Бунин-поэт и Бунин-переводчик | Журнальный мир
Классические переводы И.А. Бунина неоднократно издавались и переиздавались, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло в его исполнении стала не просто классикой перевода, но событием в русской поэзии вообще. В настоящем издании, предпринятом Центром книги Рудомино, делается первая попытка полноценно представить его переводческое наследие в билингвальном формате: представлены его переводы с итальянского, французского, польского, армянского, украинского и английского. Задумка интересная, хотя и не бесспорная, ведь Бунин очевидно относится к той категории переводчиков, которым оригинал несколько мешает, или во всяком случае, он не воспринимается как нечто, что должно обязательно присутствовать в сознании читателя перевода. Как говорил Е. Витковский относительно переводов другого автора схожего дарования, «худшее, что можно сделать для них, — это напечатать рядом с оригиналом». В случае с Маршаком, о котором в данном случае писал Витковский, говоря, что он «уходит от оригинала в русскую поэзию», и Жуковским, это проделывалось неоднократно, с Буниным же (переводчиком, близким им по методологии) не столь часто. Можно вспомнить лишь двуязычное издание «Песни о Гайавате» Лонгфелло, вышедшее недавно в издательстве «Текст».
Вероятно, именно наличие того издания опредилило то, что в новой книге перевод Лонгфелло представлен лишь фрагментами. Однако он подспудно присутствует в книге и целиком, т.к. в качестве предисловия (один из несомненных плюсов издания) перепечатана статья Варлама Шаламова о генезисе бунинского «Гайаваты». В этой статье Шаламов отмечает, что практически все исправления, сделанные Буниным по мере работы над поэмой, касаются совершенствования русского стиха, а не являются попытками более близкой передачи оригинального текста: «Переводчик не стремился к буквализму. Нет почти ни одного примера, когда Бунин делал бы изменение, добиваясь большей схожести с оригиналом. Задача улучшения перевода совсем в другом. Это – улучшение русской поэтической речи, большее поэтическое совершенство языка. Отрабатывается стих, усиливается образность речи. Это первая, самая главная задача переделки» (с. 9). Это наблюдение свидетельствует о важнейшем творческом принципе Бунина-переводчика, роднящего его с Жуковским и другими поэтами, которые были поэтами гораздо больше, чем переводчиками: он стремится прежде всего к поэтическому совершенству русского стиха в переводе, а не к максимальному приближению к оригиналу.
Все эти замечания мы высказываем, разумеется, не затем, чтобы оспорить переводческий талант Бунина, но лишь чтобы указать на некоторые свойства его переводов, проступающие при сопоставлении с оригиналом со всей очевидностью, в первую очередь, обилие отступлений от оригинала, тот самый «уход от оригинала в русскую поэзию».
Так, стихотворение Адама Асныка «Панночка» (с. 40) в переводе Бунина становится «Лилиями», а «Завещание» Тараса Шевченко (с. 60) переведено лишь фрагментарно (2 из 6 строф). Еще более интересна ситуация с одной из поэм Байрона «Небо и Земля», включенной в книгу. Как гласит примечание составителей: «В случае с драмой “Heaven and Earth” оригинал и перевод печатаются последовательно, поскольку текст Бунина оказался намного короче: по ходу переводчиком постоянно делались сокращения» (с. 334). Таким образом, сами бунинские переводы, далеко не всегда строго следующие современным переводческим стандартам, таким, как эквилинеарность, подрывают структуру билингвальной книги и заставляют издателей ее несколько разнообразить, что еще раз указывает на проблематичность подобной структуры по отношению к классическим переводам XIX-начала XX в.
В той же драме Бунин оставляет без перевода эпиграф из «Кубла-хана» Кольриджа: “And woman wailing for her demon lover”, в переводе К.Д. Бальмонта: «Где женщина о демоне рыдала». Бунин выпустил свой перевод в 1914 г., а Бальмонт – только в 1921 г., однако даже если бы у Бунина был перевод, вряд ли бы он стал его цитировать из-за своей нелюбви к символизму. Интересно, что Бунин не стал переводить эпиграф и сам, по всей видимости, считаю ненужным переводить одну строку, а не стихотворение целиком. Кроме того, согласно издательской практике того времени, иноязычные цитаты и эпиграфы без перевода считались нормой.
Другой случай, где составители отступаются от билингвальности текста – приложение, где опубликованы вариации Бунина на темы европейской прозы – несколько жаль, что издатели здесь не помещают оригинал вовсе, а ведь тут тоже мог быть один из ключей к Бунину-переводчику, для которого, подобно античным или средневековым переводчикам, переложение стихами более естественно, чем прозаический перевод. Похожее явление отмечал Е. Витковский и в отношении Бунина с чужими стихами: «…у Бунина <…> есть и «скрытые» переводы – «Пантера», явно навеянная одноименным одноразмерным стихотворением Рильке, «Ночная прогулка», получившаяся после “переплавки” стихотворения Верлена».
Эти примеры заслуживают того, чтобы поговорить о них подробнее. Возможно, их место тоже в книге переводов Бунина, или, во всяком случае, в присутствующем в этой книге разделе стихотворений по мотивам. Рассмотрим случай со стихотворением Рильке. «Пантера» Бунина (9.IX.1922), написанная почти ровно 20 лет спустя после одноименного стихотворения Рильке (6.XI.1902), явственно передает структуру одноименного текста Рильке, пусть и не следуя за ним буквально:
Пантера
Черна, как копь, где солнце, где алмаз.
Брезгливый взгляд полузакрытых глаз
Томится, пьян, мерцает то угрозой,
То роковой и неотступной грезой.
Томят, пьянят короткие круги,
Размеренно-неслышные шаги, —
Вот в царственном презрении ложится
И вновь в себя, в свой жаркий сон глядится.
Сощуривши, глаза отводит прочь,
Как бы слепит их этот сон и ночь,
Где черных копей знойное горнило,
Где жгучих солнц алмазная могила.
А теперь приведем перевод стихотворения Рильке, выполненный В. Куприяновым:
Пантера
Лишь эти прутья клетки отражая,
Вгляд изнуренный не приемлет свет.
Лишь эта сталь, постылая, чужая,
Мельканье прутьев, мира больше нет.
Ее походка мягкая упруга,
Все напряженней движется она,
Как в танце, устремляясь к центру круга,
В котором воля спит, оглушена.
Лишь редко в замирании мгновенном
Расширится отверстие зрачка,
Случайный образ пробежит по членам
И в сердце канет на века…
Очевидно, что в обоих стихотворениях строфы посвящены одним и тем же темам. Первая строфа – взгляду пантеры, вторая – ее походке, а третья вновь возращается к описанию ее глаз. Разумеется, детализовано-деловитая, маньеристская образность Рильке чужда Бунину, и поэтому вместо слов, открывающих третью строку у Рильке: «Nur manchmal schiebt der Vorhang der Pupille / sich lautlos auf» («Лишь иногда поднимется занавес зрачков / беззвучно…»), у Бунина стоят более простые: «Сощурившись, глаза отводит прочь». «Короткие круги» из второй строфы Бунина – почти дословный перевод «allerkleinsten Kreise» Рильке, тут Бунин даже ближе к оригиналу, чем приведенный нами выше художественный перевод. «Неслышность» движения век у Рильке оборачивается у Бунина «неслышностью» шагов.
В целом же, при несомненной перекличке, акценты в стихотворении расставлены настолько иначе, что проще сказать, чем они отличаются, чем что назвать, они имеют общего. Основное различие – Бунин нагнетает романтическую образность, отсутствующую у Рильке: это и эпитет «размеренно-неслышный» вполне в духе Жуковского, и экспликация мотивов сна, опьянения, в оригинале заложенных лишь подспудно.
Поэтому неудивительно, что переводы романтиков у Бунина выглядит более органично, чем переводы модернистов, все-таки их язык и образность ему гораздо ближе. Проза Мюссе, которая послужила Бунину источником для стихотворения «Отрывок» («Когда из школьных стен домой мы возвращались…») гораздо больше подходит для излюбленных Буниным модификаций. Вот завершающие строки второй главы «Исповеди сына века»:
О народы грядущих веков! Когда жарким летним днем вы нагнетесь над плугом в зеленеющих полях родины, когда под яркими лучами солнца вы увидите, как земля, ваша плодоносная мать, улыбается в своем утреннем наряде труженику, любимому своему сыну, когда, отирая со спокойного чела священный пот, вы окинете взглядом необъятный горизонт, где все колосья будут равны в человеческой жатве, где только васильки с маргаритками будут выделяться в желтеющей ниве, – о свободные люди, когда вы возблагодарите бога за то, что родились для этого урожая, вспомните о нас, которых уже не будет с вами, скажите себе, что мы дорогой ценой купили ваш настоящий покой; пожалейте о нас более, чем о всех других ваших предках, ибо у нас много тех же горестей, за которые следовало пожалеть и их, но мы утратили то, что их утешало.
А вот заключительная строфа из отрывка Бунина:
О дети будущих, далеких поколений!
Когда вы в летний день, в отчизне дорогой,
Из зелени лугов, в часы отдохновений,
У плуга пот с чела сотрете трудовой
И улыбнется вам под яркими лучами
Земля-кормилица, – подумайте порой,
Что мы свой путь прошли с бессильными слезами,
Что жертвой были мы за будущий покой! (c. 442)
Перед нами – совсем другая техника, все существенное здесь сохранено и сокращено – перед нами перевод, предвосхищающий «сократительные» переводы М.Л. Гаспарова, который в своих «Записях и выписках» предлагал варианты переводов из Верхарна и других авторов, значительно уменьшенные по сравнению с оригиналом.
Бунин-переводчик оказывается не столь простым явлением, как казалось на первый взгляд. В некоторых случаях он оказывается буквалистом, как в случае с Лонгфелло, ведь те переводческие достижения, которые ему приписывает Шаламов, во многом коренятся в оригинале. Шаламов пишет о позднейших редакциях перевода: «Он [Бунин] отработал новый вариант поэмы таким образом, чтобы перевод слова входил в текст строки: «окунь, Сава; Омими, голубь» (с. 9). Однако стоит взять первый же имеющийся в тексте Бунина пример такого рода, и мы увидим, что он точно следует оригиналу: «The blue heron, the Shuh-shuh-gah» он переводит как «цапля сизая, Шух-Шух-га» и даже сохраняет присутствующую у Лонгфелло вариативность – иногда она называется просто «цаплей». А что касается приведенных Шаламовым примеров, в оригинале стоит «the yellow perch, the Sahwa» («желтый окунь, Сава») и «the pigeon, the Omeme – т.е. тут Бунин следует за оригиналом. Так что едва ли можно согласиться с Шаламовым в том, что Бунин при работе над переводом не стремится добиться схожести с оригиналом.
Предъявляя совокупность разных техник, он, подобно другому крупному переводчику его времени из совершенно противоположного эстетического и политического лагеря, Брюсову, он в одних переводах оказывается чуть ли не буквалистом, в других же обращается с оригиналом крайне свободно, создавая вариацию на его тему, как в разобранных нами случаях с Рильке и Мюссе. Таким образом, Бунин в своих переводах демонстрирует всю палитру переводческих подходов Серебряного века. Главное же, что можно сказать о его переводах, что объединяет его и с переводчиками века Золотого, например, с Жуковским – что переводы его являются настолько неотъемлемой частью его оригинального творчества, что иногда в скрытом виде публикуются среди собственных его сочинений.
Примечание:
Никон Ковалев – переводчик, критик, эссеист. Старший научный сотрудник ИМЛИ РАН, редактор отдела переводов журнала Prosodia. Статьи и рецензии печатались в журналах «Вопросы литературы», «Новый мир», «Арион», Prosodia, «Воздух» и др. Живет в Москве.
Реалистическая поэзия и лирическая проза Ивана Бунина. За что критиковали его творчество современники и чем восхищались
22 октября исполняется 150 лет со дня рождения Ивана Алексеевича Бунина – прозаика, поэта и первого из русских писателей лауреата Нобелевской премии (1933). В творчестве Бунина органично сосуществовали реалистическая, лишенная всяческих украшательств поэзия и полная лирики проза. Предлагаем поразмыслить над тем, как они сочетались между собой и что говорили о них бунинские современники.
«Писателем я стал, вероятно, потому что это было у меня в крови», – говорил Бунин, среди предков которого были не только известная в свое время поэтесса Анна Бунина, но и Василий Жуковский. «Ваня будет поэтом: ни на что другое он не способен», – шутил его отец. Смех смехом, а начинал Бунин, как и многие, со стихов, которые писал то во время обычных для гимназиста влюбленностей, то под впечатлением от других поэтов – и с самого начала шел в литературе собственным путем. Повальное увлечение модным тогда Надсоном его почти не коснулось: наставниками его в поэзии были и оставались Пушкин и Лермонтов, чьими стихами он будет скептически
В те же гимназические годы Иван Бунин начал пробовать себя и в прозе, в 16 лет написав роман «Увлечение», который, впрочем, нигде и никогда не печатал, а впоследствии предпочитал в основном повести и рассказы. Можно предположить, что так называемая малая форма давалась ему легче и была более родственна лирическим стихам, нежели роман. Впрочем, подход его к сочинительству в том числе и стихов скорее напоминал подход прозаика с его точностью и любовью к деталям.
Иван Бунин
«Если у вас в данное время нет никакой темы, идеи, то пишите просто обо всем, что увидите. <…> Опишите собаку. Одно, два четырехстишия. Но точно, достоверно, чтобы собака была именно эта, а не какая-нибудь другая. Опишите дерево. Море. Скамейку. Найдите для них единственно верное определение»
, – советовал он позднее юному Валентину Катаеву (если верить «Траве забвения»).Для поэта такой подход был довольно необычен – и, может быть, поэтому Бунин-поэт был воспринят современниками неоднозначно. «Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина настолько ценны и единственны в своем роде, что мы должны с его первой книги и первого стихотворения «Листопад» признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии», – писал в своей статье «О лирике» Александр Блок, а Валерий Брюсов с самого начала утверждал, что Бунин «настоящий поэт, хотя и не символист». А вот Николай Гумилев, которому, казалось бы, должна была быть близка бунинская ясность и точность, обвинял его в отсутствии поэтического темперамента и утверждал, что в его стихах «все понятно и ничего не прекрасно».
Со второй частью этого утверждения можно спорить (вспомнить хотя бы великолепно афористичное восьмистишие «Закон»), однако непривычному читателю стихи Бунина и впрямь могут показаться то чрезмерно сухими, то чересчур дотошно-описательными. «Радость поэзии именно в том, чтобы сказать одной-двумя строками то, на что прозаику понадобилась бы целая страница», – сказал тот же Гумилев по другому поводу, и с ним, пожалуй, нельзя не согласиться – как и с Галиной Кузнецовой, находившей причину непопулярности стихов Бунина в их отвлеченности и скрытности автора, не любившего «обнажать душу», как это обычно делают лирики.
«Бессонная ночь. Светает» (1903), художник Станислав Жуковский
С другой стороны, подчеркнутая ясность и «договоренность», свойственная бунинской лирике, имела и свои сильные стороны. «У Бунина прозаизм, точность, простота языка доведены до предела. Все поэтические наросты языка удалены – осталось простое, трезвое, реальное слово»
, – отмечал рецензент журнала «Вестник Европы». Подобное смелое сближение стиха и прозы роднит его ни много ни мало с Иосифом Бродским – и не вина современников, что некоторые из них не вполне поняли его поэтику. Зато уже в эмиграции его стихам отдавали должное такие придирчивые критики, как Владислав Ходасевич и Георгий Адамович, а доросший до простоты Игорь Северянин посвятил Бунину одно из лучших поздних стихотворений.У бунинской прозы почитателей было еще больше. «Бунину передайте, чтобы писал и писал. Из него большой писатель выйдет. Так и скажите ему это от меня. Не забудьте», – писал друживший с Буниным Чехов их общему приятелю Николаю Телешову незадолго до смерти. Единственным модернистом, у которого с Буниным возникнет нечто вроде дружбы, станет Георгий Иванов, прямо говоривший мэтру, что предпочитает его прозу его же стихам. Судя по всему, нечто подобное испытывали и поклонники Бунина в СССР: о
«В старой аллее» (1913), художник Станислав Жуковский
Своего рода связующим звеном между поэзией Бунина и его прозой стали такие из его рассказов, как «Перевал», «В поле», знаменитые «Антоновские яблоки», а «Господин из Сан-Франциско», в котором находили едва ли не параллели с судьбой «Титаника», удостоился поощрительных рецензий в том числе и за рубежом. Еще одним шагом в этом же направлении стали «микрорассказы», написанные уже в эмиграции и составившие книгу «Божье древо». Критики сравнивали их со «Стихотворениями в прозе» Тургенева, однако сам Бунин утверждал, что его задача изначально была другой. «Бедные писатели! Как часто для того, чтобы сказать что-нибудь немногое, важное и дорогое им, они принуждены выдумывать целые ненужные истории и незаметно пристраивать где-нибудь это самое дорогое… И до сих пор ни у кого нет смелости писать только несколько нужных строк», –писал он, волей-неволей заставляя вспомнить упомянутые слова Гумилева о радости поэзии и сближая ее таким образом с прозой.
Впрочем, связь с Тургеневым и – шире – с французской литературной традицией, из которой и была позаимствована форма стихотворений в прозе, в этих и других подобных произведениях все же существует. Достаточно вспомнить «Журавли», «Первую любовь» или мрачно-прелестный рассказ «Часовня», впоследствии вошедший в книгу «Темные аллеи». К слову, микрорассказами впоследствии «баловались» и такие разные писатели, как Александр Солженицын и Юрий Коваль – и нет ли и в этом своеобразного продолжения бунинской традиции?
Иван Бунин
Связь поэзии и прозы видна и в той же книге «Темные аллеи», каждый рассказ которой, по мнению самого Бунина, «написан «своим ритмом»», в своем ключе, а любимый им самим «Чистый понедельник» и вовсе начинается с полноценной стихотворной фразы: «Темнел московский серый зимний день…». Герои «Аллей» цитируют стихи и романсы, и поэзия становится как бы еще одним их героем. А своеобразная композиция сборника приводит на память нелюбимых Буниным символистов – в лучших их книгах каждое стихотворение занимает строго определенное место, подчеркивая достоинства каждого предыдущего и последующего.
Стихов же в эмиграции Бунин писал куда меньше, чем до нее: можно объяснить это оскудением чисто стихотворного дара, а можно – переходом его в новое качество. Многие большие и не очень прозаики начинали именно как поэты, и требовательность их к слову, характерная для поэзии, перешла в прозу, как и свойственное лирике настроение. Похоже, это же произошло и с Буниным: поэзия его не умерла, но растворилась в прозе. Чистая же его поэзия во многом осталась в тени прозы и не менее даровитых поэтов-современников – но без знакомства с ней невозможно понять и особого строя бунинской фразы.
Забытое стихотворение И.А. Bunin
UDC 821.161.1-1
https://doi.org/10.20339/PhS.1-21.133
Zhatkin Dmitry N .
доктор филологических наук, профессор,
заведующий кафедрой перевода и методики перевода
Пензенский государственный технологический университет
E-mail: ivb40@yandex. ru
Васильев Николай Л.,
9002 Доктор филологии, профессориз Рассерского языка. Научно-исследовательский Мордовский государственный университет
e-mail: [email protected]
Статья вводит в научный оборот стихотворение, не вошедшее в сборник
произведения И.А. Бунина (1870–1953) и в справочно-библиографической литературе о творчестве писателя: «Глухая тревога — как сильно ты меня ранишь!..», опубликованной под его именем 2 июля 1896 года в газете «Одесские ведомости» — среди двух других известных произведений поэта: «Прилив (Посв. А. М. Федорову)», «От Петрарки». Это стихотворение, вероятно, было написано в Одессе, где Бунин остановился на несколько дней на даче своего друга, поэта, переводчика и журналиста А.М. Федоров (1868–1919 гг.)49), который помог опубликовать стихи Бунина в трех номерах «Одесских вестей» (1896 г., 16, 23 июня и 2 июля). Оба писателя были в это время увлечены творчеством итальянского поэта А. Негри (1870–1945) и пытались перевести их с помощью своих друзей, знавших итальянский язык. Однако прямых сравнений с поэзией А. Негри в поэме Бунина нет. Тем не менее понимание поэтики забытого поэта-классика помогает прояснить эволюцию творчества Бунина, в частности увидеть в его ранней поэзии элементы элегического романтизма и досимволизма.
Ключевые слова: И.А. Бунин, малоизвестные стихи, А.М. Федоров, Одесса, «Одесские новости», А. Негри.
Список литературы
1. Бунин И.А. Собрание сочинений: в 9 т. / под общ. красный. КАК. Мясникова, Б.С. Юрикова, А.Т. Твардовского. Т. 1: Стихотворения. 1886–1917 / вступ. ул. В. Твардовского, подгот. текст А.К. Бабореко; прим. НА. Михайлова, А.К. Бабореко. Москва: Худ. лит., 1965. 596 с.
2. Бунин И.А. Стихи / изд. В.Н. Афанасьева, Л.Н. Афонина, А.К. Бабореко, М.Г. Ватолиной, И.С. Газер, Т.Г. Динесман, А.Н. Дубовикова, О.А. Сайкина, Н.П. Смирнова; предисл. Т.Г. Динесман // Иван Бунин: т 2 кн. (Литературное наследство. Т. 84). Москва: Наука, 1973. Кн. 1. С. 173–286.
3. Бунин И.А. Стихотворения: в 2 т. р. / вступ. ул., подгот. текст и прим. Т.М. Двинятиной. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома: Вита Нова, 2014. Т. 1. 544 с.; Т. 2. 544 с. («Новая библиотека поэта»).
4. Двинятина Т.М. Текстология поэзии И.А. Бунина // Бунин И.А. Стихотворения: в 2 т. / вступ. ул., подгот. текст и прим. Т.М. Двинятиной. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома: Вита Нова, 2014. Т. 1. С. 371–418.
5. Бунин И.А. Стихотворения 1885–1898 гг. / подгот. текст, предисл. я прим. С.Н. Морозова // И.А. Бунин: Новые материалы и исследования: в 4 кн. (Литературное наследство. Т. 110). Москва: ИМЛИ РАН, 2019. Кн. 1. С. 10–45.
6. Нецензурный Бунин: Стихотворные пародии конца 1940-х годов / подгот. текст, вступ. ул. я прим. Е.Р. Пономарева // И.А. Бунин: Новые материалы. Вып. II/сост., красн. О. Коростелев, Р. Дэвис. Москва: Русский путь, 2010. С. 479–500.
7. «Все речи я сберег в душевной глубине…»: Жемчужины мировой поэзии в переводах Ивана Бунина / сост. Ю.Г. Фридштейн. Москва: Центр книги Рудомино, 2013. 448 с.
8. Самый полный общедоступный словотолкователь и об’яснитель 150 000 иностранных слов, вошедших в русский язык / сост. А.П. Соколов, Я.И. Кремер, С.Н. Алексеев. 7-е изд., испр. я доп. Москва: Совет. Н.Н. Булгакова, 1901. 756 с.
9. Двинятина Т.М. Я. Бунин и А.М. Федоров: к истории творческих отношений // Сибирский филологический журнал. 2015. № 1. С. 43–50.
10. Устами Буниных. Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы: в 3 т. / стручок красный. М. Грин. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1977–1982 гг. Т. 1–3.
11. Бунин И.А. Письма 1885–1904 годов / под общ. красный. НА. Михайлова; подгот. тексты и комментарии. С.Н. Морозова, Л.Г. Голубевой, И.А. Костомаровой. Москва: ИМЛИ РАН, 2003. 768 с.
12. Муромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина, 1870–1906 гг. Беседы с памятью / сост., предисл. я прим. А.К. Бабореко. Москва: Сов. Писатель, 1989. 509 с.
13. Ник. С. Стихотворения А.М. Федорова. Москва. 1894 г. Цена 1 рубль // Новости и Биржевая газета. Первое издание. 1894. 25 мая (6 июня). № 142. С. 3.
14. Бернс Р. Субботний вечер в деревне / пер. ЯВЛЯЮСЬ. Федорова // Одесские новости. 1896. 9 июля. № 3684. С. 2.
15. Бернс Р. Том О’Шантер / пер. ЯВЛЯЮСЬ. Федорова // Одесские новости. 1896. 14 июля. № 3689. С. 2.
16. Из Р. Бернса. — Песня веселого пахарья. — Мойа Джени. — Молитва, написанная под влиянием сильной душевной тоски. — Обращение к жаворонку. — «О, Афтон мой, тише струйсь меж холмов…». — «Зачем все женщины твердят…». — Лорд Грегори. — Видение («Возле башни стоял я в ночной тишине…»)] / пер. ЯВЛЯЮСЬ. Федорова // Одесские новости. 1896. 25 июля. № 3699. С. 2.
17. Летопись жизни и творчества И.А. Бунина. Т. 1. 1870–1909 / сост. С.Н. Морозов. Москва: ИМЛИ РАН, 2011. 944 с.
18. Журавлева Г.С., Хашимов Р.И. Словарь языка поэзии Ивана Бунина: в 2 гл. / отв. красный. Р. И. Хашимов. Москва: Азбуковник, 2015. Гл. 1–2.
Бунин Иван Алексеевич (1870-1953)., Радостные стихи военного времени юной Ольге Жировой. c.1941
Клиенты должны загрузить документы, удостоверяющие личность, чтобы участвовать в этой продаже.Важно: Перед регистрацией на распродажу убедитесь, что вы прочитали и поняли Премиальное расписание для покупателей.
Зайдите на страницы лотов, на которые желаете сделать заочную ставку.
Нажмите здесь, чтобы завершить регистрацию
Иван Алексеевич Бунин (1870-1953).
Веселые стихи о войне юной Ольге Жировой. c.1941
Рукопись с автографом, «Из письма к Олечке», два стихотворения, адресованные Ольге Жировой, н.п., [Грасс], н.д. [начало 1940с].
На русском языке. Название, 20 + 8 строк стиха и сноска в две строки, на двух страницах, 169 х 147 мм, бумага в клетку.
‘Я рано вскочил с кровати / Получил письмо от Ольги!’. Два радостных стихотворения военного времени, адресованные юной Ольге Жировой.
С постели рано я вскочил –
Письмо от Оли получил!
Я не читал и не молчал,
Челей ден скакал, кричал:
„ Kak Nacha Olia podrosla –
Pererosla ona osla”…
V imenini nashey Oli
Vse tveti zaplashut v pole,
Vse derevia i kustyi,
Vse dorogi i mosti,
Кури, кролики, котята,
Кошки, утки – и сама
С папой под руку мам à !
Ольга стихов Ольга (Олечка) Жирова (1933-1964) , украинская эмигрантка, которая вместе с матерью входила в группу друзей и знакомых, которых Бунины приютили на своей вилле в Грассе во время нацистской оккупации: она с матерью прожила там три года, и другие члены Домашние рассказывали о необычайном омолаживающем эффекте, который она произвела на сурового лауреата Нобелевской премии. Первое из стихотворений здесь записано в дневниковой записи Бунина от 29 июня 1941 года, что является необычным контрапунктом в период, когда он в основном занят немецким вторжением в Россию неделей ранее. Второе стихотворение посвящено празднованию дня святой Ольги (22 июля): «В день именин нашей Ольги / Все цветы в поле будут танцевать»: комментарий Бунина в конце отмечает причудливое галлицированное произношение Ольги «Мама». Бунина 19короткие стихи к Ольге были опубликованы в Новом журнале
Эта партия была импортирована из-за пределов Великобритании для продажи и помещена под режим временного допуска. НДС на импорт уплачивается по ставке 5% от цены молотка. НДС в размере 20% будет добавлен к надбавке покупателя, но не будет указан отдельно в нашем счете.
Обратите внимание, данный лот является собственностью потребителя. См. пункт h2 Условий продажи.
Предоставлено вам
Еще из
Изгнанники и идеалисты.