Простая логика платоновского «Парменида» — Философия
“Парменид” – один из сложнейших диалогов в творчестве Платона. И оценки его значимости колеблются от “высочайшего достижения человеческой мысли” до “вольных упражнений по риторике”, “логической тренировки”. А причина в том, что трудно понять этот диалог в отрыве от проблем, раздиравших древнегреческую философскую мысль. Идея “Парменида” вызревала на фоне первого кризиса античной философии эмпиризма, который привёл к пониманию того, что ни эмпирические (чувственные, опытные) данные, ни понятия естественного языка с его обобщающими абстракциями любого уровня (причина невыразимости единичного) не способны дать знания или представления об объективной реальности (невыразимость, неизречённость абсолютного). Античный древнегреческий эмпиризм давно вынашивал в себе зачатки агностицизма, которые оформились в “системную” критику в философии Протагора, у софистов и в скептицизме Пиррона и его последователей. Агностицизм всегда полагал, что познание возможно только через опыт, который он считал субъективным (необъективным).
Следовательно, любая метафизика, выросшая из опытных наук бессмысленна. Агностицизм был духом времени, но, оставаясь в рамках эмпирического метода, демонстрировал свои перманентные свойства (его понятия – результаты обобщающего абстрагирования – до сих пор атрибуты любой теософии, метафизики, онтологии и т.п., т.е. любой философии эмпиризма).
Уже появился противоположный подход к объяснению объективной реальности, исходящий из ее субстанциальности – учение Парменида о бытии. Это философия такой реальности, которая не дана в опыте, не постигаема мистическим переживанием и не выразима (неизречённа) в рассудочном понятии. Сократ четко показывает, что понятия этой логики не могут быть получены путем обобщающего абстрагирования, у них нет эмпирического эквивалента, соответствующего им объекта, т.е. денотата. Красота сама по себе, мужество само по себе, благо само по себе и т.п. оказались неизречёнными, необъяснимыми в терминах обыденной логики. Неэмпирическое (сверхэмпирическое, сверхсущностное) требовало новой логики, но её не было, оставалась только интуиция.
Платон вначале по примеру Парменида недоступную дискурсивному охвату реальность постигал интуитивно и отображал в мифе, аллегории, метафоре. Лучше миф, чем обобщение (обобщающее абстрагирование). Образы мифов дают хоть какое-то представление о неизречённом знании и побуждают к поиску его логической формы. От диалога к диалогу идея логики сверхчувственной реальности пробивала себе дорогу. Вот почему полностью лишенный мифов диалог “Парменид” и его логику следует считать апофеозом, итогом всех его исканий.
Первая часть
В диалоге воспроизводится беседа, которую вели 65-летний Парменид, 40-летний Зенон, 20-летний Сократ и юноша Аристотель, впоследствии — один из тридцати тиранов. Сам диалог состоит из двух частей. Первая меньшая часть представляет собой своеобразное введение в логику, разграничивающее свойства идей и свойства вещей (и мышление о них). Идеи – нечто вечное, всеобщее, слитное, не дробящееся. Вещи же и явления эмпирического мира преходящи, множественны, подвержены изменениям и допускают различные трактовки.
Так, Зенон, вопреки очевидному приводит логическое доказательство обратному, без особого труда обосновывая, что “многое не существует” (апория предикации). И при этом подчёркивает, что для эмпирии это самая естественная и обычная ситуация, а не “некий великий замысел” [128e].
Главный астролог страны раскрыла секрет привлечения богатства и процветания для трех знаков зодиака, вы можете проверить себя Бесплатно ⇒ ⇒ ⇒ ЧИТАТЬ ПОДРОБНЕЕ….
В диалоге “Парменид” Платон полностью становится на позицию Парменида, даже изложение основной части диалога идёт не от лица Сократа, как обычно, а от лица Парменида. Платон радикально отказывается от объективного существования мира вещей. Эйдос, эйдетческое бытие есть нечто настолько высокое, божественное, что никак не может быть в соответствии с каким-либо эмпирическим предметом [130d – e]. Эйдос не имеет никакого отношения к понятию о вещи, поэтому эйдология не метафизика!
Главный вывод, который делает Платон устами Парменида, утверждает, что идеи существуют сами по себе и лишь к самим себе относятся, и точно так же вещи или их подобия в нас имеют отношение только друг к другу (133с – 134а).
Конечно, вещи каким-то образом “приобщаются к идеям, но не посредством подобия: надо искать какой-то другой способ их приобщения” (133а).
Платон однозначно и четко по-парменидовски противопоставил в диалоге сверхчувственное и эмпирическое (вещественно-телесное), однако нужно понимать, что противопоставление это реализовано в гносеологическом плане. Вещи, по Платону, не существуют для субстанции, но остаются некоторым образом причастными к идеям. Мир идей абсолютен (он существует “сам по себе”), вне абсолютного не может быть ничего, так как и оно само ни для чего не может быть иным. Доводя эту мысль до логического завершения, следует сделать вывод, что вещи являются некоторой частью этого абсолюта, но частью своеобразной, ибо находятся в таком отношении к нему, что не влияют ни на его законы, ни на его состояние, существуют как видимость, как искажённое отражение эйдоса, или иначе, являются некоторым временным, случайным (частным, невсеобщим), то есть несущественным изменением самого эйдоса.
Это и равнозначно тому, что они для него, как для закона, не существуют. Традиционно после Платона идеализм и рассматривает вещественно-телесные образования как некоторую модификацию части самого идеального.
Вторая часть
Философия софистов предполагала возможность доказательства любого тезиса, как следствие идеи того, что все существующее подлинно, а потому обыденной (традиционной) логики достаточно для описания реальности. Даже неизречённое лишь условно неизречённо, ибо о нем говорится обыденным языком. Для них платоновской логики просто не существовало. В неоплатонической традиции гипотезы рассматриваются не как части структуры логики, а как описание теософической иерархии бытия, вплоть до “второй материи”, из которой составлен чувственный космос, Иное оказывается вне существования единого. Сама логика диалектического монизма игнорируется.
Гегель очень высоко ценил логику Платона, более того, сравнение текстов показывает, что он шел уже по проторенному пути. Между логикой гипотез Платона (гипотеза как “основание”) и структурой логики Гегеля (в движении идеи от бытия до понятия) существует полное совпадение.
В обоих случаях это логика диалектического субстанциализма. В восьми гипотезах Платона излагается концепция, которая позволяет воспроизвести в понятии неизречённое, и основана она на трёх принципах.
- Принцип (диалектика) тождества противоположностей. Только тождество противоположностей (в их самодвижении) логично и последовательно объясняет причину единства мира, причину его существования, а все альтернативные исходные посылки в процессе дедуктивного вывода раскрывают свою алогичность.
- Принцип снятия, сохранения “в себе” в неявном виде всех этапов развёртывания логики (и у Гегеля любое понятие диалектической логики в снятом виде содержит в себе всю логику).
- “Восхождение” от абстрактного к конкретному.
I. Полагание одного (137с — 160b)
Первая гипотеза (137с – 142а) говорит о том, что исходной категорией логики является всеобщее единое (субстанция, или бытие, по Гегелю), которое только по форме абстрактно, бессодержательно. В себе же оно не может быть совершенно пустым (142а), следовательно, имеет в себе содержание, содержит в себе в снятом виде все моменты эйдоса (субстанции).
Однако моменты эти ещё не раскрыты. “Следовательно, не существует ни имени, ни слова для него, ни знания о нём, ни чувственного его восприятия, ни мнения” [142a]. Невыразимо, не изречено. Гегель и говорил, что субъект без предиката – это то же, что в явлении вещь без свойств, вещь в себе. Это первое объяснение идеи снятия, реализуемое в исходной категории логики.
У Гегеля Чистое бытие и ничто есть начало как первые определения бытия, исчезающие его моменты. Заметим при этом, что диалектическое “ничто” это омоним обыденного понятия “ничто” – понятия из мира мнения. Платон говорил, например, что небытие существует [Софист, 258е] и указывает лишь на любое “иное по отношению к бытию” [Софист, 259а], следовательно, “мы по праву можем назвать все без исключения небытием” [Софист, 256е].
Вторая гипотеза (142b – 157а) – это уже начало движения самой логики, которая развёртывается из единого, содержащего в снятом виде и субъект, и все его предикаты. Единое “…должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него…” (146а – b).
В логике единого все его определения (процесс конкретизации) реализуются либо через тождественное, либо через иное (противоположное). “… Оно должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него …” [146a – b]. У Гегеля это начало движения от абстрактного к конкретному. Все парные (противоположные друг другу) определения единого рефлексивны и в рефлексии опосредуются в едином, которое всегда выступает как синтез тезиса и антитезиса. Каждая новая пара категорий выводится из предыдущей и из этого реализованного их синтеза. Тезис снимается в антитезисе, а синтез одной пары противоположностей снимается в последующей. Гегель же только обозначает синтез третьей категорией.
Выбор пар противоположностей непринципиален, предикатом может быть субъект (Гегель утверждал, что предикат есть субъект и наоборот): можно взять “бытие и единое”, или “бытие и иное”, “единое и иное” и т.д. [142b – c] – любая пара, то есть “оба” в опосредстве своём всегда представляет собой субъект [142с – d] и в независимости от количества пар противоположностей их общим субъектом будет утверждаемое единое (и отрицаемое иное) – единое как части и целое, как движение и покой, как тождественное и нетождественное и т.
д.
Итак, идея, или субъект, у Платона на первом этапе анализа обозначается как единое. Но субъект, по Гегелю, всегда есть предикат и как предикат он имеет свою полярную противоположность, совпадающую с ним. Этой тождественной для единого противоположностью будет отрицаемое иное. “Иное не тождественно ни единому, ни бытию” [143b]. Да и само единое, по-видимому, должно быть иным по отношению к самому себе [146c]. “Все не-единое иное по отношению к единому” [146d] и потому иное не может находиться ни в чем из существующего [146e], то есть ни в чем из утверждаемого (единого)!
Платоновское единое как субъект вначале раздваивается на “существующее единое” и “бытие единого”. Затем вводятся предикаты тождественности и нетождественности, причастности и непричастности, части и целого, единого и многого, ограниченного и бесконечного и др. Любая категория может выступать не только в качестве предиката, но и в качестве субъекта (круг в определении понятия, то есть идеи-субстанции). Называя одну, мы в принципе имеем ввиду все остальные [143b – 147b].
Единое не имеет никакого развития, “… единое было, есть и будет; оно становилось, становится и будет становиться” [155d]. Но самый главный вывод из диалектики тождества – если субъект обозначен как “единое”, то “все, что относится к другому, относится и к единому” [155d – e] и наоборот.
В третьей гипотезе (157b – 159а) Платон объясняет динамику тождества противоположностей. и уточняет сам принцип снятия противоположностей. Противоположность единого не есть единое (157b), но будучи иным, оно не лишено единого, ибо есть по отношению к нему “свое иное”. Такую причастность Гегель обозначает как “снятую противоположность”.
В четвертой гипотезе (159b – 160b) Платон показывает, что предикат единого можно развернуть точно так же, как и само единое (“предикат есть субъект” по Гегелю). Он дважды рассматривает фактически одно и то же (единое в его полярных свойствах, затем иное единого в его полярных свойствах), т. е. повторяется, поэтому эта гипотеза не является самостоятельным (отдельным) этапом развёртывания логики.
II. Отрицание одного (160b — 166c)
Следующие четыре гипотезы имеют общую предпосылку: “Единого не существует” и это в неоплатонической традиции опять трактуется в соответствии с порочной процедурой описания иерархии бытия (т.е. обыденным языком, а не логикой). В первой части диалога Платон постулирует радикальный разрыв между миром вещей и миром идей, утверждая абсолютность эйдоса, а во второй, если верить неоплатоникам, начисто забывает об этом. Четыре последних гипотезы трактуются как теософское описание чувственно воспринимаемого мира, мира изречённого. Но противоречие первой и второй части только кажущееся, вернее, оно возникает из-за неоплатонической интерпретации, которая не согласуется с основной идеей Платона – монизмом и диалектическим субстанциализмом. Единство логики и ее последовательность игнорируются.
Пятая гипотеза (160b – 163b) – это следующий этап развертывания логики единого (идеи, субстанции), этап “несуществующего единого”. Субъект логики – единое – не только снимается, но и обозначается иной категорией.
Однако такое единое не только не лишено перечисленных ранее предикатов, но, несмотря на своу отрицание, “неявно” должно претерпевать все те же изменения (взаимодействия предикатов и субъекта), У Гегеля это новый тип снятия – снятие “сфер идеи”, системных категорий, каждая из которых, как субстанция, развёртывается от абстрактного к конкретному: бытие снимается сущностью, сущность – понятием. “Несуществующие” бытие и сущность присутствуют в снятом виде в диалектике понятия. Это один и тот же субъект (денотат) логики.
У Платона еще не возникла сама категория “снятие”, он более интуитивен, чем Гегель, но четко следует логике снятия. Единое, исчерпав все свои определения, уже не определяет дальнейшую рефлексию в качестве субъекта, но “некоторым образом” неявно продолжает присутствовать [163c]. Меняются определения субъекта, неизменным остаётся его денотат. По этому поводу Платон говорит: “А разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и гибнуть в отношении прежнего своего состояния, а не изменяющемуся – не становиться другим и не гибнуть? – Должно” [163a – b].
Именно это и происходит с единым как субъектом. “…Чем должно быть единое, если не существует? … ему, прежде всего, должно быть присуще то, что оно познаваемо …” [160d]. “Оно гибнет только в отношении прежнего своего состояния” [163a – b].
Шестая гипотеза (163b – 164b) уточняет, что единое, как субъект логики, — это момент живой субстанции, идеи, оно поддерживает ее жизнь. Субъект логики даже с иным названием остается в себе единым. Без этого единое никак не существует и не имеет никакого бытия [163d]. Если снятое не будет таковым, то не будет никакой логики и никакой диалектики иного.
Седьмая гипотеза (164b – 165d). Объясняет, что в качестве следующего, второго субъекта логики Платон берет категорию “иное”. Но это не “иное единого” из тождества противоположностей третьей гипотезы, выбирая именно такую категорию, Платон хотел показать только сам принцип построения логики. Теперь своей противоположностью новое иное должно иметь не единое, которое являлось субъектом логики, а другое иное и вся рефлексия его превращается в отношение не с единым, а с самим собой [164c].
Этот же прием мы обнаруживаем и в логике Гегеля: этап бытия сменяет сущность, а ее сменяет понятие и каждое из них восходит от абстрактного к конкретному, каждое входит в противоречие с самим собой.
Восьмая гипотеза (165е – 166с) является в сущности подведением итогов. “… Если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое, ни единое” (165е). Нет реальности без идеи, субстанции, как нет логики субстанции без общего, единого субъекта, который возникает в самом начальном ее этапе, поэтому “… если единое не существует, то ничего не существует” (166с).
Платон не был первым субстанциалистом, но он решил самую сложную задачу этой философии – создал ее логику, логику диалектического субстанциализма. Это была и новая концепция понятия, понятия, которое возникает не в обобщающем абстрагировании, а в процессе снятия противоположностей, в процессе воспроизведения атрибутов субстанции. Это понятия, содержанием каждого из которых является вся концепция логики диалектического субстанциализма.
В представленном учении субстанциализм и идеализм – не синонимы, а по сути учение противоположно и идеализму, и эмпиризму, который, следуя не лучшей философской традиции, некоторые называют материализмом.
Литература
- Семёнов В.В. Раскрывшаяся тайна платоновского “Парменида” // Философские исследования. – 2007. – № 1. – С. 100 – 113.
- Семёнов В.В. Вперед, к Платону! Все пороки антисубстанциализма. – Пущино, 2008. – 208 с.
- Семёнов В.В. Уроки Платона. Наука и политика. – Пущино, 2011. – 160с
краткое содержание. Пир Платона: анализ
В статье мы рассмотрим диалог «Пир», представим его краткое содержание. «Пир» Платона относится к жанру симпосий (застольных бесед). Зачатки данного жанра встречаются в литературе Древней Греции еще задолго до появления на свет этого философа. Во время Троянской войны, например, герои Гомера едят, пьют и ведут «беседу взаимную», о чем рассказывается в «Иллиаде». А в «Одиссее» путешествия главного героя произведения представлены с помощью его собственного рассказа о них на пиру у Алкиноя, царя феаков.
Описание пира, сделанное Ксенофаном — поэтом и философом — в своей элегии, стало также хрестоматийным.
Смысл названия диалога
Гости после обильной трапезы обращались к вину. Именно поэтому слово «симпосион», использующееся для обозначения слова «пир», переводится как «совместное питье». По-гречески название «Пира» Платона также звучит как «Симпосион». Беседы эллинских интеллектуалов за чашей вина часто обращались к эстетическим, этическим и философским темам. Одноименный «Пир», философский диалог, также создал Ксенофонт, знаменитый современник Платона и его друг.
Основная тема и идея
Какова же мысль автора? Вкратце проанализируем произведение, прежде чем представить его краткое содержание. «Пир» Платона — диалог, главная тема которого — рассуждения о любви и благе. Согласно ряду свидетельств, он в древности имел подзаголовки «Речи о любви», «О благе» и др. Нельзя точно сказать, когда было создано это произведение. Считается, что самая вероятная его датировка – 379 год до н.
э.
Платоновская философия уже задолго до создания этого диалога выдвинула учение об идеях. Платону было довольно просто объяснить, в чем заключается суть материальных вещей. Намного труднее было сформулировать идею человеческой души. Книга «Пир» (Платон), краткое содержание которой нас интересует, как раз посвящена разъяснению этого вопроса. Философ считает, что идея души человека – в вечном стремлении к добру и красоте, в любовной тяге к ним. Завершая анализ диалога Платона «Пир», отметим, что он состоит из короткого вступления и заключения, а также из семи речей участников пиршества, с помощью которых раскрывается главная мысль.
Вступление
Платон во вступлении к своему диалогу описывает встречу Аполлодора с Главконом. Последний просит Аполлодора рассказать о пире, который давался около 15 лет назад в доме поэта Агафона. На этом пире велись разговоры о любви. Аполлодор же говорит, что он сам не участвовал в нем, однако может передать диалоги, которые велись там, со слов Аристодема, одного из участников.
Далее Аполлодор рассказывает о том, как Аристодем случайно повстречался с Сократом на улице. Философ шел на ужин к Агафону и решил пригласить его с собой. Павсаний, один из присутствующих на пиру, после его начала предложил участникам произнести речь в честь бога любви Эрота.
Речь Федра
В своем выступлении Федр сказал о том, что Эрот, согласно уверениям Парменида и Гесиода, — самое древнее из божеств. У него даже нет родителей. Даваемая Эротом сила не сравнима ни с какой другой. Влюбленный не бросит предмет страсти на произвол судьбы, а любимый благороден тем, что он предан любящему.
Речь Павсания
Он обращает внимание на то, что не всегда любовное влечение является возвышенным. Оно может быть и низменным. Павсаний считает, что есть два Эрота, поскольку богинь Афродит, которых многие признают его матерью, также две. Афродита Небесная – старшая из них, это дочь Урана. Младшая же (Афродита Пошлая) – дочь Дионы и Зевса. Таким образом, имеется два Эрота – пошлый и небесный – которые сильно отличаются друг от друга.
Благородная небесная любовь – чувство к мужчине, который умнее и прекраснее женщины. Такую любовь нельзя назвать легкомысленной похотью. Это благородное и достойное чувство. Тому, кто охвачен им, все позволено, но лишь в сфере ума и души, ради совершенства и мудрости, а не ради тела. Такой человек совершает бескорыстные поступки.
Речь Эриксимаха
Далее один забавный эпизод описывает Платон («Пир»). Краткое содержание его следующее. Очередь говорить после Павсания должна была перейти к Аристофану, известному комедиографу. Однако тот был очень пьян и не справился с икотой. Слово было передано врачу Эриксимаху.
В своей речи он говорит, что не только в человеке живет Эрот. Он есть и во всей природе. То, что есть два Эрота, даже необходимо, поскольку сутью жизни является поддержание чувств в гармонии. То же самое можно сказать о медицине. В ней задача врача заключается в обеспечении равновесия здорового и больного начал. То же самое можно сказать и о музыке, о ее гармонии ритма и звука.
Это же касается и погоды. Различные природные силы (влажность и сухость, холод и тепло) только тогда делают год изобильным, когда они «сливаются» (в акте любви) друг с другом «гармонично» и «рассудительно». Даже гадания и жертвоприношения – акты гармонического единения богов и людей.
Речь Аристофана
Тем временем икота Аристофана проходит, и он берет слово. Именно его речь далее описывает Платон («Пир»). Краткое содержание слов комедиографа сводится к сочиненному им мифу о том, что люди, которые населяли землю в древние времена, были андрогинами – одновременно женщинами и мужчинами. У них было по 4 ноги и руки, 2 лица, смотревших в противоположные стороны, 2 пары ушей и т. д. Когда такой человек торопился, он передвигался, перекатываясь колесом на 8-ми конечностях.
Так как андрогины были очень сильны и возмущали своим бесчинством Зевса, тот повелел Аполлону рассечь на 2 половины каждого из них. Женская и мужская половины были разбросаны по земле. Однако воспоминание о прежней связи породило в людях стремление искать друг друга для того, чтобы восстановить былую полноту.
Аристофан заключает, что Эрот – стремление половин друг к другу для восстановления первоначальной их природы и целостности. Однако это возможно, только если они чтут богов, поскольку в случае нечестия боги способны рассечь людей на еще более мелкие части.
Переходим к речи Агафона и представляем ее краткое содержание. «Пир» Платона — диалог, который происходит в доме именно этого человека.
Речь Агафона
Речь на пиру после Аристофана держит стихотворец Агафон, хозяин дома. С поэтическим пылом он восхваляет следующие свойства Эрота: гибкость тела, нежность, вечную молодость. По словам Агафона, бог любви не терпит никакого насилия в вызываемой им страсти. Чувствуя грубость в чьей-либо душе, он навечно покидает ее. Эрот дает храбрость, рассудительность, справедливость, мудрость человеку. Агафон считает, что любовь – самый достойный из вождей. Именно за ним должны следовать все люди.
Речь Сократа
Книга «Пир» (Платон), пожалуй, наиболее интересна именно речью Сократа.
Слова, произнесенные Агафоном, вызвали бурную реакцию собравшихся. Сократ тоже хвалит ее, однако так, что в его речи улавливается и сдержанное противоречие поэту. Философ иронично замечает, что похвальная речь – приписывание ее предмету огромного количества прекрасных качеств, не задумываясь о том, обладает ли этот предмет ими или нет. Философ заявляет, что намерен говорить лишь правду об Эроте.
Сократ в своей речи прибегает к майевтике – диалектическому методу, излюбленному им. Автор описывает, как, ведя диалог с Агафоном и задавая тому вопросы, искусно связанные между собой, философ постепенно вынуждает собеседника отказаться от того, что он только что произнес.
Сократ говорит, что любовь – пылкое стремление человека к чему-либо. Однако страстно желать можно лишь тогда, когда испытываешь в этом нужду. Необходимо то, чего нет у тебя самого. Поскольку Эрот – любовь к благу и красоте, то из этого следует, что сам он лишен блага и красоты. Это, однако, не означает, что этот бог безобразен и зол, ведь ему неизбывно присуща тяга к благому.
Скорее, Эрот находится где-то посередине между двумя этими крайностями. У него нет полноты жизни, поэтому он стремится к ней. А если он не обладает этой полнотой, то его нельзя назвать и богом. Таким образом, гений любви – это что-то среднее между смертным и бессмертным существом. Пребывая между богами и людьми, Эрот связывает с божественной природой человеческую.
Сократ далее рассказывает миф о том, как этот бог был зачат. Это произошло на дне рождения Афродиты в саду Зевса. В зачатии участвовали бог Порос (Богатство), заснувший от хмельного нектара; и нищая Пения (Бедность). Эрот, появившийся на свет от этой связи, беден, груб и некрасив, подобно матери. Однако он устремлен к полноте, к совершенному и прекрасному, благодаря свойствам своего отца. Эрот стремится ко всевозможным благим качествам: не только к красоте, но также и к героизму и храбрости. Он ищет мудрости, поэтому посвящает свою жизнь философии, оставаясь посередине между невежеством и мудростью. Ведь если бы Эроту удалось познать суть бытия, то он бы начал владеть ею, а значит и прекратил бы стремиться к ней, как считает Сократ.
Эротической иерархией, описанной им, продолжается диалог Платона «Пир». Философия Сократа в отношении любви складывается в целую систему. Он располагает проявления этого чувства по мере увеличения их духовных качеств. Влюбившись лишь в тело, мы через некоторое время обретаем идею Красоты, которая объединяет все прекрасные тела в единый манящий символ. Однако через нее человек постепенно начинает любить больше душу, а не тело. Так появляется образ Прекрасной Души. Разум (высшая часть нашего существа) через некоторое время благодаря этой тяге обретает жажду к наукам и мудрости. От отдельных наук человек затем переходит к идее Прекрасного, которая является пределом желаний всех людей.
Речь Алкивиада
Продолжим описывать диалог Платона «Пир», краткое содержание которого дается в обзоре. Далее автор говорит о том, как на пир врывается Алкивиад. Он пьян, его окружает ватага гуляк. Гостям на пиру едва удается объяснить Алкивиаду суть разговоров. Ему предлагают высказать свое мнение по поводу Эрота.
Однако, ознакомившись с содержанием речи предыдущего оратора, тот целиком с ним соглашается. В его словах не получает дальнейшего развития тема любви в произведении Платона «Пир». Поскольку ему нечего прибавить насчет Эрота, Алкивиад решает произнести речь в честь великого философа Сократа.
Он сравнивает внешность философа с силенами (спутниками Диониса) и с Марсием, уродливым сатиром. Однако Алкивиад замечает, что, когда он слушает Сократа, его сердце бьется сильнее, а из глаз у него льются слезы. Это же происходит и со множеством других людей. Сократ заставляет своими речами жить по-новому и избегать недостойных поступков. В божественных словах философа можно отыскать ответы на все вопросы, которыми задаются те, кто жаждет достичь наивысшего благородства.
Безупречно и поведение Сократа. Алкивиад участвовал вместе с ним в военном походе и поразился героизмом философа и его большой физической выносливостью. Сократ в бою спас ему жизнь, а затем скромно отказался от награды за это.
Этот человек не похож на других людей как древних, так и современных.
Платон, передавая в своем произведении речь Алкивиада, подводит нас к мысли о том, что именно в Сократе воплощены черты «бездомного», «не обутого», «грубого», «некрасивого», «бедного», но неотделимого от стремления к «совершенному» и «прекрасному» гения. На этом заканчиваются философские рассуждения в диалоге Платона «Пир», краткий пересказ, анализ и общие сведения о котором изложены в этой статье. Нам осталось описать лишь финал этого произведения.
Заключение
После речи Алкивида представлено небольшое по объему заключение, которым завершается диалог Платона «Пир». Краткое содержание его не представляет большого интереса с точки зрения философии. В нем рассказано о том, как гости пиршества постепенно расходятся. На этом заканчивается описанное нами краткое содержание. «Пир» Платона – произведение, к которому и сегодня обращаются многие философы.
Платоновский Парменид (Теория форм) – Кэделл Ласт
Теория формYouTube: Платоновский Парменид (Теория форм)
Добро пожаловать на специальную лекцию, посвященную платоновскому Пармениду .
«» Платона «Парменид » — знаменитый диалог, в котором Платон пытается сформулировать «средний период» своей «Теории форм». Теория форм призвана продемонстрировать связь между чувственным восприятием мира и логической формой или содержанием наших абстракций. Большинство философов интерпретируют 9 Платона.0003 Парменид как логическое упражнение для извлечения пространства возможных Вселенных или Существ, генезис Формы.
Диалог представляет собой критический анализ теории форм (или идей), который происходит между Сократом, Парменидом, а также Зеноном. Сократ пытается объяснить Теорию Форм, Теорию Единства или Единства, что вносит связность-последовательность в чувственное восприятие вещей. Сократ пытается изложить позицию Зенона, что множественности быть не может; и положение Парменида о том, что существует только Единое (монистический импульс), в его собственную Теорию Форм.
Сократ формулирует теорию как отношение между «сверхчувственными идеями» и «чувственными вещами».
Например, когда мы находим «чувственные вещи» «прекрасными», Сократ сказал бы, что это потому, что эти вещи «участвуют в идее красоты». Для Сократа «идея красоты» трансисторична, или вечна, а «прекрасные вещи» временны, чувственны и преходящи.
Таким образом, когда чувственное восприятие приобщается к Идеям, оно может придавать «истинную форму» чувственному содержанию там, где иначе было бы просто хаотическое множество. Можно думать об этом отношении между сверхощущением, или Идеями, и ощущением, или миром вещей, как о некоей формальной петле между чувственным восприятием и логической формой.
Парменид Выводы Парменид, однако, в диалоге предполагает, что теория непоследовательна и противоречива именно потому, что она не принимает во внимание движение в формы (или Единство-Единство). С точки зрения использования Платоном Парменида в качестве персонажа, это можно рассматривать как тип платоновской иронии, учитывая, что актуально-исторический Парменид известен своей статичной концепцией Единства.
Таким образом, тот факт, что Парменид вводит в диалог движение, является разновидностью иронии.
Еще одна интересная особенность этого диалога заключается в том, что в диалоге Платона нетипично для Сократа быть подорванным в ходе диалектики. Сократ обычно является фигурой, которая выявляет противоречия и несоответствия в других персонажах. Другими словами, Сократ обычно функционирует как точка негативности, а не позитивный источник знания. Однако в этом диалоге роли странным образом поменялись местами: Сократ претендует на знание, а Парменид — точка негативности. Другими словами, Сократ излагает свою Теорию Форм, а Парменид говорит: «Подожди, подожди, есть несоответствия и противоречия», потому что Формы не имеют движения.
В этом движении точки негативности, когда противоречия и несоответствия вытягиваются из-под исторического субъекта как фигуры познания, можно истолковать это движение в терминах Лакана или Жижека как «крах большого Другого». . Парменид — это функция коллапса Сократа «большого Другого» с точки зрения «Вечных Форм».
Затем Парменид пытается сделать то, что называют «диалектической гимнастикой». Парменид проходит через все возможные отношения между Идеями-Формами и Бытием-Смыслом. Другими словами, Парменид проходит через все возможные отношения между Вечностью и Временностью.
Он подходит к этой диалектической гимнастике, исходя из предположения, что Единое есть Единство, а Бытие есть Множественность или Инаковость Единому, и что возможные отношения между Единым и Множественностью — это отношения присутствия и отсутствия. Проще говоря: если Единое есть, если Единое присутствует, каковы возможные последствия для Других в Бытии и Времени? С другой стороны, если Одного нет, каковы возможные последствия для Других в Бытии и Времени?
Стандарт + интерпретация счетчика Стандартная философская интерпретация этого упражнения — один из двух вариантов. Либо эта работа — просто языковая игра, логическое упражнение, не имеющее реального значения или связи с Бытием и Временем. Другими словами, это совершенно непрактично, но тем не менее интересно делать с точки зрения логики самой по себе.
Другая точка зрения состоит в том, что это произведение негативной теологии. Другими словами, Единое в конце концов невыразимо и невыразимо. На самом деле мы не можем дать положительный ответ о статусе Единого и его отношении к Другим, но, тем не менее, это важное богословское упражнение. Эти две интерпретации могут быть классифицированы как постмодернистские, все является языковой игрой, логическим упражнением, не имеющим реального практического отношения к Бытию; или традиционное, есть Единое, и важно думать о его богословских последствиях, но мы никогда не сможем рационально или лингвистически понять Единое.
Эти две интерпретации, постмодернистская и традиционная интерпретации, являются результатом того факта, что из этого логического упражнения Парменида нет положительного результата, нет «одной гипотезы», которая, можно сказать, окончательно структурирует отношения между Идеями. и Бытие. Таким образом, когда мы входим в каждую из 8 позиций, все 8 из них имеют противоречия и несоответствия.
Эту отрицательную черту, то, что все 8 позиций имеют противоречия и несоответствия, можно превратить в положительную черту. Другими словами, что, если мы исходим из идеи, что Единое само по себе является противоречием, что само Единое доступно, только играя с противоречиями и видя более глубокую закономерность в самом противоречии.
Можно назвать это эзотерическим прочтением Платона в отличие от стандартного идеалистического прочтения и параллаксным сдвигом статуса и природы Идеи. Тот факт, что нет положительного результата с точки зрения нашего знания и нашего понимания Единого, универсальная отрицательность статуса Единого, является признаком того, что идеи находятся в становлении против своего собственного абсолютного знания. Или отрицательный результат сам по себе является абсолютным знанием.
Две части Сам диалог состоит из двух частей. Первая часть — это гипотеза Сократа. Вторая часть — это тезисы Парменида, восемь логических выводов. В первой части Сократ пытается разрешить статус идей как вечных, утверждая, что парадокс, противоречие и противоположность являются частью временного бытия, что в нашем временном бытии наша жизнь нередуцируемо структурирована парадоксами, противоречиями и оппозициями.
Однако Идеи в себе, по Сократу, не парадоксальны, не противоречивы и не противоположны.
Как указывалось ранее, Парменид отвергает эту идею и говорит, что она ошибочна, поскольку Идеи в себе должны иметь движение. Он предлагает единственный способ позволить самим Идеям иметь движение, если они противоречивы. Затем Парменид далее предполагает, что только тогда, когда это будет достигнуто, можно будет разрушить различие между Бытием-Временем и Идеями-Формой как часть одного и того же процесса.
Следствием этого является то, что диалог Парменида является логическим упражнением или языковой игрой, но он также является частью вечных идей. Другими словами, вечные идеи разрешаются как время. Нам все еще нужны логические формы, чтобы понять временное Бытие, но нам не нужно различие между чувственным восприятием и логической формой, размышление логической формы о чувственном бытии есть процесс, посредством которого вечные идеи обретают смысл.
8 + 1 Таким образом, 8 гипотез не являются открытием постмодернистской множественности вселенных, где все возможно, и все есть истина, и все вселенные возможны.
Скорее, разные формы или множественность, или матрица множественности, как метаструктурная логика, которую можно различить, поняв логику противоречия. В данном случае: логика вечности во времени или как время. Таким образом, невозможность действия Идеи заключается в их симметрии с Бытием и Временем. Существует разрыв между Идеями и Бытием. Идеи не могут примирить Бытие и Время. Есть Бытие и Время, а также Идеи и Формы, которые пытаются их осмыслить, придать порядок, согласованность и последовательность, но они не могут сделать это абсолютно. Это приводит к своего рода разрыву или разрыву различных возможных интерпретаций между Единым и Бытием.
Только задним числом, с исторической ретроактивностью, можно понять, что может существовать возможная 9-я гипотеза самой матрицы. Другими словами, все 8 гипотез в некотором смысле верны, являются частью Единой Идеи как вечно меняющейся. Это разрушает смысл различия между логической формой и Бытием и Временем. Единая Идея есть не что иное, как процесс Бытия и Времени.
Теперь давайте пробежимся по всем 8 гипотезам, чтобы понять их внутреннюю логическую форму в сочетании с метаинтерпретацией 9ая гипотеза.
Неоплатоническое ЕдиноеТезис 1: Есть Единое (сверхсущностный вечный абсолют). Все временные логические формы являются отражением этой вечной формы.
Этот Единый, однако, не участвует в Бытии и Времени. Следовательно, наш разум и язык не могут постичь Единство или Единство. Всегда существует дистанция между нашим языком и разумом, и Оно.
Таким образом, существует множество возможных философских позиций или рациональных лингвистических позиций. Единство Единого никогда не может быть достигнуто в языке и разуме. Не может быть универсальной согласованности позиций. Единение с Единым может быть достигнуто только в некоем мистическом экстазе или в нерациональном, неязыковом пространстве. Таким образом, мы не можем определить, воспринять или познать Единое ни в разуме, ни в языке; ни в Бытии, ни во Времени.
Однако Единое все же есть, и это типичная позиция того, что мы можем считать неоплатонической интерпретацией или мистической интерпретацией.
Эти исторические субъекты верят, что Единое существует, но не верят, что его можно передать рационально или лингвистически, что его нужно пережить мистическим образом.
Тезис 2: Есть Единое (сверхсущностный вечный абсолют). Все временные логические формы являются отражением этой вечной формы.
Однако это Единое активно участвует в Бытии и Времени, но в то же время отлично от Бытия и Времени. Таким образом, есть Двое, Вечные Идеи и Бытие-Время, но без промежутка все есть Одно. Разум и язык не могут отличить Истину от не-Истины, потому что все есть Истина. Мы можем видеть Единое во всем, все движение пронизано Единым, Единство в Древе, Луне, песчинке, что все конечные вещи также бесконечны.
Это приводит к самореферентным парадоксам или бесконечным регрессам. Если бесконечность есть во всем, во всех конечных вещах, и ни у чего нет ни конца, ни начала, то невозможно отличить, что есть Единое, а что нет.
Эту позицию часто занимают спинозанские естествоиспытатели или даже классическая физика, где все является частью Абсолюта, но отличается от Абсолюта.
Тезис 3: Есть Единое (сверхсущностный вечный абсолют). Все временные логические формы являются отражением этой вечной формы.
Однако в этой ситуации Бытие и Время участвуют в Едином как части. Они делают это и знают это, когда достигают своего внутреннего предела, или обретают направление, или обретают структурную целостность. Таким образом, разум и язык соприкасаются с Единым или универсализируются Единым, когда они работают по отношению к ограничениям, работают по отношению к ясно-когерентному направлению и работают по отношению к структурной целостности.
Единое действует как предел для других людей, Единое действует таким образом, что позволяет людям найти внутреннюю и интерсубъективную организацию в Едином и как Единое. Когда они не могут участвовать в Едином, они впадают и называют это хаотическим множеством.
Наиболее очевидными формами исторической субъективности, идентифицирующими себя с этой позицией, являются платонические идеалисты или консервативные трансценденталисты, которые всегда находятся в битве между достижением внутреннего порядка, отражающего вечность, или падением в хаотическое множество, которое они находят софистической языковой игрой.
Тезис 4: Есть Единое (сверхсущностный вечный абсолют). Все временные логические формы являются отражением этой вечной формы.
Однако это Единое не имеет никакого отношения к Бытию и Времени. Бытие и Время есть чистое хаотическое множество. Язык и разум не могут быть интегрированы или универсализированы, не может быть построено понимание единого знания или форм. Люди ничего не могут сказать о Едином, ничего связного, и ничего связного нет и о Бытии и Времени. Не существует истинной «преданности» или способности к «предикации».
Наиболее распространенное истолкование этой метафизической ситуации можно увидеть в логике «абсурдистов», что смысл абсурден сам по себе, нет «вечного смысла», направления или цельности; есть только хаотичное множество. Или «циники», отрицательно относящиеся к человеческим мотивам в цивилизации, где облик Единого овладевает людьми, а явление Единого начинает переопределять движение. Или «Скептики», которые негативно относятся к любому понятию вечной истины или чему-то существенному или сверхъестественному в мире.
Тезис 5: Нет Единого (нет сверхсущностного вечного Абсолюта). Все временные логические формы являются отражением вообще ничего.
В этой ситуации Один не . Бытие и Время или наши языковые игры могут предикатировать его, но это всего лишь «истинная фикция», «действительно есть», просто множественность без Единого. Но Единое, тем не менее, по-прежнему функционирует как фикция. Вот почему Единого «нет».
Единое может дать связность и т. д., даже если оно не отражает ничего вечно истинного или не отражает какой-либо более глубокой субстанции. Человеческие представления о Форме, Единстве и Единстве являются только подобием, но не собственно Единым, не Единым как Единым, а Единым как Небытием.
Есть только Бытие и Время плюс отражение Я как нематериальной поверхности. Наиболее распространенные метафизические толкования с этой позиции можно обозначить как «стоические». Стоики не имеют никакого отношения к вечным Идеям, есть только наше чувственное восприятие плюс работа над собой.
Мы не можем иметь отношения к вечным Идеи как к способу запутать или скрыть настоящую глубокую работу над собой.
В философии это можно было бы интерпретировать и как делёзовский «смысл и логика», где «чувство-событие» есть «чистая поверхность», а не более глубокая Идея или вечная реальность.
Софистическая ВселеннаяТезис 6: Нет Единого (нет сверхсущностного вечного Абсолюта). Все временные логические формы являются отражением вообще ничего.
В этой ситуации Единое является полным ничтожеством. Единое — это даже не символическая фикция. Бытие и Время ничего не могут сказать о Едином. Единое не дает никакой полезности или достоверности. Разум и язык полезны только как отрицание. Никто даже не познается в своем небытии.
Наиболее распространенной исторической субъективностью в этой позиции могут быть «нигилисты», считающие, что в существовании нет смысла, нет Единства, есть лишь хаотичное множество. Или «софисты», считающие, что истинность речи не имеет внешней гарантии, связи или отношения к вечной субстанции.
Тезис 7: Нет Единого (нет сверхсущностного вечного Абсолюта). Все временные логические формы являются отражением вообще ничего.
Единого нет. Бытие и Время — всего лишь воображаемые иллюзии. Символическая фикция — это всего лишь фикция мимолетной связности. Все, что есть, это мимолетная бестелесная видимость. Люди Едины в том, что они обретают временную хрупкую консистенцию, но это всего лишь мимолетная иллюзия.
Таким образом, исторические субъективности, наиболее глубоко связанные с этой метафизической позицией, — это буддисты или ученые-когнитивисты. Для буддистов есть только медитация внутренней Пустоты, которая имеет преимущество над временными проявлениями, которые являются всего лишь мимолетными иллюзиями. Или для современной когнитивной науки, где нет «Истинного Я», нет истинного знания, есть только видимость и нет «гомункула» или «точки» (когито), где вы «достигаете Истины».
Перспективная Вселенная Тезис 8: Нет Единого (нет сверхсущностного вечного Абсолюта).
Все временные логические формы являются отражением вообще ничего.
В этой ситуации Единое есть ничто, и Бытие, и Время тоже ничто. Есть перспективы явлений, и все относительно этих перспектив.
Не только Единое Ничто и проявления Ничто, но и сами люди Ничто. Ничего не существует. Есть множественность множественностей и Пустота перспективы.
Наиболее распространенные исторические субъективности, которые резонируют с этой точкой зрения, можно рассматривать как тип «перспективизма», когда Истина относится к перспективе, или также как «солипсизм», который солипсисты заявляют, что нет способа получить истинное знание. за пределами вашей точки зрения.
Историческая матрица возможных существ Таким образом, эти 8 позиций представляют собой серию тезисов о статусе Единого и медитации о различных возможностях Единого как присутствующего или отсутствующего в сочетании с его последствиями для Бытия и Времени, или Другие. От неоплатонического мистицизма, спинозанского натурализма, платонического идеализма, абсурдистского универсума, стоического рационализма, софистского универсума, буддийских явлений, перспективного солипсизма — все они подобны метафизическим «логическим атомам» «возможных миров», производным от присутствия-отсутствия Один и его последствия.
Однако с гегелевской исторической точки зрения или с исторической феноменологической точки зрения это еще не помогает нам понять саму матрицу.
Историческая феноменологияЧтобы понять саму матрицу, нам, возможно, придется рассмотреть 9-ю гипотезу. В этой 9-й гипотезе мы считаем, что Единое есть синтез всех логических положительных и отрицательных ситуаций для Единого, противоречие в себе. Как упоминалось ранее, Парменид предположил, что для того, чтобы привнести движение в Идеи, мы должны предположить, что Идеи сами по себе противоречивы, как положительные, так и отрицательные. Таким образом, вечная абсолютная сущность и есть, и нет, включая все 8 гипотез, которые соответствуют 8 логическим историческим субъектам.
Это означает, что Единое и Бытие-Время — одно и то же. Логическая медитация Бытия-Времени есть Единая Форма как временное явление. Вкладывая противоречие в сами Идеи, мы не находим противоречия с Единым, которое есть и не есть одновременно. Противоречие исчезает как отрицательная черта и сразу же становится способом, которым вы получаете доступ к Истине.
Одна Форма может дать согласованность, и Ничто не может существовать, функционировать в рамках. Оба верны.
В связи с экзистенциалистской интерпретацией человеческая позитивность или Единство может возникнуть из негативности, хаотического множества, таким образом, каким Я приходит к внутреннему ощущению «Я есть Я». Однако человеческая негативность, не-Единство, развал, распад могут также функционировать как нейтральный поглощающий элемент или Пустота в хаотической множественности.
Лучшим примером исторического субъекта, работающего с этой логикой, может быть исторический диалектический субъект, в котором позитивный язык/разум развертывается как Единое только для того, чтобы уничтожить себя во Времени. Или психический анализ, где нейтральность аналитика позволяет позитивному языку/разуму разрушить себя, придя к пониманию собственных внутренних несоответствий и противоречий. Аналитик — это Ничто в позитивных рамках.
8 + 1 Таким образом, суммируя матрицу, включающую 9Если рассматривать гипотезу как метаисторическую перспективу различных логических форм субъективности в истории или движения вечных Идей, то мы получаем логический смысл самого процесса, в котором историческая субъективность движется во времени.
Вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что реальность в себе есть не что иное, как путаница, 8 логических возможностей между Идеями и Смыслом. В этой предельной метаинтерпретации нет царства Идеи, внешнего по отношению к Космосу. Единое или царство Идей есть не что иное, как вечные изменения Бытия и Времени, и в конце концов есть не что иное, как само это движение, развертывающееся и разрушающее себя.
Это был обзор платоновского « Парменида» и его диалога о теории форм. Я попытался продемонстрировать, как Платон сформулировал отношения между чувственным восприятием и логической формой. Это логическое упражнение было попыткой извлечь пространство всех возможных Вселенных и Существ, генезис их Форм.
Поддержка Patreon и эксклюзивный контент: Patreon (личное размышление)
Источники:
Parmenides Платона. переведен Бенджамином Джоветтом. [1871] [ссылка]
Платона Парменида . Стэнфордская энциклопедия философии.
[ссылка]
Жижек, С. 2012. Меньше, чем ничего . Глава 1 – Неустойчивая видимость. п. 48-69.
Нравится:
Нравится Загрузка…
Платон «Парменид»: ошибка в наших формах
By. Ван Брайан
«Парменид» (также известный как «О Боже, пожалуйста, не заставляй нас читать это» на большинстве уроков философии) — довольно сложный и запутанный текст, в котором юный Сократ противопоставляется старому элатическому философу Пармениду. .
Рассказчик — Цефал, человек, который позже появляется в Книге I Республики. Кефал выслеживает сводного брата Платона, Антифона, который, как говорят, запомнил разговор между Зеноном Элейским, Парменидом и двадцатилетним Сократом. Фактическое повествование диалога настолько далеко от активного голоса Платона, что вполне вероятно, что сам Платон может усомниться в исторической достоверности встречи.
Имейте в виду, что контекст диалога, персонажи и история их встречи — всего лишь мелочь по сравнению с содержательными философскими аргументами.
Именно эта философская диалектика представляет для нас сегодня принципиальный интерес. И, мальчик, позвольте мне сказать вам, они что-то вроде сумасшедшего.
Диалог, как правило, сосредоточен на печально известной теории форм Платона. В частности, в тексте исследуется связь форм с чувственными частностями, а затем начинается ряд контраргументов против теории форм в целом. Естественно возникает вопрос: зачем Платону писать диалог, дающий такую взбучку его собственным идеям?
Ответ далеко не однозначен. Возможно, Платон точно излагает взгляды досократика Парменида. Возможно, у Платона есть свои сомнения по поводу форм. Возможно, в духе здорового интеллектуального спора Платон представляет возможный контраргумент ради расширения наших знаний.
Какой бы ни была причина или комбинация причин, есть одна вещь, которую мы должны помнить при изучении «Парменида». Представления о бытии, единстве, становлении, формах и их отношении к частностям, которые обсуждаются в тексте, не просто пища для размышлений.
Метафизика, изучение бытия как бытия, имела большое значение для греческих философов. В конечном итоге исследование было направлено на получение ответов на следующие вопросы:
1. Что в итоге есть?
2. Что это такое?
3. И как он туда попал?
Если мы принимаем само собой разумеющееся понятие существования или процесс становления, то только потому, что великие умы, подобные Платону, были там тысячи лет назад, чтобы вытряхнуть какую-то разумную информацию из необузданного хаоса вселенной.
Итак, читая «Парменида», если вы достаточно храбры, чтобы сделать это, имейте в виду, что обсуждаемые темы будут в равной степени с вопросом и последствиями существования или несуществования Бога, которые регулярно рассматриваются современными теологами.
Имея это в виду, мы продвигаемся вперед.
Я часто описывал философию как «эти глубокие и темные воды». Я все еще думаю, что это сравнение довольно уместно. Поэтому, когда мы с головой погружаемся в «Парменид», имейте в виду, что эти воды одни из самых глубоких и одни из самых темных.
Во-первых, мы должны понять теорию форм Платона. Очень кратко теория утверждает, что существует единая, вечная, неделимая, совершенная, универсальная форма, соответствующая любой чувственной вещи в нашей вселенной. Функция этих форм состоит в том, чтобы объяснить, как вещи обладают теми свойствами, которыми они обладают.
Например, есть форма красоты; каждая чувственная вещь, которую мы могли бы считать прекрасной, так или иначе связана с этой формой. То же самое можно сказать и о форме справедливости, мудрости, добра и т. д. Тогда возникает вопрос…
Как взаимодействуют формы и частные, конкретные объекты?
Сложный вопрос! На самом деле это настолько сложно, что более практичный человек может просто прекратить обсуждение и перейти к другим, более легким занятиям, например, попытаться сосчитать количество травинок во дворе.
Однако мы (ты и я) философы, может быть, к сожалению, поэтому часто не можем позволить себе роскошь быть практичными.
Платон голосом Сократа неизбежно дает ответ на вопрос взаимодействия. Говорят, что чувственные вещи, подобные формам, являются таковыми только потому, что они каким-то образом причастны формам. Для того, чтобы X стало частью Y , нужно сказать, что все или часть Y находится в пределах X . Чтобы что-то приняло форму красоты, форма красоты должна быть целиком или хотя бы частично внутри этой вещи.
Мы должны подчеркнуть разницу между формами, полностью или частично находящимися внутри объекта. Это будет весьма важно для контраргумента, изложенного Парменидом.
Другим важным принципом форм является их единство. Проще говоря, может быть только одна форма красоты. Мы можем интерпретировать эту форму во многих различных красивых вещах; однако все эти вещи исходят из одной формы красоты. Это также означает, что формы можно считать.
Форма красоты одна, а форма безобразия — две. Итак, мы видим, что каждая форма сохраняет свое единство, даже если они одна среди многих.
«Я полагаю, что способ, которым вас приводят к предположению об одной идее каждого вида, заключается в следующем: вы видите ряд больших объектов, и когда вы смотрите на них, вам кажется, что одна и та же идея в торговом центре; следовательно, вы понимаете величие как единое целое». — Платоновские «Пармениды»
Пока довольно легко, правда? Не сдавайся еще.
При рассмотрении того, как форма может быть причастна к конкретной чувственной вещи, мы видим, что форма может быть либо полностью внутри вещи, либо частично внутри вещи. Эта идея о том, что чувственные вещи принимают форму частично или полностью, известна как модель пирога. Подобно тому, как вы можете получить кусок пирога или весь пирог после ужина в День Благодарения, воспринимаемый объект либо обретает форму целиком, либо ее часть.
Парменид исследует обе возможности и приходит к выводу, что обе они приводят к вопиющим несоответствиям.
Если чувственная вещь принимает полноту формы, которая известна как модель всего пирога, то мы можем сказать, что для того, чтобы
Однако Парменидес утверждает, что модель всего пирога несовместима. Представьте, что у нас есть три красивых вещи: A , B и C . Чувственные вещи А , В и С прекрасны только благодаря причастности к форме красоты.
В соответствии с моделью «целого пирога» каждая чувственная вещь прекрасна, поскольку принимает всю форму за себя.
Это означает, что вся форма красоты находится в пределах A , полнота формы красоты находится в пределах B , а полнота формы красоты находится в пределах C .
Как это может быть? Мы уже говорили, что существует только одна форма красоты; это объясняется принципом единства во всех формах. Так как же получается, что одна форма красоты полностью находится в пределах А и одновременно полностью находится в пределах В и С ?
Это может означать, что форма существует в двух разных местах одновременно. Мы должны заключить, что это логически невозможно. Чтобы сохранить свое единство, форма должна существовать в одном месте в одно и то же время, и не может существовать никаких повторяющихся форм.
Итак, модель «Целый пирог» не очень хорошо встала. Возможно, другой наш вариант внесет больше ясности. Возможно, можно сказать, что чувственные объекты участвуют в формах и, следовательно, принимают только часть всей формы. Это известно как модель «кусок пирога».
Представьте снова три объекта: A , B и C . Эти объекты прекрасны благодаря причастности к форме красоты.
Это кажется удовлетворительным, однако Парменид указывает, что если форма делится на несколько вещей, то эта форма должна иметь отдельные числовые части. Эта идея противоречит идее единства, которая говорит нам, что каждая форма завершена и, что более важно, неделима.
Таким образом, кажется, что ни одна из возможностей не отвечает на наш вопрос о том, как формы взаимодействуют с чувственными объектами.
В этот момент вы можете немного запутаться — это вполне понятно. Если бы я не знал ничего лучше, я мог бы подумать, что Платон написал этот диалог с единственной целью — заставить молодых студентов-философов медленно соскальзывать в безумие.
Далее Парменид перечисляет еще несколько причин, по которым формы и чувственные объекты не могут взаимодействовать без возмутительных противоречий. Хотя мы не будем рассматривать каждый аргумент в отдельности, мы кратко коснемся некоторых последствий.
«Божья власть не может управлять нами, и Его знание не знает нас, или что-либо человеческое; точно так же, как наша власть не распространяется на богов, и наше знание не знает ничего божественного, так и они, будучи богами, не являются нашими господами…» — Платон, «Пармениды»
Можно сказать, что формы, поскольку они совершенны и вечны, ближе всего к Богу. Конкретные объекты во вселенной тесно переплетены с жизнями и испытаниями смертных. Однако если формы и отдельные объекты не могут взаимодействовать каким-либо осмысленным образом, то, по-видимому, Бог не может иметь никакого представления о делах людей.
Это кажется абсурдом. Даже Платон признает, что не может быть, чтобы боги не понимали дел смертных людей. Так что мы застряли между молотом и наковальней. Становится трудно принять Теорию Форм; однако выводы, сделанные из отказа от форм, кажутся еще более нелепыми.
Критика Теории Форм внутри Парменида многочисленна. Мы сталкиваемся с некоторыми довольно серьезными препятствиями при изучении взаимодействия форм и чувственных объектов. Однако отказ от таких универсальных понятий, как красота, справедливость и добро, представляется немыслимым.
Возможно, формы существуют вне сферы времени и пространства и поэтому не могут быть точно поняты из-за ограничений языка. Возможно, мы можем знать только то, что должны быть универсалии, что должны быть частности и что они каким-то образом взаимодействуют.
Парменид действительно предлагает способ сохранить формы в диалоге: практикуя тип диалектики, где мы рассматриваем последствия существования и несуществования форм.