Революционеры в ожидании. Как большевики пришли к власти вопреки всем прогнозам?
Читайте также
Тонны украденного золота и внезапные британские злодеи. Новые детективные сериалы Интеллектуальная фронда. За что советская власть преследовала академика Сахарова Ученые в разведке. Кто и как помешал нацистам создать атомную бомбуКартина Владимира Серова
Знаменитый историк Шейла Фицпатрик написала книгу «Кратчайшая история Советского Союза», где максимально емко изложила начало, расцвет и неожиданное завершение советской эпохи, а также ее посмертное бытование в сегодняшней России. С разрешения издательства «Ведомости. Город» публикует отрывок о том, как в 1917 г. большевики пришли к власти вопреки всем прогнозам, включая свои собственные.
«Альпина нон-фикшн»
Если вы хотели бы устроить в России революцию, искать поддержки у угнетенного крестьянства могло бы показаться самой очевидной стратегией.
Именно так рассуждало первое поколение революционеров — так называемые народники, доминировавшие на радикальной политической сцене в 1860–1870-е гг. Помня о давней российской традиции крестьянских бунтов, они считали мужиков потенциальными ниспровергателями царей, а также источником незапятнанной нравственной мудрости. Однако крестьяне давали эмиссарам народников от ворот поворот, воспринимая их как представителей городской элиты, с которой у них не было ничего общего. Именно разочарование из-за такого отпора подготовило почву для распространения марксистских идей среди революционеров 1880-х гг. Будучи последователями немецких идеологов социализма Карла Маркса и Фридриха Энгельса, российские марксисты опирались на «научно предсказанную» «неизбежность» революции: капитализм в силу исторической необходимости должен был уступить дорогу социализму. Революционным классом, избранным орудием истории, назначался промышленный пролетариат, порождение самих капиталистических процессов, — следовательно, на крестьянство (как минимум в теории) можно было уже не обращать внимания.
Российские революционеры-марксисты отождествляли себя с рабочим классом, но чуть ли не все они были выходцами из дворян или интеллигенции. Как и в других развивающихся странах в конце XIX и в XX столетии, высшее образование в России означало вестернизацию, а в качестве побочного эффекта — радикализацию. Первое (вестернизация) отчуждало образованный класс от соотечественников; второе (радикализация) даровало ему ощущение, будто его миссия — возглавить народные массы.
Во главе всех революционных фракций — неважно, кого они провозглашали своей социальной базой, крестьян или рабочих, — стояли революционно настроенные интеллектуалы, большая часть которых многие годы жила в эмиграции в Европе.Владимир Ленин (по рождению Владимир Ульянов) появился на свет в 1870 г. в приволжском городе Симбирске (в 1924 г., после смерти Ленина, его переименовали в Ульяновск — и это имя он, как ни странно, носит до сих пор). Еще будучи студентом юридического факультета Казанского университета, Владимир примкнул к радикалам; одной из причин, толкнувших его на этот шаг, стала казнь старшего брата, повешенного за участие в организации покушения на императора. По современным меркам семейство Ульяновых принадлежало к среднему классу, к образованным профессионалам (его отец служил инспектором народных училищ и поднялся по карьерной лестнице так высоко, что удостоился потомственного дворянства). По этническому происхождению Ульяновы были в основном русскими, хотя и с примесью немецкой и еврейской кровей.
Среди революционных марксистов этнических русских вроде Ленина и его жены, Надежды Крупской, было относительно мало по сравнению с евреями, поляками, латышами и представителями других национальных меньшинств Российской империи, которые с конца XIX в. подвергались насильственной русификации и все усиливавшейся дискриминации со стороны властей. В революционных кругах Ленин выделялся неуступчивостью и стремлением полностью подчинить себе свою небольшую политическую фракцию, которая после инициированного им в 1903 г.
раскола социал-демократического движения стала называться большевиками. Термин «большевик» происходит от русского слова «большинство»; своих оппонентов большевики называли «меньшевиками» — от слова «меньшинство». Это была изящная уловка со стороны Ленина: на самом деле в большинстве были как раз меньшевики.
Российские марксисты столкнулись с серьезной проблемой: согласно марксистскому пониманию законов истории, «их» революция — та, которой они посвятили свою жизнь, — пока что не стояла на политической повестке дня; перед ней должна была случиться еще одна. Россия же все еще находилась в самом начале капиталистической фазы развития, и русская буржуазия была слишком слаба и пассивна, чтобы совершить либеральную буржуазную революцию, опрокинув отжившую свое автократию. В результате, в отличие от Британии или Германии, Россия еще «не созрела» для пролетарской социалистической революции. Меньшевики — за исключением нескольких отщепенцев вроде Троцкого — относились к этому аргументу со всей серьезностью (вероятно, в этом и заключалось основное отличие их доктрины от ленинской), а вот большевики — на практике нет.
Еще одной проблемой революционеров-марксистов была сравнительная слабость российского пролетариата. В самом деле, пролетариат был плотно сосредоточен вокруг крупных предприятий (что есть революционный плюс), однако численность его была все еще до смешного мала и в 1914 г. составляла чуть более 3 млн — а ведь уже в 1897 г. в Российской империи проживало более 125 млн человек.
Ленин был самым бескомпромиссным революционером в среде российской марксистской эмиграции, а также самым авторитарным — нетерпимым к какой бы то ни было конкуренции внутри своей фракции и настаивавшим на важности четкой организации и профессионального руководства революционным движением в противовес народной стихийности.
При этом его никак не назовешь одномерной фигурой. Ленин был женат на Надежде Крупской — учительнице по профессии и теоретике образования по призванию — и как минимум до некоторой степени разделял ее убеждение, что глубинная цель революции — просвещение народа, относя к числу первоочередных революционных задач учреждение школ, классов по ликвидации безграмотности и библиотек для народных масс. Конечно, Ленин, в отличие от Крупской, был прирожденным политиком, одержимым своей миссией; смыслом его жизни были противоборство фракций и борьба за власть. Беспокоиться о народном просвещении выходило у него лишь в моменты политического затишья.
Государство или человек? | «Новый компаньон»
Анастасия Кожевникова
корреспондентИсторики показали, что количество революций в голове зависит от того, какие в ней заложены ценности
Поделиться
Твитнуть
В день 100-летия Октябрьской революции в Фестивальном доме на эспланаде историки Михаил Суслов и Леонид Обухов встретились, чтобы выяснить, была ли эта революция вообще, или она — всего лишь этап более длительной революции. Поначалу могло показаться, что вопрос этот — для сугубо академических кругов, но спикеры вышли на серьёзный уровень обобщений. В итоге произошёл баттл за то, что важнее: государство или люди.
фото: Архив Нового компаньона
Модерировал разговор директор Пермского государственного архива социально-политической истории (ГАСПИ) Сергей Неганов, который заметил, что здесь важны не столько научные звания, сколько личные позиции историков, а они действительно различаются, несмотря на то что оба учёных работают в ПГНИУ и даже истории их семей схожи.
Итак, октябрь 1917 года — вторая революция или второй этап революции? Кто выскажется первым? «Я думаю, слово Леониду Аркадьевичу, он крупный специалист по этому периоду», — сказал Михаил Суслов, который всю дискуссию будет как бы играть в поддавки. Но это только видимость!
«Выходит, Октября-то и не было!»
«Я обозначу свою позицию: революция была одна, — начал Леонид Обухов. — Она началась в феврале, всё было неожиданно, стихийно. Можно даже сослаться на Ленина, который в январе писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции…» Это было движение масс, к которому, по сути, не были причастны политические партии».
Подтверждения этой мысли он привёл следующие.
Во-первых, один из деятелей революции Николай Суханов писал, что после того, как в феврале два дня продолжались революционные события, лидеры партий задумались: может, это уже не обычные беспорядки? Во-вторых, руководителя у этого процесса не было. В-третьих, царская полиция работала достаточно эффективно — во всех партиях у них были свои агенты, которые знали об их планах и могли бы предотвратить революцию, но дело как раз в том, что партии ничего не планировали.
Леонид Обухов
«Что касается октября, то там всё планировалось заранее. Сложно говорить о революции только в 1917 году: это длительный процесс, который начался в феврале 1917-го и продолжался до 1922 года — перерос в Гражданскую войну. Октябрьский переворот — вооружённый захват власти, который явился первым актом Гражданской войны. Сегодня многие историки пришли к консенсусу, что в 1917 году была одна революция, сейчас так пишут в учебниках, и, кроме того, сами большевики говорили об Октябре как о перевороте», — закончил первое выступление Леонид Обухов.
«Я хотел поздравить всех с ноябрьскими праздниками, — мягко вступил в поединок Михаил Суслов. — Удивительный случай, когда поздравление угодит всем: тем, кто отмечает День народного единства, и тем, кто отмечает 100-летие Октябрьской революции. По части фактов я спорить не буду, но хотел бы обозначить другую точку зрения. Да, первоначально большевики называли Октябрьскую революцию переворотом. Всякая революция — переворот, но не всякий переворот — революция. Есть нюансы».
На взгляд Суслова, было две революции. Революция — это явление, когда меняется правящий класс и класс-собственник. И в феврале, и в октябре поменялись классы-собственники. Если на смену помещикам в феврале пришла буржуазия, то после была попытка привести к власти рабочий класс и крестьянство.
«Почему сегодня называют это событие переворотом или не считают революцией? Потому что это запрос времени, власти.
Не нужно России сегодня такое событие, как Октябрьская революция, поэтому либо понижают её статус — мол, это переворот, а было их в истории много, — либо просто отказывают в существовании. Если говорят, что был февраль 1917 года и продолжение, то октября-то, выходит, не было! Это необходимо сегодня российской элите. На Земле было 70 с лишним революций, но великих было две: Великая французская, давшая старт событиям во всём мире, и Великая Октябрьская революция», — рассуждает историк.
Сергей Неганов, видя опасность перехода к актуальной повестке, решил свернуть политическую дискуссию сразу (однако в конце она всё же начнётся): «Чтобы не возвращаться больше к политике, я сошлюсь на слова своих французских коллег. Слышал от них слова о том, что революция во Франции была великой, но для одной страны одной революции достаточно».
Было ли движение масс?
Пас принял Леонид Обухов: «Повторюсь, революция — процесс.
В те годы большевики говорили про Великую Февральскую революцию, это было движением масс. В октябре такого не было. Я могу даже сослаться на оценку рабочих: один из лидеров лысьвенских большевиков Борис Даниленко прямо отмечал, что в феврале был всеобщий подъём, а в октябре этого не было. Насчёт смены собственника можно спорить, но революция — процесс не одномоментный, и планировать её… В моём понимании, революция — это движение широких масс».
«Опять не буду спорить с Леонидом Аркадьевичем, но, на самом деле, в октябре движение масс было, — продолжил беседу Суслов. — Февраль был кровавый, хотя вообще-то революция была мирной. 200 погибших похоронили на Марсовом поле. Это немного, и, если сравнить с Февральской революцией Октябрьскую, то она вообще не была революцией в этом смысле: там погибли всего шесть человек, некоторые говорили про девять. По масштабам жертв это вообще ничто. А вот что до масс — я возражу.
Ленин был настроен на решительные действия, однако, когда он возвращался из эмиграции и его встречали люди, уже на вокзале, когда ему предложили свергнуть временное правительство и взять власть, он ответил: «Нет». Весной ему говорят, что временное правительство «плохует» и пора брать власть — «Нет». Расстрел мирной демонстрации в Петербурге — «Нет». Его загоняют в подполье, он скрывается и всё просит почитать газеты, отслеживает ситуацию в стране.
Михаил Суслов
В сентябре он читает кадетскую газету «Речь» и решает, что вот теперь пора брать власть. О чём он прочитал? Это была маленькая заметка о том, что в Саратовской губернии крестьяне спалили 150 помещичьих имений за одну ночь. Ленин понимает, что массы приходят в движение. Как мощный аналитик, равных которому не было в прошлом веке и нет в нынешнем, он точно рассчитал, когда нужно взять власть.
Поэтому, да, организовано всё было — но на базисе крестьянских масс».
Леонид Обухов заметил, что те же крестьяне поддерживали эсеровскую идею социализации земли, а не большевистскую.
Тут задал вопрос Сергей Неганов: «На дискуссии по пермскому материалу вспоминали о «пьяных бунтах», спровоцированных, по сути, октябрьскими событиями в Петрограде. Это не отражает движение масс, вызванное Октябрём?»
«Здесь я бы отметил, что свою роль сыграл и введённый до этого сухой закон, и смена власти, и ощущение безнаказанности», — ответил Леонид Обухов.
«Я бы внёс поправку. Это был просто бандитизм. Посмотрите описание того времени: группа людей разбирает кирпичи в стене винного склада, они напиваются, грабят. В Зимнем дворце были запасы царских вин — охрану смели, бочки разбили.
Вина было почти по колено, люди напивались, падали и тут же тонули», — сказал Михаил Суслов.
Хотя бы здесь историки сошлись во мнении…
Хорошая и плохая буржуазия
«Когда самодержавие рухнуло, временное правительство собралось что-то решить с этим сухим законом, — продолжил Леонид Обухов. — Но когда большевики пришли к власти, им понадобился год, чтобы продлить действие этого закона до 1925 года».
«Временное правительство пыталось наводить порядок, но не решало проблемы, которые нужно было решать, чем приближало и порождало Октябрьскую революцию. Временное правительство вы хорошо подаёте, а для меня оно не очень хорошее», — высказался его оппонент.
«Как в своё время заявил лидер эсеров Чернов: «Если бы временное правительство действовало, как большевики, оно бы никогда не пришло к власти», — ответил Леонид Обухов.
— Когда Керенскому предложили арестовать Ленина, он на это не пошёл: «Это не наши методы». Он считал себя социалистом и демократом и не готов был действовать такими методами. Большевики на эти нюансы не смотрели».
«Да, но никчёмная была эта буржуазия — дряблая, неспособная. Генерал Верховский докладывает Керенскому, что большевики через пять дней возьмут власть, и как он на это реагирует? Никак. Он считал, что они их раздавят и всё, но ничего не просчитал», — сказал Михаил Суслов.
«Русская буржуазия была всё-таки разной. Просто против неё выступали все социалисты. Антибуржуазная агитация была не только у большевиков, и эта пропаганда сыграла свою роль», — считает Леонид Обухов.
Так бы они и спорили о русской буржуазии, если бы Сергей Неганов не предложил слушателям задать вопросы.
«И семьи у нас похожие»
Первый попался Леониду Обухову: «Скажите, а до 1991 года вы тоже говорили, что была одна революция?» — «Если бы я сказал что-то такое тогда, меня бы просто уволили. Можно назвать меня конформистом, но в советское время выступить с позицией, отличной от официальной, было опасно. Я помню, поехал на конференцию, посвящённую революции, и сказал что-то, не вписывающееся в общую концепцию развития революции на Урале. Меня, так скажем, поставили на место. Понятно, что в процессе работы над темой я стал знать больше…»
Сергей Неганов отказался признавать в Обухове конформиста: «Научная мысль не развивается индивидуально, она зависит от развития науки в целом».
Следующий вопрос неожиданно задал Михаил Суслов: «Не могли бы вы рассказать о происхождении своей семьи? Давно этот вопрос меня занимает».
«По материнской линии дед был раскулачен в Архангельской области. Переселён на север Урала, затем, после послабления, он осел в Кировской области. По отцовской линии родственники — вятские крестьяне. В 1937 году отца арестовали, и он погиб в ГУЛАГе», — рассказал Обухов.
Личный опыт Михаила Суслова несколько иной: «Мало того, что мы земляки, у нас и семьи похожие. Я из семьи дважды раскулаченных и репрессированных. Дядю расстреляли, отец был арестован, сидел в тюрьме. У меня тоже есть претензии к советской власти и большевикам. Казалось бы, наши взгляды должны быть одинаковыми. Но у меня ещё была мама, которая жила в простой крестьянской семье. Моя бабка в царской России, чтобы заплатить налог на землю, имея 18 детей, босыми ногами с апреля до октября месила глину, из которой делали кирпичи».
Государственник vs гуманист
Тут вопрос задали и Михаилу Суслову.
«Немного покоробила оценка революции — сколько человек должны погибнуть для по-настоящему кровавой революции?» — спросил слушатель.
«Это философский вопрос. Речь идёт о цене и ценности. Если говорить о цене как главном факторе, то и один убитый человек — большая цена. Но разговор о ценностях — другой. Сегодня многие историки исходят из цены: «А сколько? А почему много жертв?» — это торгашеский, рыночный подход. Но есть и ценностный. Что было главной ценностью для россиян почти тысячу лет? Не права и свободы, не сам человек, а государство», — считает Михаил Суслов.
«И вы своему дяде бы это сказали?» — спросил всё тот же человек. — «Да, я государственник».
«Я с таким подходом не могу согласиться. — сказал Леонид Обухов. — Государство нужно, чтобы создать условия для людей, в основе — человек».
«Историки решили выяснить, сколько подразделений нужно потерять личному составу на войне, чтобы отступить. Венгры и румыны 5% теряют — воевать не могут. Итальянцы 10% теряют — воевать не могут. Англичане и американцы — 15%. Немцы — 50%. А наши — 85% теряли и ещё сопротивлялись. Не жалели себя люди, защищая государство», — ответил Михаил Суслов.
«Народ воевал за страну, а не за государство», — не согласился Леонид Обухов.
Тут задал вопрос экс-министр культуры Пермского края Игорь Гладнев. Он поинтересовался, кто из политических деятелей «переметнулся» на сторону большевиков в 1917—1918 годах.
«Довольно много, — начал отвечать Михаил Суслов, — в Красной армии было 250 генералов и 37 тыс. офицеров старой, царской армии.
Посмотрите, как ведёт себя буржуазия, зря я говорил про всех. В 1901 году Николай Мешков помогает эсерам, потом большевикам и сидит в тюрьме. Савва Морозов завещал всё имущество революционерам. Были люди, понимавшие, что они обречены как класс».
«У меня два примера, — сказал Леонид Обухов. — Многие офицеры были мобилизованы в Красную армию. В 1918 году Троцкий издал распоряжение, по которому семьи офицеров, призванных в Красную армию, являлись заложниками и их могли расстрелять. В своём дневнике известный академик Вернадский написал перед Гражданской войной, что, если интеллигенция на стороне большевиков, — они выродки».
Новые вызовы
«Две позиции, два взгляда. Вы же ничего другого не думали услышать?» — задал вопрос Сергей Неганов. Но не очень были интересны два мнения гражданскому активисту Валентину Мурзаеву, который выразил несогласие по многим пунктам, вспомнив тему репрессий в советское время и закончив фразой: «Сейчас тоже идёт волна репрессий.
Те, кто хочет помочь административно осуждённым, просьба обращаться ко мне».
«Очень много сказано, — кажется, почти растерялся Михаил Суслов, — по поводу невинно убиенных членов царской семьи. Вам кажется, что они невинны. У Николая II ещё был титул «Кровавый»: в 1895 году были расстреляны рабочие Ярославля, потом Ходынка и т. д. А знаете ли вы, уральцы, что в марте 1903 года рабочие златоустовских предприятий попросили повышения зарплаты, им отказали, и они устроили забастовку. Позвонили уфимскому губернатору. Он приехал с сотней солдат, пришёл в заводоуправление и толпе рабочих приказал разойтись. Они ему говорят: «Иди, говорить будем». — «Разойтись!» — «Иди, говорить будем». Ну, третий раз он не повторял, достал платок… 69 убитых, 250 раненых. Да, дети царской семьи невинны, но, когда 9 января расстреливали людей, они были виновны? Дорогие друзья, невинных жертв не бывает, если вы влезаете в политику…»
«Если вы влезаете в политику, то вы виновны?» — громко спросил Валентин Мурзаев.
«Я не договорил… Есть два вида оппозиции: системная выступает против законов, порядков, несистемная требует уничтожить систему. Война идёт на поражение».
«Вы лжёте про несистемную оппозицию сейчас!» — активист, казалось, был в бешенстве. Продолжить ему не дали, но после дискуссии Михаил Суслов подошёл к нему поговорить, и они, похоже, поняли друг друга.
А что до битвы историков… Довольно ёмко подытожил дискуссию Сергей Неганов, заметив, что и Леонид Обухов, и Михаил Суслов в разные периоды в науке оставались в меньшинстве, но свои взгляды отстаивали и отстаивают, что достойно уважения независимо от того, сколько было революций.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.
Поделиться
Твитнуть
общество
ПГНИУ
история
Октябрьская революция
ГАСПИ
Большевики приходят к власти — рецензия на книгу
Классический отчет Рабиновича о 1917 году раскрывает массовый, народный характер Октябрьской революции под руководством большевиков, утверждает Крис Найнхэм
Александр Рабинович, Приход большевиков к власти: революция 1917 года в Петрограде (Плутон 2017), 400 стр.
Это окончательное описание одного из самых драматических четырех месяцев в истории, месяцев между июлем и октябрем 1917 года в России, когда революционеры завоевали поддержку большинства среди рабочих и солдат, организованных в советы, и вместе с ними пришли к власти. Он сочетает в себе захватывающие рассказы о ключевых эпизодах революции с реальным пониманием меняющихся настроений масс русского народа в самый демократический год в российской истории.
Книга вышла в свет в 1973 году. Автор Александр Рабинович был сыном русских эмигрантов, бежавших после революции в Германию и осевших в США. Первоначально враждебный большевизму, тщательное исследование заставило Рабиновича пересмотреть свои взгляды. Проанализировав редко используемые протоколы партийных и советских собраний и публикации, доступные на Западе, а затем изучив партийные и советские газеты в московских библиотеках, он разработал картину революции, резко расходившуюся с господствующей ортодоксальностью революции, которую он называет « неудавшийся ленинский переворот» (стр.
xx).
Извилистый путь к власти
Его история начинается на полпути между Февральской и Октябрьской революциями, когда левые революционеры (большевики) пытались справиться с тяжелой ситуацией «июльских дней». Рабочие и солдаты в столице Петрограде созвали массовые демонстрации против войны и нехватки продовольствия, которые перерастали в полномасштабное наступление на власть. Полувосстание июльских дней было преждевременным, по мнению большевистского руководства, потому что революционные рабочие не имели достаточной поддержки в остальной части страны. Если бы они взяли власть в Петрограде, то были бы изолированы и раздавлены. Благодаря сочетанию поддержки протестов и интенсивных споров им удалось убедить лидеров движения временно отступить.
Но большевистская партия заплатила высокую цену. Правительство, союз умеренных социалистов и либералов, обвинило большевиков в попытке свергнуть его в то время, когда стране угрожало вторжение. Он ввел жесткие меры, поощряя роспуск партийной прессы, арестовывая лидеров и заставляя других, таких как Ленин и Зиновьев, скрываться.
Он начал пропагандистское наступление и против большевиков, обвиняя их, среди прочего, в том, что они являются немецкими агентами. В результате значительная часть рабочего класса восстала против большевиков.
Судьба революционеров изменилась довольно быстро, по той простой причине, что их основные аргументы оказались верными. Правительство оказалось не в состоянии решить проблемы, радикализировавшие Россию. Она не смогла положить конец катастрофической бойне Первой мировой войны. Он оказался не в состоянии справиться с ужасной нехваткой продовольствия и предметов первой необходимости, которые отчасти сами по себе являются продуктом военной экономики. Она не могла ответить растущему отчаянию крестьян, начавших захватывать землю у своих помещиков.
Между тем его идеологическая оппозиция рабочей власти заставляла правительство очень нервничать по поводу существования рабочих и солдатских советов (советов) и продолжающегося влияния большевиков в них. Настолько, что когда в августе генерал Корнилов (человек с «львиным сердцем и бараньими мозгами», по словам коллеги, с. 97) начал готовить переворот, у премьер-министра Керенского возникло искушение поддержать его, по крайней мере, пока не понял, что Корнилов задумал убрать и его. Попытка государственного переворота была остановлена вдохновенным движением снизу, описанным Рабиновичем в некоторых великих отрывках книги:
«Через несколько часов после публичного объявления корниловской чрезвычайной ситуации на заводах по всему Петрограду зазвучали тревожные свистки. Самостоятельно, без указаний вышестоящего начальства, рабочие усилили охрану заводских корпусов и территории и стали формировать боевые отряды… Для помощи в вооружении новобранцев работники канонических цехов Путиловского завода ускорили выпуск различного оружия, которое отправляли прямо в поле даже без пробных стрельб; слесари просто сопровождали свои изделия и на месте прилаживали оружие… спешно организованные массовые собрания солдат в воинских казармах по всей столице и ее пригородам принимали резолюции, осуждающие контрреволюцию и заявлявшие о своей готовности помочь защитить революцию… кроме того, быстро действия железнодорожников и телеграфистов поначалу мешали лидерам правых установить связь с наступающими контрреволюционными силами» (с.
142—144).
Демократия и революция
Большевистская партия была главной организованной политической силой, поддержавшей эту экстраординарную акцию. Это, а также разоблачение частичного сотрудничества правительства с переворотом еще раз радикализовали население и восстановили положение большевиков. С этого момента авторитет правительства иссяк. Возникли новые вопросы. Можно ли было относительно мирно перейти власть от буржуазного полупарламента к рабочему правительству, основанному на советах, или потребовалось бы вооруженное восстание? Если требовалось восстание, то следовал вопрос, кто его должен организовать? По этим вопросам большевики разделились. Рабинович тщательно описывает дебаты, бушевавшие внутри большевистского ЦК, между ЦК и более широкими органами партии, а также с различными учреждениями Петроградского совета.
Книга Рабиновича — великолепная историческая книга со многими достоинствами, но две вещи снова и снова поражают вас, когда вы читаете. Первое — это цинизм, коварство и насилие российской элиты под давлением, второе — безудержный демократизм рабочего и солдатского движения.
Ленин вел беспощадную и в конечном итоге успешную борьбу с руководством большевистской партии, требуя организованного свержения режима. Он снова выиграл спор, потому что оказался прав. По мере того, как его авторитет падал, правительство использовало все имеющиеся в его распоряжении средства, включая угрозу применения силы, чтобы попытаться подавить еще одну революцию. Тем не менее по ряду вопросов, в том числе о сроках восстания и механизме его организации, Ленин был отвергнут.
Рабинович показывает решающее значение политического вмешательства Ленина в целом, но также показывает, что организация революции включала в себя динамическое взаимодействие между избранным руководством большевиков, широкой партией и рабочими, солдатами и матросами — и крестьянами — организованными в советы. Например, военно-организационные комитеты большевистской партии настаивали на том, что первоначальная дата восстания, которую продвигал Ленин, была слишком ранней, чтобы надеяться на успех.
Именно Троцкий и другие настаивали на том, чтобы восстание было организовано Военно-революционным комитетом советов, а не партийным органом. Это придало ему большую легитимность и привлекло более широкие силы.
Рабинович развивает картину массовой партии, глубоко укоренившейся в массах населения, в которой региональные и местные петроградские организации «были относительно свободны приспосабливать свою тактику и призывы к местным условиям», в которой происходили «живые дебаты и энергичные давать и брать’. Результатом стала партия, чья «относительная гибкость… а также ее способность реагировать на преобладающее массовое настроение» имели «по меньшей мере такое же отношение к конечной… победе, как и революционная дисциплина, организационное единство или подчинение Ленину» (с. xxxix). ). В эпилоге Рабинович еще раз приходит к выводу, что наиболее важным атрибутом большевистской партии была ее «внутренне относительно демократическая, терпимая и децентрализованная структура и метод работы, а также ее по существу открытый и массовый характер» (с.
311).
Искусство восстания
Это, конечно, далеко от правой карикатуры на диктатуру сверху вниз внутри партии или даже на революцию как на переворот или заговор. Захват власти фактически произошел накануне собрания в Петрограде II съезда Советов. У этого решения были технические причины, но фундаментальная причина была политической. Было ясно, что съезд должен был стать моментом, когда большевистская партия стала сильнейшей силой внутри советов. На съезде у большевиков было 300 делегатов против 19.3 у эсеров и 68 у меньшевиков (с. 291). 1917 год нельзя понять без осознания того, что вся концепция революции большевиков зависела от массового участия и поддержки среди рабочих и угнетенных. Только этим можно объяснить политику сдержанности в июльские дни, только этим можно объяснить ту необычайную легкость, с которой были взяты ключевые центры власти в октябре.
Гарнизоны были мобилизованы для восстания, линкоры, в том числе «Аврора», как известно, стояли на реке Неве, а их орудия были направлены на Зимний дворец, резиденцию правительства, но в ночь восстания насилия почти не было.
Керенский бежал из города, едва избежав ареста, а собравшиеся министры сдались, потому что практически не осталось солдат, готовых их защищать. Жизненно важные объекты, такие как телеграф и почта, были легко взяты, потому что солдаты, охранявшие их, поддерживали революцию, а люди, работавшие в них, хотя часто и не большевики, в конечном итоге были убеждены через своих профсоюзных лидеров принять авторитет Военно-революционного комитета. Петроградского совета (с. 262).
Если взять эти драматические события в Петрограде с нарастающим полустихийным массовым мятежом на фронте и с волной крестьянских захватов земли, которую он может лишь обрисовать, сосредоточившись на Петрограде, то массовый характер этих событий становится ясным. Никто из читающих эту книгу с ее огромным накоплением документальных свидетельств не мог сомневаться в том, что Октябрьская революция была не чем иным, как народным восстанием при поддержке большинства и участии в той или иной форме миллионов.
Эффективно разобрав господствующее повествование о революции, Рабинович поднимает нотки сомнения прямо в конце эпилога, что любопытным образом расходится с основной частью произведения.
В том же абзаце он предполагает, что сильная поддержка большевиков пришла только «вслед за прямой атакой правительства на левых» и что вера масс в то, что большевики выступали за «широко представительное, исключительно социалистическое правительство на съезде Советов было в некотором роде заблуждением (с.314). Это два довольно разных пункта.
Атаки левого правительства были и реальными, и предсказанными Лениным и большевиками. Но вряд ли они были какой-то исторической случайностью. Скорее они доказали правоту большевиков. Они составляли часть практического воспитания трудящихся масс, что правые социалисты будут объединяться с частями буржуазии против революции, и что демонтаж существующего режима и замена его правительством, основанным на советах, необходим для принятия революция вперед.
Сокращение поддержки революционного режима, имевшее место на съезде Советов, было результатом, как подробно описывает Рабинович, не в первую очередь действий большевиков, а большей части эсеров и меньшевиков, которые фактически вышли из Конгресс в знак протеста против захвата власти.
Рабинович цитирует присутствовавшего там историка-меньшевика Суханова, который задним числом жаловался, что «уходя со съезда, мы сами дали большевикам монополию Совета, масс и революции» (с. 29).4). Но эта безответственная акция еще раз подчеркнула ненадежность этих политических сил и их враждебность к разрыву с буржуазным режимом, что неоднократно подтверждалось в предшествующие восемь месяцев.
В целом это совершенно захватывающее празднование Октября 1917 года, незаменимое руководство по искусству восстания и прекрасное воспоминание о творческом взаимодействии между спонтанным и преднамеренно организованным, которым отмечены все великие революции.
Захват власти большевиками | Возникновение и закат мирового коммунизма
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический журналВзлет и закат мирового коммунизмаСравнительная политикаКнигиЖурналы Мобильный телефон Введите поисковый запрос
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический журналВзлет и закат мирового коммунизмаСравнительная политикаКнигиЖурналы Введите поисковый запрос
Расширенный поиск
Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
- Делиться
- Твиттер
- Подробнее
Укажите
Бреслауер, Джордж У.
, «Большевистский захват власти», The Rise and Demise of World Communism (
, 2021; онлайн-издание, Oxford Academic, 22 июля 2021 г.), https://doi.org/ 10.1093/oso/9780197579671.003.0007, по состоянию на 21 марта 2023 г.
Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический журналВзлет и закат мирового коммунизмаСравнительная политикаКнигиЖурналы Мобильный телефон Введите поисковый запрос
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический журналВзлет и закат мирового коммунизмаСравнительная политикаКнигиЖурналы Введите поисковый запрос
Advanced Search
Abstract
Большевики смогли захватить власть в России в ноябре 1917 года, потому что Первая мировая война опустошила русское общество и создала условия для революции.
Но после отставки царя Николая в феврале 1917 г. последовавший либерально-парламентский режим сопротивлялся выходу из войны, что углубляло поляризацию общества и создавало условия для большевистского переворота.
Ключевые слова: Владимир Ленин, большевики, захват власти большевиками, революция в России, поляризация
Предмет
Сравнительная политика
В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.
Войти
Получить помощь с доступом
Получить помощь с доступом
Доступ для учреждений
Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:
Доступ на основе IP
Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов.
Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.
Войдите через свое учреждение
Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.
- Нажмите Войти через свое учреждение.
- Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
- При посещении сайта учреждения используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.
Войти с помощью читательского билета
Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.
Члены общества
Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:
Войти через сайт сообщества
Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:
- Щелкните Войти через сайт сообщества.
- При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.
Вход через личный кабинет
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. См. ниже.
Личный кабинет
Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.
Просмотр учетных записей, вошедших в систему
Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:
- Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
- Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.
Выполнен вход, но нет доступа к содержимому
Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции.