьбы посетителей. И как благотворны были плоды духовных бесед ее! Вот пример: два брата Тимофей и Иона Путиловы, один 19, а другой 14 лет, приходят около 1800 года из Ярославской губернии в Москву и поступают в услужение к одному купцу. Любя чтение духовных книг, часто посещая московские обители, они случайно узнают, что в монастыре Ивановском есть затворница высокой духовной жизни по имени Досифея. Приходят в монастырь, подходят к ее келье, желают хотя только взглянуть на эту таинственную инокиню, но прозорливая, духовно мудрая старица узнает в этих юношах будущих подвижников благочестия, принимает к себе в келью, входит с ними в духовное общение. Кончилось тем, что эти два юноши отправились в Саровскую пустынь, постриглись в монашество и впоследствии сделались столь известными в истории монашества настоятелями монастырей: Тимофей с именем Моисея – архимандритом Оптиной пустыни, а Иона с именем Исаии II – игуменом Саровской пустыни. Мать Досифея не оставляла их духовным руководством до конца своей жизни и поучала не только устно, но и письменно.

В середине ХIХ века, благодарный к своей духовной матери старице Досифее, архимандрит Моисей (Путилов; † 1862) незадолго до своей смерти писал в Москву 21 марта 1859 года к строительнице Ивановской обители Марии Александровне Мазуриной: «Известясь, что по Промыслу Божию предназначено Вашему особенному попечению возобновление бывшего Ивановского монастыря, радуюсь и Бога благодарю. В этом благотворном деле для меня ближе всех душевная радость потому, что жившая в прежнем Ивановском монастыре духовно-мудрая старица блаженной памяти Досифея послужила мне указанием на избрание пути жизни монашеского звания; она ознакомила меня со старцами Александром и Филаретом в Новоспасском монастыре, где она и похоронена».

Подлинное письмо преподобного Моисея Оптинского хранилось в конце ХIХ – начале ХХ века в московском Иоанно-Предтеченском женском монастыре. Упоминаемые в нем старцы, известные московские духовники, в свою очередь были связаны со знаменитым подвижником преподобным Паисием (Величковским; 1722–1794; память 15/28 ноября), повлиявшим на восстановление традиции русского старчества и монашеского аскетического подвига. Через новоспасских старцев к монахине Досифее протянулась ниточка, связывающая русское иночество с афонским монашеским идеалом. И.М. Концевич пишет, что «в незаметных углах созревали духом Божии избранники, в тайном подвиге выковавшие силу духа, благодаря которым и могла с окончанием гонений возродиться истинная монашеская жизнь. Но жития подвижников периода гонений не были еще до сих пор изучены с должным вниманием и не было канонизаций, кроме нескольких святителей. Между тем число святых было не малое». В пример он приводит и блаженную инокиню Досифею (княжну Августу Тараканову).

Досифея скончалась 4 февраля 1810 г. 64 лет от роду. Погребение ее совершено было с особой торжественностью. За болезнью престарелого митрополита Платона отпевал ее московский викарий, епископ Дмитровский Августин (Виноградский; 1766–1819) с почетным духовенством. Сенаторы, члены Опекунского совета и доживавшие свой век в Москве вельможи екатерининского времени явились на ее похороны в лентах и мундирах. Тогдашний главнокомандующий Москвы (с 7 августа 1809 г. по 29 мая 1812 г.) граф Иван Васильевич Гудович, женатый на графине Прасковье Кирилловне Разумовской, которая приходилась двоюродной сестрой почившей, был на похоронах ее в полной форме. В высшем тогдашнем светском круге все знали, кто эта почившая. Толпы народа наполняли монастырь и все улицы, по которым проходила процессия. Тело ее было погребено в Новоспасском монастыре, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни. Похороны свидетельствовали о народном почитании старицы как при жизни, так и по смерти. В 1908 г. на могиле ее была сооружена часовня; недавно она восстановлена.

Уникальный портрет старицы Досифеи хранился в XIX – начале ХХ века в ризнице Новоспасского монастыря. На обороте его имелась надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, постриженная в московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре».

О возрождении Иоанно-Предтеченского монастыря в начале 1990-х гг. вспоминает его первая насельница инокиня Елисавета: «Имена насельниц узнали от матушки Киры Поздняевой. Появлялись люди, которые рассказывали о последних монахинях. Как только нам становились известны имена насельниц, начинали их поминать. Чувство радости – взыграние, как будто небеса возрадовались, что сомкнулось время над страшной пропастью последних времен. На утреннем правиле вслух читали весь монастырский помянник, почти наизусть знали его. О монахине Досифее приходили отрывочные сведения, узнавали о ней постепенно. Ходили в ее часовню молиться, потом прикладывались к ее косточкам. Они лежали в гробике; было видно, что у нее искривлен позвоночник; нескольких косточек не хватало. Прикладывались прямо к открытым косточкам… Она, как светоч, над всеми парила. Мы попали в каменный мешок, и она, попав в эти условия, устояла на этом месте. Мы сомневались: “Будет монастырь, не будет…”. Мать Досифея своим подвигом из невольницы превратилась в подвижницу, так возросла духовно. Это стояло как пример, как икона. Ее пример вдохновлял! Помогал в тяжелых испытаниях. По мере молитвы место это стало очищаться и физически. С первых лет изображение монахини Досифеи размножили, вставили в рамочки, и стоят в кельях сестер эти простенькие ее изображения до сих пор».

Когда в 1996 г. обрели мощи монахини Досифеи, сестры тогда еще не открытой обители удостоились помолиться и приложиться к честным останкам почитаемой старицы. По их воспоминаниям, это было прикосновение к святыне. Все чувствовали особую значимость события и молитвенного общения с небесной покровительницей монастыря.

В середине 1990-х гг. иерей Афанасий Гумеров (ныне иеромонах Иов, насельник московского Сретенского монастыря), немало послуживший духовному становлению Иоанно-Предтеченской женской обители, подготовил житие монахини Досифеи для ее канонизации. Житие было передано в комиссию по канонизации, а ее честные мощи обретены в Новоспасском монастыре 5 сентября 1996 г. Археологический надзор осуществлял доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович; имеется положительное заключение специалиста о принадлежности обнаруженных мощей. В конце 1997 г. останки инокини Досифеи были перенесены в отреставрированный храм преподобного Романа Сладкопевца – усыпальницу Дома Романовых в московском Новоспасском мужском монастыре и перезахоронены в левой части от алтаря.

Надпись на гробнице монахини Досифеи гласит: «Под сим камнем положено тело усопшия о Господе монахини Досифеи обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4 дня 1810 года (принцесса Августа Тараканова)».

По свидетельству сотрудников Новоспасского монастыря в беседе 11 июня 2008 г., могила подвижницы специально не была зацементирована, как другие захоронения Романовых, на случай ее прославления. Каждое воскресенье в 7 часов утра в храме-усыпальнице совершается ранняя Божественная литургия, после которой можно подойти к гробнице старицы Досифеи, помолиться о ее упокоении, попросить ее помощи и устроения как в духовной жизни, так и во всех житейских делах.

Духовное мужество в смиренном принятии резкой и внезапной перемены судьбы, способность в тяжелых обстоятельствах поступить по-христиански, воспринять крест, полное отречение от мирской власти и от мира, полная отдача себя воле Божией, хождение крестным путем до конца и обретение на этом пути свободы и святости – все это явила преподобная старица Досифея в полноте. Духовный плод своей святой жизни и добрый пример для подражания ее вере и жизненному подвигу она оставила нам в наследие.

Инокиня Илария (Харченко)
(в сокращении)

http://www.pravoslavie.ru/34022.html

---

Поделиться новостью в соцсетях

 

 

rusidea.org

Княжна Тараканова – биография, фото, личная жизнь, причина смерти

Биография

Зигзаги российской истории и дух авантюризма галантного века создали настоящую легенду о княжне Таракановой. Но подлинное происхождение барышни так и осталось под завесой тайны. Это и неудивительно, ведь, по сути, красавица ничего не совершила. Вопреки популярной картине, девушка не погибла во время наводнения, у неё не было свадьбы с Орловым, и имя «княжна Тараканова» девушка никогда сама не использовала.

Детство и юность

Биография такого персонажа, как княжна Тараканова, до настоящего момента доподлинно неизвестна. Некоторые говорят, что она и сама не была осведомлена о собственном происхождении, зная только, что родилась между 1745 и 1753 годами. Сведения о точной дате рождения и родителях отсутствуют.

Картина «Княжна Тараканова», художник Константин Флавицкий

Важно, что прозвищем княжны Таракановой барышня сама никогда не пользовалась, так её охарактеризовал французский дипломат Жан Анри Кастера, а вслед за ним Гельбиг и другие писатели. Под этим ярким псевдонимом она фигурирует в художественной литературе.

Исходя из архивных записей, по внешнему облику княжна была худощавого телосложения, имела темные волосы и напоминала итальянку. Обладая необыкновенной красотой, которую не портило даже косоглазие, и острым умом, она всегда пользовалась популярностью у мужчин. Но авантюристка, обладая неуёмной тягой к роскоши, просто доводила поклонников до разорения, пользуясь их средствами.

По словам Алексея Орлова, Тараканова была небольшого роста, с карими глазами и веснушками на лице. Хорошо говорила на французском, немецком и английском языках. Уверяла, что хорошо знает арабский и персидский.

Мраморный барельеф княжны Таракановой

По мнению маркиза Томмазо д’Античи, который встречался с девушкой в Риме, по национальности Тараканова – немка. А английский посланник объявил, будто княжна — дочь нюрнбергского булочника. Историк Дьяков, исходя из переписки Таракановой и немецкого графа Лимбурга, которая велась на французском языке, считает девушку француженкой.

Сама авантюристка рассказы о собственном происхождении постоянно меняла. Очевидно, эту информацию она каждый раз подстраивала в соответствии с очередным «образом». Предположение о том, что княжна произошла из низов, противоречит незаурядному образованию, а также манерам, такту и знанию языков. Девушка рьяно интересовалась искусством, отлично разбиралась в архитектуре, рисовала и играла на арфе.

Легенда

В первый раз будущая самозванка появилась в Киле примерно в 1770 году, откуда перебралась в Берлин. Там она жила непродолжительное время под именем фройляйн Франк. Девушка вынуждено уехала в Гент после неприятной истории, подробности которой неизвестны. Здесь княжна познакомилась сыном купца по фамилии ван Турс, доведя молодого человека почти до разорения.

Современный портрет княжны Таракановой

Из-за преследований кредиторами плутовка перебралась в Лондон с возлюбленным, который бросил ради неё законную жену. Девушка называлась госпожой де Тремуйль, а ван Турс помог ей получить заём у купцов. Когда начались проблемы с новыми и старыми кредиторами, мужчина сменил имя и бежал в Париж.

Спустя пару месяцев туда же отправилась княжна, назвавшись принцессой де Волдомир (в литературе это имя часто заменяют на принцессу Владимирскую или Елизавету Владимирскую), но уже в сопровождении нового поклонника – барона Шенка. Девушка утверждала, что родом из Персии, где её воспитывал дядя, а приехала она искать российское наследство.

Было видно, что дама обладает знатным происхождением: в подтверждение этому говорило прекрасное воспитание, разносторонняя развитость и владение языками.

Предполагаемый портрет княжны Таракановой

В Париже девушка обрела новых воздыхателей, а Рошфор де Валькур оказался особенно настойчивым и сделал красавице предложение. Но скоро княжну настигли неприятности с кредиторами, её бывшие любовники отправились в долговую тюрьму.

Она бежала во Франкфурт, но скрыться от правосудия так не удалось: Тараканову выдворили из гостиницы, ей грозило заключение. Но в этот раз на помощь пришел Филипп Фердинанд де Лимбург, который с первого взгляда влюбился в княжну: он уладил все дела с кредиторами и пригласил переехать к нему в замок.

Княжна согласилась, в очередной раз сменив имя и назвавшись султаншей Али-Эмете, или Алиной (Элеонорой), принцессой Азовской. Девушка свободно распоряжалась доходами с владений графа и заводила всё новые знакомства с важными людьми. Княжна отдалилась от прежних поклонников, всерьёз решив стать женой графа Лимбурга, который выкупил графство Оберштейн, где девушка стала неофициальной хозяйкой.

Алексей Григорьевич Разумовский

Чтобы окончательно привязать к себе мужчину, Тараканова объявила о беременности, поэтому граф вскоре сделал девушке официальное предложение. Но тут понадобились документы, которые подтвердили бы происхождение невесты, а также княжне предстояло перейти в католическую веру. Авантюристка и тут вывернулась, придумав легенду о своей жизни.

Примерно в это время граф Лимбург оказался в затруднительной финансовой ситуации из-за трат возлюбленной, а также к нему стала поступать информация о ранних похождениях княжны. Наведя справки, выяснилось, что Алина врала, называя Александра Голицына опекуном, поэтому Лимбург потерял терпение и решил порвать с невестой. В ответ на этот поступок жениха княжна объявила о поездке в Петербург, дабы официально удостоверить происхождение.

Императрица Елизавета Петровна

Однако Тараканова перебралась в Оберштейн, поменяла прислугу и затеяла выгодное дело, окончательно охладев к графу. Как выяснилось в будущем, княжна направила силы на притязания на российский престол. В декабре 1773 года распространился слух, будто под именем принцессы Волдомир скрывается дочка Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского – великая княжна Елизавета.

В мае следующего года девушка покинула Оберштейн, чтобы добраться до Стамбула, но остановилась в Рагузе. Тараканова планировала опубликовать поддельное завещание Екатерины I, в котором княжна выступала наследницей империи, но её идея провалилась. Оставшись в долгах и без поддержки, княжна вовлекла в свою игру Алексея Орлова. Она написала мужчине письмо, всё с той же «басней», а он передал информацию Екатерине II. Было принято решение заманить самозваную принцессу на корабль и отправить её в Россию.

Граф Алексей Орлов

Однако к тому времени Тараканова уже поселилась на Марсовом поле и вела замкнутый образ жизни. Здоровье княжны было подорвано, но она продолжала тайно вербовать приверженцев и рассылать письма. Лишившись средств и оказавшись в отчаянии, Тараканова просила займа у Гамильтона, открывшись ему. Но по цепочке эта бумага пришла к Алексею Орлову, безрезультатно ищущему принцессу-самозванку.

Чтобы не спугнуть княжну, ей обещали погасить долги и зазывали в Пизу на переговоры. Сначала Тараканова отказала, но из-за долгов ей грозила тюрьма, поэтому она вынуждено согласилась. Женщина говорила о намерениях постричься в монахини и отойти от политических дел.

Княжна Тараканова в Петропавловской крепости

Находясь в кратковременной поездке на корабле по направлению в Ливорно, княжну Тараканову арестовали. Уже под стражей женщина написала письмо Орлову, поскольку ей сказали, что он также задержан, где просила его помочь выйти на свободу.

Арест персоны вызвал возмущение в мире, тем не менее русский корабль с арестованной снялся с якоря. До прибытия в английский порт женщина вела себя спокойно, но во время стоянки с ней произошел нервный срыв и обморок. Когда пленницу вынесли на палубу, она вскочила и попыталась выпрыгнуть в проплывавшую рядом лодку, но ее удалось задержать.

Альтернативная версия

Имеется и другая версия развития событий: якобы пленница Петропавловской крепости затмила собой ту, в отношении которой были более существенные основания для тревог. Ею была таинственна монахиня Досифея, предполагаемая дочь Елизаветы и Разумовского, появившаяся на свет около 1746 года.

Монахиня Досифея

Она жила в изоляции при монастыре и была похоронена в родовой усыпальнице бояр Романовых в Новоспасском монастыре. Однако жизнь затворницы не так увлекательна и авантюрна, в ней отсутствуют бурные страсти и приключения, поэтому она не столь захватывающая.

Смерть

По правосудию княжне Таракановой положено было пожизненное заключение. Но в обмен на признание виновности и правду о происхождении ей обещали свободу. Отказавшись от предложения, она уже не претендовала на родство с царской семьёй. Тем не менее, отойти от истории благородного рода женщина не могла, ведь будоражащий ореол тайны – это единственное, что возбуждало к ней интерес.

План Петропавловской крепости времен княжны Таракановой

Княжна унесла эту загадку в могилу: заключенная скончалась естественной смертью от туберкулёза 4 декабря 1775 года, так и не открыв завесу тайны происхождения и не признав преступлений даже на исповеди. Княжну Тараканову похоронили во дворе Петропавловской крепости, обряды не проводили.

Спутников женщины освободили в январе следующего года, слугам и горничным выдали жалование. Подчиненных тайно вывезли за границу в составе нескольких групп.

Память

• 1864 – картина художника Константина Флавицкого «Княжна Тараканова»
• 1868 – книга П. И. Мельникова «Княжна Тараканова и Принцесса Владимирская»
• 1883 – книга Г. П. Данилевского «Княжна Тараканова»
• 1910 – фильм «Княжна Тараканова»
• романы Эдварда Радзинского «Княжна Тараканова», «Последняя из дома Романовых»
• пьеса Леонида Зорина «Царская охота»
• В финале мюзикла «Голубая камея» княжна Тараканова получает свободу и выходит замуж за Орлова.
• В 2012 году на сцене Московского театра оперетты поставлен мюзикл «Граф Орлов», основанный на мифе о любви Алексея Орлова и Елизаветы Таракановой.

24smi.org

Княжна Тараканова и другие «дочери» императрицы Елизаветы

Княжна Тараканова и другие «дочери» императрицы Елизаветы

Княжна Тараканова – одна из тех загадочных личностей, которые сумели создать ореол такой таинственности вокруг своей особы, что ни ее современники, ни исследователи наших дней не могут ответить на вопрос: кто же она? В ее характере и жизненном пути объединилось несоединимое: знаменитость и неизвестность; роскошная жизнь светской красавицы и бегство от кредиторов без гроша в кармане; мягкость и женственность, сменявшиеся жестокостью и хладнокровием; расчетливость и независимость, с которыми уживались и хитрость, и слепая доверчивость. Для русской истории княжна Тараканова то же самое, что «Железная маска» для французской. Фигура загадочная, таинственная, почти мифическая. Ее едва осязаемый многоликий образ как бы растворился во времени, и трудно уловить, какой была она при жизни. Может быть, эта женщина и есть всего лишь миф, плод чьего-либо воображения или она все же существовала в действительности? А если княжна Тараканова – реальная личность, то кем же она была – отчаянной авантюристкой-самозванкой, объявившей себя наследницей русского престола, или же монахиней Досифеей, дни которой закончились в Ивановском монастыре? Ответы на эти вопросы по сей день остаются для нас загадкой.

Одна из таинственных историй происхождения княжны Таракановой связана с браком императрицы Елизаветы Петровны и ее фаворита, бывшего церковного певчего, графа Алексея Григорьевича Разумовского. В предании высказывается предположение, что в этом законном, но тайном браке родилось двое детей. По законам того времени рожденные от подобного брака дети не имели права на престолонаследие. Более того, с годами они должны были утвердиться в мысли о необходимости добровольно отказаться от светской жизни и целиком посвятить себя Богу, «дабы не смогли люди нечестивые использовать их имена в корыстных целях, в политических интригах». Письменных свидетельств о сыне Елизаветы и графа Разумовского не сохранилось. Существует предположение, что жил он до самой кончины в одном из монастырей Переславля-Залесского.

Дочь же стала известна под именем княжны Таракановой (хотя существовали и другие самозванки). В 1770-х годах в Персии, потом на Балканах, а затем и в Западной Европе объявилась некая молодая женщина – образованная и богатая красавица. Кочуя из страны в страну, она с легкостью меняла не только влиятельных покровителей, но и свои имена. Ее называли то фрейлен Франк, то мадам де Тремуйль, то дочерью турецкого султана, то принцессой Азовской, то Владимирской… «Это была роковая фантазия» – русская, княжна Тараканова, дочь Елизаветы Петровны от тайного брака ее с Разумовским и, значит, претендентка на российский престол. Конечно же, как показывают документы, женщина, претендовавшая на царскую корону, не сама приняла такое решение – объявить себя наследницей трона. Среди тех, кто поддерживал амбициозные претензии молодой красавицы, был князь Радзивилл. Возможно, и еще кто-либо из влиятельных особ «играл» этой дорогой куклой, но всерьез ее намерения, в общем-то, воспринимали немногие. К тем же, кто придавал особое значение дерзким заявлениям искательницы приключений, несомненно, принадлежала Екатерина II. сколь бы легкомысленны и нереальны были попытки отнять у нее трон, императрица всегда решительно пресекала любые из них. Неудивительно, что, узнав о самозванке, она сразу же приняла все меры к тому, чтобы «схватить бродяжку». Тем более что «принцесса Владимирская» промелькнула в истории в грозные для русской царицы годы Пугачевского бунта.

Поселившись в 1772 году в Париже, красавица объявила себя принцессой Елизаветой Владимирской и стала распространять рассказ о том, что она происходит от богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии и по достижении совершеннолетия приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России. «Принцесса» называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, «сестрой» Пугачева и заявляла – в письмах султану, графу Панину, графу Орлову-Чесменскому и другим, а также в фантастических манифестах – о намерении с помощью Пугачева вернуть себе «родительский пре стол». Для достижения своей цели она отправилась в Венецию, а оттуда в Константинополь, но бурей была выброшена около Рагузы, где и прожила до конца 1774 года, продолжая рассылать письменные послания и «манифестики». В письмах она продолжала говорить о своем царском происхождении, представляя даже духовное завещание императрицы (видимо, вымышленное), о житье при матери до девятилетнего возраста, о намерениях занять престол. Но ни обращения к султану, ни затем переговоры с кардиналами не имели успеха…

Между тем Екатерина отдала приказ немедленно поймать «легкомысленную авантюристку». Исполнить поручение было велено графу Алексею Орлову, генерал-адмиралу и генералиссимусу Российского флота, победителю турок при Чесме, за что его именовали Орловым-Чесменским. Граф даже был уполномочен подойти с эскадрой к городу, где в то время жила «самозванка», и потребовать у Сената ее выдачи, в случае же отказа бомбардировать город. Однако для выполнения задачи Орлов решил использовать другие методы.

Собрав необходимые сведения о «принцессе Владимирской» и отметив среди черт, ей свойственных, страстность и влюбчивость, Орлов решил сыграть на этом. Он незамедлительно отправился в Италию, в Пизу, где в то время пребывала княжна Тараканова, познакомился с ней и притворился безумно влюбленным… И как-то после обеда у английского консула в Ливорно граф предложил своей «возлюбленной» и ее спутникам осмотреть русский военный корабль и галантно вызвался сопроводить их (по некоторым версиям, на корабле был инсценирован обряд венчания). Вот тут-то мышеловка и захлопнулась. Жестоко обманутая своим любовником, доверчивая княжна попалась в хитро расставленные сети, прямо с корабля угодив в казематы Петропавловской крепости. Там арестованная пленница была подвергнута продолжительному допросу фельдмаршалом князем Голицыным, во время которого давала различные показания. А 4 декабря 1775 года несчастная узница умерла от чахотки, скрыв тайну своего рождения даже от священника. Обрядов при ее погребении не было совершено никаких.

Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения. Худ. К. Флавицкий

Предание же о гибели княжны Таракановой во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1777 году, послужившее сюжетом для наделавшей в свое время много шума картины К. Д. Флавицкого, исследованиями не подтверждается. Полотно художника «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения» сохранило для нас когда-то известное имя, но не образ. Петербургское наводнение 1777 года – единственное сходство картины Флавицкого с исторической реальностью. На Всемирной выставке в Париже полотно, выставленное под названием «Смерть легендарной принцессы Таракановой», имело приписку, что «сюжет картины заимствован из романа, не имеющего никакой исторической истины». Таким образом, не существует ни одного достоверного живописного портрета таинственной красавицы. История сохранила лишь несколько словесных зарисовок загадочной искательницы приключений. Вот, например, как ее описывает граф Валишевский: «Она юна, прекрасна и удивительно грациозна. У нее пепельные волосы, как у Елизаветы, цвет глаз постоянно меняется – они то синие, то иссиня-черные, что придает ее лицу некую загадочность и мечтательность, и, глядя на нее, кажется, будто и сама она вся соткана из грез. У нее благородные манеры – похоже, она получила прекрасное воспитание. Она выдает себя за черкешенку, точнее, так называют ее многие, – племянницу знатного, богатого перса…» Существует и другое, не менее любопытное описание нашей героини, принадлежащее перу князя Голицына: «Насколько можно судить, она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента. По ее словам, эту удивительную способность к языкам она открыла в себе, когда странствовала по разным государствам. За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по-персидски и по-арабски».

Несмотря на достаточно широкое распространение легенды, большинство историков все же отказывают в достоверности преданию о погибшей в Петропавловской темнице княжне Таракановой как о дочери Елизаветы Петровны и графа Разумовского. Советская историческая энциклопедия, например, в заметке об Алексее Григорьевиче Разумовском пишет: «Потомства (вопреки легендам) не было». Но даже если история о наследнице русского престола «всего лишь дым преданий», думается, подобная легенда заслуживает внимания, ибо «такие легенды корнями своими уходят в почву исторической реальности».

Тараканова Августа (принцесса, в монашестве Досифея). Неизвестный художник, середина XVIII в.

А вот энциклопедия Брокгауза и Эфрона «подлинной Таракановой», дочерью Елизаветы и, следовательно, внучкой Петра I называет монахиню Московского Ивановского монастыря Досифею. Эта женщина – абсолютно реальная историческая фигура, более того, имя ее фигурирует среди подвижников благочестия. «Жизнь инокини Досифеи, – пишет о ней Е. Поселянин, – представляет собою пример великого бедствия, ничем не заслуженного несчастия. Царской крови, родившись, казалось, для радостной жизни, для широкого пользования благами мира, она была в расцвете лет и сил заживо погребена, но вынесла безропотно тяжкую долю и просияла подвигами благочестия». Одно из преданий гласит, что «настоящая княжна» Августа Тараканова (ставшая впоследствии инокиней Досифеей) была направлена за границу, где воспитывалась и жила, пока в 1774 году о себе не заявила «всклепавшая на себя чужое имя» «принцесса Владимирская». Для княжны Августы эта интрига имела печальные последствия. Встревоженная восстанием Пугачева, объявившего себя, как известно, Петром III, императрица распорядилась доставить в Россию и настоящую дочь Елизаветы Петровны. В Петербурге с княжной беседовала сама Екатерина II. Она долго рассказывала о смутах, обрушившихся на Российскую империю, и в заключение объявила, что, «дабы не вызвать нечаянно государственного потрясения, княжне следует отказаться от мира и провести остаток дней в монастыре». Не противясь государственному благу, Тараканова предпочла смириться со своей участью. Местом заточения княжны был избран Ивановский монастырь в Москве, который покойная Елизавета Петровна и устраивала как монастырь для вдов и сирот знатных лиц. Здесь и содержали теперь ее дочь, ставшую инокиней Досифеей. Келью Досифеи составляли две низкие сводчатые комнаты, в которые, кроме игуменьи, духовника и келейницы, никто не входил. Досифею не пускали ни в общую церковь, ни в трапезную. Иногда для нее совершалось особое богослужение в надвратной Казанской церкви. Пока там находилась Досифея, двери церкви наглухо запирались. «Понятны, – пишет Е. Поселянин, – те глубокие внутренние муки, которые переживала она в своем невольном затворе. Конечно, она сравнивала его со своим прошлым: величием своих родителей, своей прежней вольною и роскошною жизнью, и какая тоска в эти минуты должна была грызть ее душу!» Последние годы жизни Досифея прожила в полном уединении… Благочестивую инокиню Господь призвал в 1810 году. На ее торжественные пышные похороны съехалась вся московская знать, в том числе и многочисленная родня Разумовских. Заупокойное богослужение совершало высшее духовенство Москвы. Похоронили затворницу не в Ивановском монастыре, где она приняла постриг, как того требовали церковные правила, а в Новоспасском, невдалеке от усыпальницы бояр Романовых.

Если это предание имеет под собой реальную почву, можно только подивиться, как чудовищно несправедливо устраиваются судьбы в доме Романовых… Родная дочь императрицы Елизаветы Петровны становится монахиней-затворницей, а чужестранка Екатерина – императрицей. Следы нескольких княжон Таракановых обнаруживаются и в других женских монастырях, и по этому поводу остроумно было замечено, что «в России нет женского монастыря, который не имел бы предания о какой-либо таинственной затворнице». По одной из легенд, якобы существовали две княжны Таракановы, воспитывавшиеся в Италии, которые коварно были арестованы графом Орловым. Граф приказал утопить сестер, но одна из них была спасена матросом. Впоследствии княжна приняла постриг в одном из московских монастырей. По мнению некоторых исследователей, весьма вероятному, легенда о Таракановых обязана своим происхождением тому факту, что граф Алексей Разумовский действительно воспитывал за границей (в Швейцарии) своих племянников Дараганов. Иностранцам нетрудно было переделать их фамилию сначала в Дарагановых, а потом в Таракановых и создать легенду об их особенном происхождении.

К сожалению, те материалы, которыми располагают историки, не дают ни малейшего шанса на разгадку тайны «лжедочери Елизаветы». Поэтому остается лишь верить или не верить легендам, гадать, где вымысел, а где реальность, и снова и снова строить догадки, кем же была эта женщина, претендовавшая на русский престол, – обаятельной авантюристкой, схваченной с поличным, или заслуживающей сочувствия фантазеркой, угодившей в силки большой политической игры и искренне верившей в свое «царское происхождение».

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

III. Княжна Августа Алексеевна Тараканова, в монахинях Досифея

III. Княжна Августа Алексеевна Тараканова,

в монахинях Досифея

Не более сорока лет как имя княжны Таракановой стало известно в русском обществе и, между тем, оно пользуется теперь большой популярностью.

Популярностью своей оно обязано известной картине даровитого, ныне уже умершего художника, Флавицкого, которого историческая картина «Княжна Тараканова» в первый раз появилась на петербургской выставке 1863 года.

Картина, как всем известно, изображает молодую и красивую женщину в тюрьме, в момент наполнения каземата водой от бушующего вне тюрьмы наводнения.

Женщина нарисована одетой в бархатное с атласом платье, но уже изорванное, потертое. В отчаянии ломая руки, женщина стоит, вытянувшись на кровати, спасаясь от воды и крыс, которые, испуганные наводнением, бросаются на постель, покрытую грубой овчиной, и цепляются за платье заключенной. Бушующая вода врывается в каземат через переплетенное железными полосами окно.

Это и есть ужасная смерть княжны Таракановой, погибшей, как ошибочно полагали, в Петропавловском каземате в наводнение 10 сентября 1777 года.

Но есть две княжны Таракановы: одна настоящая, истинная, другая – мнимая, самозванка, и художник изобразил смерть самозванки, предполагая, по неимению до 1863 года достоверных исторических сведений о княжнах Таракановых, что изображает смерть истинной княжны Таракановой, а не самозванки.

Истинная княжна Тараканова была дочь императрицы Елизаветы Петровны от тайного брака ее с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским.

Вообще о детях Елизаветы Петровны и Разумовского ходило много неточных и сбивчивых сведений и преданий, из которых одно противоречило другому; но, к сожалению, и точных сведений об этом предмете сохранилось также мало.

В народе, по некоторым местностям, доселе живут предания, как в посаде Пучеже, например, что дочь Елизаветы, Аркадия, находилась будто бы в этом посаде при тушавинсвой церкви, под именем Варвары Мироновны Назарьевой, или какой-то инокини, умершей в 1839 году, хотя Варвара Назарьева была совершенно другое лицо; в других местностях предания эти варьируются и сводятся то к имени самой Елизаветы Петровны, то в имени известного уже нам ссыльного и помилованного Шубина и т. п.

У иностранных писателей также имеются сведения, конечно, сомнительный, о детях Елизаветы Петровны: у одного – что Елизавета Петровна имела трое детей, дочь княжну Тараканову, и двух сыновей, из которых один, приготовляясь к горной службе, учился химии у профессора Лемана и вместе с профессором был удушен испарениями какого-то газа из неосторожно разбитой ими реторты; у другого – что у Елизаветы Петровны было двое детей – сын, носивший фамилию Закревского, и дочь Елизавета Тараканова; у третьего – что дети Елизаветы воспитывались у одной итальянки, Иоанны, в Италии, и что Елизавета Тараканова там и умерла.

По русским, более достоверным, сведениям известно, что у Елизаветы Петровны от брака с Разумовским было двое детей – сын и дочь. О первой письменных сведений никаких не сохранилось, а предание передает, что он жил до начала девятнадцатого столетия в одном из монастырей Переславля-Залесского и горько жаловался на свою участь.

Дочь же Елизаветы Петровны и Разумовского носила имя Августы. На портрете Августы, находящемся в настоятельских кельях московского Новоспасского монастыря, имеется следующая надпись: «Принцесса Августа Тараканова, во иноцех Досифея, постриженная в московском Новоспасском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей скончалась 1808 года и погребена в Новоспасском монастыре».

Сходство этого портрета с портретами императрицы Елизаветы Петровны говорит о их близком родстве.

По свидетельству г-жи Головиной, которая училась в Ивановском монастыре и сблизилась там с Таракановой, последняя называла себя по отчеству Матвеевной, конечно, вымышлено. По свидетельству той же Головиной, инокиня Досифея, в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву – никому до смерти не пересказывать того, что от нее услышит, рассказала будто бы следующее:

«Это было давно: была одна девица, дочь очень знатных родителей, и воспитывалась она далеко за морем в теплой стороне, образование получила блестящее, жила она в роскоши и почете окруженная большим штатом прислуги. Один раз у нее были гости и в числе их один русский генерал очень известный в то время; генерал этот и предложил покататься в шлюпке по взморью; поехали с музыкой, с песнями; а как вышли в море – так стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: «Не угодно ли вам посмотреть на устройство корабля?» Она согласилась, взошла на корабль, а как только взошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили к ней часовых… Через несколько времени нашлись добрые люди, сжалились над несчастной – дали ей свободу и распустили слух, что она утонула… Много было труда ей укрываться… Чтобы как-нибудь не узнали ее, она испортила лицо свое, натирая его луком до того, что оно распухло и разболелось, так что не осталось и следа от ее красоты; одета она была в рубище и питалась милостыней, которую выпрашивала на церковных папертях; наконец, пошла она к одной игуменье, женщине благочестивой, открылась ей, и та из сострадания приютила ее у себя в монастыре, рискуя сама подпасть за это под ответственность».

Без сомнения, это рассказ искаженный, смешанный: он, главным образом, повествует не об истинной княжне Таракановой, а о загадочной самозванке ее имени, о которой мы скажем в своем месте.

До сих пор не установилось мнения относительно того, почему дочь Елизаветы Петровны получила имя княжны Таракановой. Одни утверждают, что по месту рождения графа Разумовского, в слободе Таракановке; но такого селения в той местности, где родился Разумовский, нет. Другое предположение (хотя предположение это, кажется, еще не было никем высказано печатно, но мы лично слышали его от П. И. Мельникова, составившая обстоятельное исследование о княжнах Таракановых) – это то, что княжна Тараканова получила упрочившееся за ней прозвище от искаженной фамилии некоей г-жи Дараган, которая жила в семействе графа Разумовсвого и с которой молоденькая принцесса Августа была отправлена за границу.

Где воспитывалась, где жила маленькая принцесса, которой и рождение, и жизнь, и смерть окутаны такой глубокой тайной, ничего не известно; но с вероятностью можно предположить, что до сорокалетнего возраста она оставалась где-либо за границей, а уже в 1765-м году, по именному повелению императрицы Екатерины II, привезена была в Ивановский монастырь, еще матерью Августы предназначенный «для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей», как сказано в указе Елизаветы Петровны, и там пострижена под именем Досифеи.

Конечно, участь эта постигла злосчастную принцессу Августу из справедливого опасения, что ее именем и рождением могут воспользоваться для своих целей враги царствования императрицы Екатерины, как воспользовались этим именем поляки, выпустившие на Россию самозванку Тараканову, и, как предполагают, они же выпустили на Россию и зимовейского казачьего хорунжего Емельяна Ивановича Пугачева.

Двадцать пять лет прожила инокиня Досифея в монастыре, занимая особые каменные кельи в одноэтажной постройке, примыкавшей в восточной части монастырской ограды, близ покоев самой матери-игуменьи.

Помещение бывшей принцессы составляли две уютные комнатки со сводами и прихожая для келейницы приставницы. Их нагревала изразцовая печь с лежанкой, по-старинному; окна келий были обращены на монастырь.

На содержание инокини Досифеи отпускалась из казначейства особая сумма, и бывшая принцесса никогда не присутствовала при общей монастырской трапезе, а имела особый стол, обильный и изысканный. Иногда на имя инокини Досифеи игуменья получала значительные суммы от неизвестных лиц, конечно, от родных своего отца, графа Разумовсвого, и деньги эти инокиня раздавала нищим, делила между бедными и употребляла на украшение монастырских церквей.

В первые двадцать лет своего заключения в монастыре Досифея была положительно ни для кого не видима: ее могли навещать только мать игуменья, духовник, причетник и московский купец Шепелев, торговавший чаем и сахаром на Варварке. Предполагают, что Шепелев этот был родственник известной уже нам Мавры Егоровны Шепелевой, любимейшей наперсницы императрицы Елизаветы Петровны и супруги временщика этой государыни – Шувалова.

Такое строгое уединение Досифеи было, конечно, указано самой императрицей Екатериной II, которая, особенно в последние годы своего царствования, много изменилась в сравнении с тем, что была она при начале своего царствования, и стала но всему относиться подозрительнее и во всем видеть опасность.

Но когда Екатерина скончалась, жизнь Досифеи стала несколько свободнее: к ней не опасались приезжать иногда высшие сановники Москвы, и в том числе митрополит Платон, навещавший знаменитую своим рождением инокиню по большим праздникам. Посещало ее келью и долго беседовало с затворницей, между прочим, и одно лицо из императорской фамилии.

В это время, вероятно, имела к ней доступ и Головина, если только приписываемый ей рассказ о Досифее не принадлежит к области вымыслов позднейшей редакции.

Без сомнения, были какие-либо особые причины, заставлявшие Досифею быть до крайности робкой: до самой смерти она все чего-то боялась и при вся-ком шорохе, при всяком стуке в дверь, бледнела и тряслась всем телом.

Конечно, робость затворницы могла происходить от каких-либо слов, угроз, предупреждений, которые, при свидании с ней перед заточением, могла и должна была сказать ей Екатерина в ограждение собственных интересов и спокойствия государства.

Робость заключенной выражалась даже и в том, что, никем не преследуемая в своем монастырском уединении, она не решалась даже оставить при себе портрете своей матери, портрете покойной императрицы Елизаветы Петровны, на что она имела право даже, не как дочь, а как всякая подданная: после долгого колебания она сожгла его вместе с какими-то хранившимися у нее бумагами.

Таинственностью имени заключенной обусловливалась и вся внешняя обстановка ее монастырской жизни. Досифея никогда не ходила на общие монастырские богослужения, а если и бывала в церкви, то не в те часы, в которые совершалась общая служба. Для Досифеи совершалось одиночное богослужение: в назначенные для этого часы таинственная инокиня, в сопровождении приставленной к ней монахини, одна выходила из своих келий, и отдельным коридором, а потом крытой лестницей проходила прямо в церковь, устроенную над монастырскими воротами. Когда инокиня входила в церковь, то двери запирались и богослужение совершалось для нее одной ее духовником и особо приставленными причетниками. Таким образом, в церковь никто не мог войти и видеть лицо таинственной инокини. Мало того, когда кто-либо из монастырских или посторонних подходил к окнам ее келий, то монастырский служитель обязан был отгонять их.

Мы уже видели, что подобной таинственностью окружено было и заточение второй невесты императора Петра II, княжны Екатерины Алексеевны Долгорукой, когда она находилась в заключении в новгородском горицком воскресенском девичьем монастыре: и там даже детей наказывали за то, что они в замочную скважину хотели увидеть таинственную узницу.

Рассказывают, что когда Досифея находилась в Монастыре и в то время знаменитый граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, но смерти уже императрицы Екатерины II, доживал в Москве свой век, он никогда не решался ездить даже мимо ивановского монастыря, а всегда старался объездом миновать это почему-то неприятное для него место.

После мы увидим, что место это действительно могло возбуждать в нем неприятные воспоминания: Орлов обманом взял в Италии знаменитого двойника инокини Досифеи или княжны Таракановой, другую княжну Тараканову, самозванку, которая и погибла в Петропавловской крепости во время наводнения. Орлов мог думать, что в Ивановском монастыре сидит именно та княжна Тараканова, которую он хитростью арестовал в Италии в то время, когда интрига ее раскинула сети почти на всю Европу.

Можно себе представить однообразие жизни заключенной и томительную скуку этого однообразия, особенно после того, как в молодости заключенная могла изведать иную жизнь, видела Европу, могла и имела право рассчитывать, как дочь русской императрицы и русского вельможи, на блестящую партию и счастливую жизнь, хотя бы как частная особа.

В монастыре она все дни проводила за молитвой, за чтением душеспасительных книг и за рукодельем. Все результаты ее труда шли на бедных и на нищих.

Так прошло двадцать пять бесконечных лет до самой смерти.

Последние годы бывшая княжна Тараканова доживала уже в совершенном безмолвии, и на нее смотрели как на праведную.

А, между тем, обрекшая себя на молчание княжна знала и иностранные языки, но ей не с кем было говорить в монастыре на тех языках, на которых она объяснялась в своей молодости и на свободе. Старый причетник, долго живший после нее, рассказывал, однако, что к Досифее как-то раз были допущены игуменьей какие-то важные особы: здесь только, с этими гостями, узница говорила на каком-то иностранном языке.

Таинственность сопровождала ее и в могилу: имени ни инокини Досифеи, ни княжны Таракановой не осталось даже в клировых монастырских ведомостях.

Как печальный остаток XVIII века, княжна Тараканова не дожила до памятного двенадцатого года; она скончалась 4-го февраля 1810 года, ветхой уже старушкой, шестидесяти четырех лет, хотя на портрете время смерти ее обозначено 1806 годом.

Как скромна и безмолвна была последняя половина жизни княжны Таракановой, так публичны и пышны были ее похороны: со смертью она переставала быть опасной для кого и для чего бы то ни было.

Похороны эти почтил своим присутствием главнокомандующие Москвы, граф Иван Васильевич Гудович, муж графини Прасковьи Кирилловны Разумовской, которая была, следовательно, двоюродной сестрой усопшей княжны. Гудович явился на вынос в полном мундире и в андреевской ленте. На вынос съехалась вся служебная знать Москвы – сенаторы, члены опекунского совета и обломки екатерининского и елизаветинского еще времени старые вельможи, доживавшие свой век в Москве, по привычке; вся эта знать была в мундирах.

Один Платон, знаменитый митрополит и оратор екатерининского времени, по болезни, не мог отпевать дочери Елизаветы Петровны: похороны совершал его викарий, дмитровский епископ Августин, с собором старшого московского духовенства.

Наконец, толпы народа сопровождали тело дочери покойной императрицы. Княжна Тараканова похоронена не в Ивановском монастыре, где жила до смерти, и не на общем кладбище, а там, где покоились тела всех ее предков, от XVII еще столетия, именно в родовой усыпальнице бояр, царственного впоследствии, дома Романовых, в Новоспасском монастыре.

Могилу княжны Таракановой и теперь указывают у восточной ограды монастыря, по левую сторону монастырской колокольни, под № 122-м.

Дикий надгробный камень над прахом княжны Таракановой гласит:

«Под сим камнем положено тело усопшей о Господе монахини Досифеи, обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве двадцать пять лет и скончавшейся февраля 4-го 1810 г. Всего ее жития было шестьдесят четыре года.

«Боже, всели ее в вечных твоих обителях!»

О наружности княжны Таракановой говорят, что она была среднего роста, несколько худощава и чрезвычайно стройна. В молодости она должна была быть необычайной красоты, какой отличались и мать ее и отец: обе дочери Петра Великого имели замечательно красивую наружность, и красота эта перешла к его несчастной внучке, которой суждена была такая трогательная безвестность. Княжна Тараканова даже в старости, несмотря на многолетнее монастырское заключение, сохраняла остатки далеко не заурядной красоты.

Что же касается ее характера, то она, по свидетельству знавших ее, была кротка до робости, а горькую участь свой сносила безропотно.

Вообще, печальная участь этой женщины, и вся ее загадочная, укрытая в непроницаемую тайну жизнь до сорокалетнего возраста, потом двадцатипятилетнее безмолвное пребывание в монастыре не могут не возбуждать глубокого сочувствия: это была искупительная жертва тяжелой необходимости во имя спокойствия целой страны, которая была ее родиной.

Перед своим вечным заключением княжна имела свидание с Екатериной. Императрица, в виду постигшей уже Россию смуты, пугачевщины, в виду, наконец, другой готовящейся смуты, когда именем княжны Таракановой-самозванки хотели поднять на Россию Францию и Турцию, должна была объявить несчастной дочери Елизаветы Петровны, что удаление ее от света будет искупительной жертвой за Россию, которую могли ожидать новые смуты и потрясения, если именем дочери Елизаветы Петровны воспользуются враги существующего порядка, – и княжна должна была принять на себя эту великую жертву.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Княжна Тараканова — дочь Елизаветы Петровны: raushenbakh — LiveJournal

Так или иначе, Августа все же поплатилась своей судьбой – не за самозванку, а за то, что была настоящей дочерью Елизаветы Петровны. В 1775 году она была по именному повелению Екатерины II насильно привезена в Россию и пострижена под именем Досифеи в Московский Ивановский монастырь (удивительно, совпадают даты появления Досифеи в монастыре и Елизаветы, княжны Таракановой, в крепости). В монастыре Досифея жила уединенно и провела последние двадцать пять лет своей жизни. Монастырь, перестроенные строения которого и ныне можно видеть близ Солянки, пользовался мрачной славой. В нем зачастую содержались под строгой охраной политические узницы. Заключение же Досифеи отличалось особенно жестким режимом. Для нее выстроили отдельный домик, окна которого были обращены к монастырской стене. Никто из инокинь не мог видеть ее лица. Встречи или разговоры с ней запрещались под страхом наказания, церковное богослужение совершали для нее одной.

В церковь Досифея ходила редко, по специальному подземному ходу. Имела, говорят, всегда изысканный стол. Получала из тщательно скрываемых источников большие суммы денег.
После смерти Екатерины II в 1796 году к узнице стали допускаться гости – «высокие особы» из московской знати; некоторые из них говорили с Досифеей «на разных иностранных языках». Самые важные вельможи считали честью для себя быть представленными загадочной монахине, ее стал посещать митрополит Платон.

Она занималась благотворительностью, чтением духовных книг, рукоделием. В монастыре считалась праведной. Росту была среднего, худощава и редкой красоты. На похоронах ее, при большом стечении народа, присутствовали родственники Разумовских. Похоронили ее в 1806 году, в усыпальнице бояр Романовых Новоспасского монастыря.

Вторая – самозванка, присвоившая себе имя княжны Таракановой, тоже отличалась редкой красотой и умом, возраста двадцати трех-четырех лет, роста выше среднего, статная стройная с пышными светло-русыми волосами, белолицая с ярким румянцем и в веснушках, которые так к ней шли. Глаза карие, открытые и большие, а один чуть косил, что придавало ее оживленному лицу особое, лукавое выражение, но все, кто ее видел, находили большое сходство с Елизаветой Петровной. Современники рассказывают, что Елизавета от тайного мужа Алексея Разумовского имела много детей, кто из них остался жив – неизвестно. Но дочь императрицы тоже Елизавета была отвезена к родным Разумовским в Дарагановку, которые земляки переименовали в Таракановку. Царица-мать и приближенные в шутку прозвали девочку Тьмутараканской княжной. В связи с неоднократными переездами ее потеряли из виду и потом совсем забыли.

Историки до сих пор не находят ответа: в самом ли деле: кто же она – всероссийская княжна или самозванка?

Для императрицы Екатерины все претенденты на престол представляли опасность ее правлению, поэтому они были уничтожены, оставалась только самозванка княжна Тараканова.

Княжна о себе рассказывала, что она дочь императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского, что детство провела в разъездах. Помнила юг России, глухую деревушку, откуда ее вдруг увезли, как будто старались истребить малейшую память о ее прошлом, не жалели денег и возили из страны в страну, об этом знал фаворит Елизаветы Петровны Иван Шувалов, который тайно ее навещал.
Первый раз, когда он ее увидел, то показался ей очень смущенным, поскольку сходство княжны Таракановой с Елизаветой Петровной было поразительным.

Она имела ряд поклонников, которых доводила до разорения и тюрьмы. Преследуемая кредиторами, она перекочевывала из Киля в Берлин, Гент, Лондон, Париж и т.д. В Париже она превратилась в принцессу Владимирскую, стала искать поддержку у влиятельных особ, которые помогли бы ей получить в России наследство, принадлежащее ей по праву. В 1774 году под влиянием окружения польского князя Радзивилла объявила себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны и претенденткой на русский престол.

Выполняя приказ императрицы, граф Орлов направился во Флоренцию, где в то время под именем графини Селинской жила княжна Тараканова со своей свитой и слугами. Узнав о прибытии графа, она приехала к нему в паллацо шумным поездом из нескольких экипажей и большой свитой в несколько десятков человек, чем озадачила графа.

Он принял гостью почтительно, отвел ей недалеко от себя приличное помещение, окружив ее роскошью, и относился к ней точно верноподданный, при посторонних даже не садился. О чем он говорил с княжной, как он выполнял задуманный план, прояснилась ситуация довольно скоро.

Исполинская, пышущая здоровьем фигура графа Орлова, его красивые греческие глаза, веселый беспечный нрав и огромное богатство привлекали к нему женщин. Не избежала его обаяния и княжна. Вскоре Алексей Григорьевич стал дарить княжне разные вещи, в том числе медальон со своим миниатюрным, на кости, портретом, осыпанным дорогими камнями.

Сомнения не было – новая очаровательница полонила сердце графа-исполина, граф открыто ездил с княжной по городу на гулянье, в оперу, в церковь. Очарованный ее красотой, живым умом, готов был бросить свою холостяцкую жизнь и жениться.
Но она сопротивлялась, говоря, что согласится, когда будет на своем месте, когда будет в России, дома, и когда государыня смилуется и признает ее права на престол. Тревожная ситуация вызывала у графа смятение. Сердечная страсть мешалась с реальностью. С одной стороны, он уговаривал княжну выйти за него замуж, с другой стороны, он оставался преданным и покорнейшим слугой императрицы Екатерины.

Женясь на княжне, граф подчинялся зову сердца, а вместе с тем выигрывал и в положении, роднясь с царской кровью, обращая претендентку на престол в скромную графиню Орлову и одновременно угождая императрице.

Княжна боялась обмана, предательства, веря его чувствам, думала, что как жену он ее не предаст. Ей льстило, что граф Орлов, совершив подвиг, помог императрице Екатерине взойти на престол, но не вспомнила о другом тяжком грехе графа, как помог избавиться от императора Петра III.

Согласившись обвенчаться с графом на русском корабле в православной церкви, общество двинулось к морю. Жених был особенно почтителен, осыпая ее нежными признаниями. Для них были приготовлены шлюпки. На корабле наблюдалась особая предпраздничная суета, готовилась закуска, танцы. Все готовились к венчанию.

Княжна была счастлива, что скоро она будет в России, где сбудется ее мечта, и она станет Елизаветой II. В самый разгар праздничного веселья вдруг появились вооруженные матросы, подошли к свите, окружающей княжну, и потребовали всех сдать оружие, громко провозгласив:
– По повелению императорского Величества вы арестованы!
Княжна закричала:
– Насилие! На помощь! Сюда…!
Она искала глазами графа, ей ответили:
– Граф по велению императрицы и адмирала арестован!
Княжна пошатнулась и упала без чувств. Прислуга княжны была также арестована и перевезена на другой корабль.

Закончилось вопиющее и безбожное дело, граф Орлов навек запятнал себя еще более черным делом, которое ни Чесменскими, ни другими заслугами, не укрыли его от людского и божьего суда.
Граф Орлов-Чесменский выполнил полученный приказ от императрицы Екатерины II – схватить «побродяжку» и доставить ее в Петербург, что он и сделал, обманным путем заманив ее на русский корабль.

Двадцать четвертого января 1775 года из Кронштадта в Петропавловскую крепость была доставлена «секретная пленница» и была помещена в Алексеевский равелин. Напуганная грозной обстановкой княжна Тараканова поняла, что ее ожидает, но не сдавалась и утверждала, что она дочь Елизаветы Петровны и имеет весомые доказательства, завещание в ее пользу. Никакие пытки не могли сломить ее. Екатерина II возмущалась дерзостью и упорством «побродяжки» и требовала обер-коменданта Чернышева, чтобы добиться всей правды.

Но, не смотря на все лишения и мучения, княжна продолжала упорствовать и умоляла своих палачей пожалеть ее будущего ребенка, которого она ждала от Алексея Орлова. Чтобы сохранить ребенка, она была согласна поехать в ссылку, в Сибирь, в монастырь. Она была уверена, что граф тоже арестован.
Когда императрица узнала подробности похищения княжны, она была возмущена подлостью Алексея Орлова. » Предатель по природе! – шевельнулось в уме Екатерины, при мыслях об услугах графа. – Даже Радзивилл не предал своей возлюбленной, хотя ему грозила ссылка и разорение громадных имений! А Орлов на все готов, не гнушается ничем, не задумывается и способен на многое другое!» Она вспомнила строки письма давнего времени: «Матушка, царица, прости, не думали, не гадали… «

Графа Орлова ждали из Италии со дня на день, он спешил предстать перед императрицей к торжеству празднования турецкого мира.
Прибыв во дворец, граф Орлов почувствовал более, чем прохладную обстановку. Приближенные императрицы просто не замечали его, императрица сказалась больной. Его принял только Потемкин, который произнес: – Нынче все не в меру, через край!
Орлов задумался: «Ведь это он хватил не в меру, через край!»

На следующий день он был принят императрицей, которая высказалась: «А вы, батюшка, пересолили в препорученном деле».
Граф спросил, чем же он прогневил ее, она ответила:
«Ведь пленница-то наша ждет от вас ребенка. Впрочем, можно поправить, поезжайте в крепость и к торжеству возвращайтесь женихом».
Она решила, в самом деле, женить графа Орлова на этой «побродяжке», чем не пара русский сановник и граф?

Увидев княжну, граф Орлов был поражен страшной худобой недавно обворожительной и изящной женщины. У него шевельнулось чувство жалости и вины за содеянное. Но, вспомнив наказ императрицы, он сразу приступил к его выполнению.
Поняв его сущность, княжна с горечью сказала ему:
– Она так боится, что не успеет узнать… – что я убегу от нее… в могилу… Решила все-таки через тебя попробовать. Послала – и ты пришел. После всего, что сделал. Не постыдился. Точнее, стыдился, но пришел. Потому что раб… На рабов не сердятся. Как на этих солдатиков несчастных. Они мне как родные…
– Клянусь на кресте! Я тебя любил.
– Не надо. В любовь мы играли. Оба.
– Я не играл. Я любил. Я и сейчас тебя люблю.
– Тогда еще страшнее… Я играла с тобой. И думала, что выиграла. И проиграла, потому что я впервые встретилась с любовью раба.
– Теперь я знаю, в этой стране распоряжается только она, вы – рабы, даже добрейший князь Голицын…, с добрейшей улыбкой вздернет меня на дыбу, если она прикажет. Хозяйка…

Он старался оправдываться, объясняя, да, он верный раб государыни и только исполнял приказ императрицы – доставить княжну любым способом в Россию.
Затем он клялся в любви, предлагал руку и сердце, титул, богатство, преданность.
Но она уже ничему не верила, ожидая очередной подлости, и обоснованно, поскольку он снова пытался выведать ее происхождение.
– Вон, изверг, вон! Заклейменный предатель и палач! – закричала арестантка и потеряла сознание.

Раздраженный неудачей граф покинул каземат и, подойдя к князю Вяземскому, произнес:
– Много с ней возятся, нужно применить другие меры.
– Какие же, батенька, меры? Она при последних днях… не придушить же ее.
– А почему бы и нет? – произнес Алексей Орлов. – Жалеть таких?!

Князь Вяземский был шокирован его советом. Об этой встрече он доложил императрице, она приняла жесткое решение. Екатерина II, узнав подробности похищения княжны Таракановой и подлой игры похитителя Алексея Орлова, отвернулась от него и приказала скрыться с ее глаз…

Он был раздавлен двумя женщинами: мужественной, фанатичной княжной и властной, сильной императрицей.

Через некоторое время княжна родила мальчика, которого нарекли Александром Алексеевым, сыном Чесменского.
Его мать, княжна Тараканова, умирая, для исповеди позвала православного священника, но и ему ни в чем не призналась. Она настаивала, что не самозванка, а законная наследница императрицы Елизаветы Петровны. Она жила и умерла свободной.
Обрядов при ее погребении не было. Ее загадочная жизнь не раз служила сюжетом для романистов: Данилевского, Мельникова, Панина, Руднева, Васильчикова и др.
Алексей Григорьевич удалился в Москву, а вскоре увез к себе сына Александра, которого многие действительно считали сыном княжны Таракановой и Алексея Орлова-Чесменского и который погиб в конце 18-го века в должности бригадира.

По мнению историков, Алексей всю жизнь вспоминал погубленную им самозванку и не находил успокоения. Именно в этом граф признается Екатерине II во время их последней встречи: «Не могу, – ответил он на предложение императрицы подыскать ему жену. – После нее – все пустое… Будто опоила она меня. Забыть ее не могу… Вот ведь как оказалось-то: всю жизнь она преследует меня… «.

Но в 1782 году, в 45 лет, граф женился на Авдотье Николаевне Лопухиной. Через три года у них родилась дочь Анна. Брак был недолгим, Авдотья Николаевна скончалась в возрасте 24 лет вскоре, после рождения второго ребенка – сына Ивана, который умер в 4-х летнем возрасте.
После счастливого, но короткого брака, оставившего на руках у графа маленькую дочь Анну, Алексея Григорьевича еще ожидала любовная история скандально-бытового характера, за которой история с княжной Таракановой сама собой отходила на дальний план.

В Москве Орлов встретил даму на 30 лет моложе его самого, Бахметеву (урожденную княжну Львову), и они полюбили друг друга. Бахметева была замужем. Муж ее унижал и обижал. В конце концов, бедная женщина решилась бежать из дома и нашла спасение под покровительством Орлова. По законам того времени муж мог с полицией требовать выдачи жены. Алексей Григорьевич, вопреки закону и мнению света, решил дать убежище любимой женщине, и заступиться за нее. Поселившись в доме Орлова, Бахметева занялась воспитанием Анны, которая называла ее «голубушкой-сестрицей», и очень привязалась к ней. Новая возлюбленная графа была невероятно активной женщиной: она шила, разводила коров, делала сыры, устраивала Алексею Григорьевичу бурные сцены из-за его попыток оказать ей материальную помощь – ведь она считала себя финансово-независимой.

Словом, старость Алексея Орлова не только не была одинокой, но и не отличалась гробовым спокойствием.

По свидетельству Московского Митрополита Платона, граф Алексей Орлов скончался в Рождество 1807 года. Историк Данилевский свидетельствовал: «Достоверно известно, муки графа перед смертью были особенно невыносимы. Чтобы не было на улице слышно ужасных стонов и криков умирающего «исполина века», было приказано домашнему оркестру играть как можно громче».
Отпевали графа в Ризoположенской церкви что на углу Донской улицы и Ленинского проспекта. Она и сегодня в числе действующих церквей.

raushenbakh.livejournal.com

Княжна Тараканова. Судьба авантюристки. Интересные факты

Жизнь и смерть Княжны Таракановой

Время пугачевского бунта омрачилось для Екатерины 2 еще одним до крайности неприятным событием. 1773 год, декабрь — в Германии объявилась особа, которая выдавала себя за дочь императрицы Елизаветы и ее тайного мужа Алексея Разумовского. Самозванка называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны и уверяла, что у нее есть все права на русский трон.

Как только в России возник Пугачев, она уверяла, что он ее является ее сводным братом, который будет ей во всем помогать. Вся история княжны Таракановой окутана такими тайнами, родила столько небылиц и шита такими белыми нитками, что нет никакой возможности рассказать о ней внятно. Одно точно, после первого раздела Польши князь Карл Радзивилл, глава польских конфедератов, ухватился за идею о самозванстве и пообещал Таракановой поддержку как поляков, так и турок. Сердце княжны жаждало бури, и она ее получила.

А.Г. Брикнер писал: «Самозванка, по свидетельству всех тех кто видел ее, имела довольно привлекательную наружность, отличалась быстрым умом, не лишена была некоторого образования, весьма свободно говорили по-немецки и по-французски и немного по-английски и по-итальянски. С ее слов, в 1775 году ей было от роду 23 г., но по-видимому она была старше. То она называла себя султаншей Селиной или Али-Эмете, то принцессой Владимирской, то госпожой Франк, Шелль, Тремуль и пр. В Венеции она появилась под именем графини Пиннеберг. Английский посланник в Петербурге утверждал, что она дочь трактирщика в Праге, английский посол в Ливорно считал ее дочерью нюрнбергского булочника».

Она обладала необычной энергией, постоянно жила в долг, неуемная ее натура жаждала славы. Подвижная, как ртуть, она моталась по Европе со свитой поклонников, искала влиятельных людей и средств, чтобы помочь «своему брату», уверяя всех, что Пугачев в свою очередь будет ей помогать. Право, ни одно столетие, кроме XVIII-го, не рождало стольких блестящих, изобретательных и абсолютно невероятных авантюристок.

Княжна Тараканова имела три документа на руках, которые подтверждали ее права на русский трон. Все три документа были подложными: завещание Петра 1, «тестомент» – завещание Екатерины 1 о престолонаследстве и духовное завещание Елизаветы. 1774 год — после долгих и сложных странствий она появилась в Италии, в Венеции, а потом в Рагузе. Она была в окружении знатных поляков. Здесь и зародилась легенда о том, что она дочь императрицы Елизаветы и Разумовского, правда, вместо Алексея (невенчанного мужа Елизаветы) она сбивалась и называла Кирилла, его брата. Впрочем, ей было все равно.

До Екатерины дошли из Европы слухи о появлении самозванки. Она с невозмутимостью бросила: «Нет никакой надобности обращать внимание на эту побродяжку», – но дело это нельзя было оставить без внимания. Алексей Орлов в тем временем находился в Ливорно и жил очень широко. В его обязанности входило решать все дипломатические и политические дела, деньги из России лились рекой. Гордый недавней победой, он заказал итальянскому художнику написать картину Чесменского боя. Тогда об абстракционизме еще не помышляли, а реальный бой на картине требовал реального воспроизведения действия на море. В угоду художнику палили из пушек, ломали мачты и рубили такелаж, а потом, чтобы художник понял, в конце концов, как все было на самом деле, Орлов приказал взорвать еще годный корабль и сжечь все, что от него осталось. Художник понял, что к чему, картина получилась отменной.

О странной «побродяжке» Орлова известили. И тут вдруг он в августе 1774 г. получает послание от той самой самозванки, о которой ему писала императирца. Послание сопровождал манифест, т. е. духовное завещание, подписанное Елизаветой Петровной. Можно объяснить, на что рассчитывала эта женщина. Месяц назад был заключен с турками Кючук-Кайнарджийский мир, это так, но война с Пугачевым еще продолжалась, и исход ее не был ясен. Кроме того, до Италии докатился слух об опале Григория Орлова, всел за этим могла последовать опала для всего рода бывшего фаворита. Была надежда, что Алексей Орлов согласится предать Екатерину, а с русским флотом он мог быть весьма полезным.

Однако Орлову такое даже в голову не приходило. Он тут же отрапортовал в Петербург о появления самозванки. 1774 год, сентябрь — он написал Екатерине: «Есть ли эдакая в свете или нет (дочь Елизаветы), я не знаю; а если есть и хочет не принадлежащего себе, то я б навязал камень ей на шею и в воду. Сие же письмо при том прилагаю, из которого ясно увидите желание…». И далее… все также, жестко, по-деловому, Орлов излагает свой план: он уже послал к самозванке верного человека – переговорить и найти способ привезти ее в Ливорно, а потом заманить на корабль и увезти в Россию.

Письмо «побродяжки» привело императрицу в ярость. Она тут же ответила Орлову – не медлить, любым способом выманить из Рагузы «сию тварь, столь дерзко на себя всклепавшую имя и природу», а в случае неудачи «то и бомб несколько в город метать можно».

Бомбы не понадобились. Орлов решил действовать по-своему. Операция по доставке самозванки началась. Он свел знакомство с княжной Таракановой, предложил ей помощь русской эскадры, снял для нее роскошный дом в Пизе, заплатил все долги, окружил ее почетом и начал играть в любовь. Вот здесь и встает главный вопрос – игра это была или граф Орлов в действительности влюбился?

Сколько на эту тему понаписано, сколько метров кинопленки истрачено! Каждый автор отвечает на этот вопрос по-своему, но сама княжна Тараканова поверила Орлову безоглядно. Он был красавец (шрам на щеке не мешал), почти 2-х метрового роста, победитель на море и глава русской эскадры – богатырь и рыцарь в одном лице.

Дальше все было просто. Как и планировали, княжну заманили на судно, там ее с Орловым обручили или обвенчали – не суть важно, потому что обряд проводил переодетый в платье священника матрос. После этого княжну арестовали. Она негодовала, звала «мужа», но ей было сказано, что граф Орлов также арестован. Зачем? Может это был акт милосердия, предательство судьбы иной раз легче перенести, чем предательство возлюбленного.

Эскадра под командой адмирала Грейга взяла курс на Кронштадт, Орлов же меж тем сошел на сушу. Он предпочел добираться до родины сухопутным путем. 1775 год, 11 мая — русская эскадра прибыла в Кронштадт, а 25 мая княжна Тараканова и ее спутники – два поляка, Доманский и Чарномский – были заключены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Начали проводить допросы, они велись по-французски. Следствие вел князь Голицын, человек мягкий и незлобивый, но и его княжна умудрилась вывести из себя.

Барельеф: Княжна Тараканова (Неизвестный скульптор XVIII в)

Двор тем временем находился в Москве, он прибыл туда сразу после казни Пугачева, которая состоялась 10 января 1775 г. Кажется, императирице больше ничего не угрожало, и она могла быть милосердной, но не тут-то было. Екатерина с большим вниманием следила за ходом следствия, курьеры с депешами мотались между двумя столицами, как маятники. Княжна Тараканова должна была внятно ответить на два главных вопроса: кто она такая и кто смог надоумить ее замыслить интригу с посягательством на русский престол.

«Вероятие есть, – писала Екатерина, – что за такую сумасбродную бродягу никто, конечно, не вступится, не так ли, но всяк постыдиться скрытно и явно показать, что имел малейшее отношение».

Следствие продолжалось 7 месяцев, но ни на один из этих вопросов княжна не ответила. Тараканова не молчала, она не закрывала рта, придумывая, как Шехерезада, все новые и новые истории: вспоминала о детстве, проходившее в Персии… или в Сибири, или в Киле, – она путалась, рассказывала о своем романе с польским посланником в Париже Огинским, или о князе Лимбургском, который «любил ее страстно и обещал жениться». Искренне уверяла, что она никогда не называла себя дочерью императрицы Елизаветы, все это происки ее врагов, а важные бумаги при ней найденные, только копии, которые ей подбросили недоброжелатели. Нет, она не претендовала на трон, в Персии она имеет несметные богатства… При этом все опросные листы она подписывала именем Елизавета, чем несказанно раздражала императрицу.

Голицын был в отчаянии:

– Если вы жили в Персии, то знаете персидский язык. Извольте написать на нем что-либо.

Княжна с готовностью написала на листе бумаги непонятные письмена. Голицын призвал ученых мужей из Академии наук, те заявили, что знаки эти никакого отношения к персидскому языку и вообще к какому-то языку, не имеют.

– Что все это значит? – спросил самозванку Голицын.

– Это значит, что у вас в Академии сидят неучи, – ответила княжна невозмутимо.

Княжна Тараканова просила об одном – о личной встрече с Екатериной и даже писала императрице письма. Она все объяснит самой государыне, она может быть полезной России! Ответ императрицы Голицыну: «Дерзость ее письма ко мне превосходит, кажется, всякого чаяния, и я начинаю думать, что она не в полном уме».

В тюрьме княжна родила ребенка от Алексея Орлова. Ребенок умер. Известно, что у самозванки в заключении имелся целый штат слуг, помещение, в котором она содержалась, имело несколько комнат, она получала медицинскую помощь. Но болезнь давала о себе знать. Чахотка появилась у княжны Таракановой еще в Венеции, в крепости она уже кашляла кровью.

Государыня так и не удостоила арестованную свиданием. Брикнер пишет: «Осенью 1775 г. самозванка начала постепенно слабеть; болезненные припадки возвращались все чаще. Больная просила Голицына прислать к ней священника. Голицын позвал протоирея Казанского собора, говорившего по-немецки. И в этой последней беседе со священником авантюристка не сообщила ничего такого, что могла бы дать хоть некоторое понятие о ее происхождении, о ее сообщниках и пр. Четвертого декабря она умерла. На следующий день солдаты, стоявшие при ней все время на часах, глубоко зарыли ее тело на дворе Петропавловской крепости».

Вместе с Таракановой в Италии на корабле в плен попали и ее спутники – поляки Черномский и Доманский, ее «придворный штат». Их также держали в Петропавловской крепости. Доманский был влюблен в самозванку и мечтал на ней жениться, не взирая на то, что им предстоит прожить всю жизнь в заключении. До свадьбы дело не дошло. После смерти Таракановой полякам и слугам позволили возвратиться в Европу, даже деньги дали на проезд, но с твердым условием – никогда не приезжать в Россию. В противном случае их ждал немедленный арест, а возможно, и смертная казнь.

Княжна Тараканова умерла, а историки по сей день гадают – кем же она была? Версий тут множество. Судьба княжны связана с таинственной историей старицы Досифеи, скончавшейся в 1810 г. в московском Ивановском монастыре и похороненной в Новоспасском монастыре – родовой усыпальнице Романовых. Существуют сведения, что Досифею, тогда еще Августу Алексеевну Тараканову, привезли из-за границы в 1785 г. и поместили в монашескую обитель. Говорили, что Августа Тараканова – дочь Елизаветы и Алексея Разумовского, воспитывалась у родственников отца – Дараганов, отсюда и фамилия Тараканова.

Имеются сведения, что Алексей Орлов тяготился тем, что стал причиной ареста, крепости и смерти этой женщины. Его можно понять. Общественность, как сказали бы сейчас, также осудила его за этот поступок. «Общественностью» я в данном случае называю его сослуживцев. В сборнике биографий кавалергардов об Алексее Орлове, помимо пышных хвалебных фраз написано, что он согрешил в устранении Петра III, прославил себя Чесмою и опозорил себя Таракановой.

Можно понять составителя биографии Орлова, жалко эту авантюристку, эту дурочку, которая наша историческая литература назвала княжной Таракановой. Сама, кстати, она себя никогда так не называла. Так нарекли ее позднейшие исследователи.

1775 год, декабрь — Орлов-Чесменский прибыл в Россию и подал в отставку от всех должностей по болезни. Указ Военной коллегии от 11 декабря 1775 года: «В именном, за подписанием собственной ее императорского величества руки, высочайшем указе, данном Военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас об увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршее благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейшее снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы, о чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны». Дальше подпись.

 

 

---

 

Н.Соротокина 

ред. shtorm777.ru

ПОХОЖИЕ ЗАПИСИ

shtorm777.ru