Большевики сто лет назад: как создавалась диктатура
Сто лет назад в истории России произошел настоящий «великий перелом». О нем, однако, говорят гораздо меньше, чем о более поздних датах, вроде начала первой пятилетки или коллективизации, после которых, по мнению многих историков, началось окончательное сползание к сталинской диктатуре. Но 1921-й, первый год после последних крупных битв Гражданской войны, выглядит серьезным кандидатом на звание даты, когда большевики победили окончательно, а созданная ими система приобрела те черты, которые, несмотря на смены правителей, идеологических лозунгов и политической тактики, в целом сохранятся в последующие 70 лет. Именно тогда в России закрепился режим, последствия которого ощущаются спустя столетие и, возможно, еще долго будут определять исторический путь крупнейшей страны мира.
«Мы добиваемся настоящей советской власти, а не власти коммунистической, которая до сих пор была под видом власти советской». Так в начале 1921 года разъяснял населению цели своей борьбы Тобольский штаб западносибирских повстанцев, поднявших массовое восстание против большевиков.
Подавлять его Красной армии и местным властям пришлось почти два года – восставших крестьян утопили в крови. Череда народных выступлений против коммунистических реквизиций и других репрессивных мер, жестокое подавление этих восстаний, установление границ созданного коммунистами «пролетарского государства» (точнее, конгломерата советских республик, из которых в декабре 1922 года был сформирован СССР) и, наконец, политический маневр большевистского правительства, объявившего более либеральную «новую экономическую политику» (НЭП), – таковы были главные итоги того бурного года.
Россия и соседние страны: основные события 1921 года
Январь – июль – бои Красной армии с повстанцами-«антоновцами» в Тамбовской и прилегающих к ней губерниях центральной России. Разгром восстания.
Вступление Красной армии в Тбилиси 25 февраля 1921 годаФевраль – Красная армия вступает в Грузию. Разгром Грузинской демократической республики, установление в стране большевистской власти.
Март – восстание в Кронштадте под лозунгом «За Советы без коммунистов» и его подавление. Х съезд РКП(б): запрет внутрипартийных конфликтов и фракционности в большевистской партии, объявление НЭПа (основная суть – замена принудительного изъятия продовольствия у крестьян стабильным продналогом, разрешение мелкой и средней частной собственности при сохранении «командных высот» экономики в руках государства). Подписание в Риге мирного договора между советской Россией и Польшей.
Апрель – взятие Красной армией Тобольска, крупнейшего центра западносибирских повстанцев.
Май – барон Унгерн начал поход из Монголии на территорию советской Сибири.
Июнь – вступление Красной армии в Монголию.
Июль-август – правительство Ленина закупает продовольствие за рубежом и обращается к странам мира с просьбой о помощи в борьбе с массовым голодом в Поволжье.
Барон Роман фон Унгерн-Штернберг (слева) и красный командир Петр Щетинкин после пленения УнгернаСентябрь – пленение и расстрел барона Унгерна.
Начало восстания против большевиков в Якутии.
Октябрь – подписан договор между тремя советскими республиками Закавказья и Турцией, установивший границу между ними. Создание Крымской АССР.
Ноябрь – начало Хабаровского похода Белоповстанческой армии генерала Молчанова – последние существенные успехи белых на Дальнем Востоке. В Туркестане отряды повстанцев (басмачей) под руководством Энвера-паши взяли Душанбе.
Декабрь – IX съезд Советов в Москве утвердил план электрификации России (ГОЭЛРО), принял резолюцию о развитии мирных отношений с другими странами и поблагодарил норвежского полярного исследователя Нансена за организацию помощи голодающему Поволжью.
О том, как закладывался фундамент коммунистического режима, был ли неизбежен сталинизм и почему революция в России стала глобальным явлением, в интервью Радио Свобода рассказывает историк Борис Колоницкий – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, один из ведущих специалистов по истории российской революции и Гражданской войны.
– По состоянию на конец 1920 года ситуация, насколько я понимаю, выглядела так: в целом большевики выиграли Гражданскую войну в европейской части бывшей Российской империи, но при этом проиграли войну с Польшей. Означала ли такая ситуация, что большевистские вожди уже тогда поняли: мировой революции пока не получилось, надо строить какую-то свою красную империю? Или по-прежнему мировая революция оставалась для них актуальной политической целью?
– Я бы для начала остановился на вопросе о дате окончания Гражданской войны. Ноябрь как взятие большевиками Крыма, или в целом конец 1920 года как такой символический рубеж – это неоднозначная дата. Можно сказать, это результат консенсуса бывших противников, потому что такой вариант хронологического ограничения Гражданской войны устраивал и белых, и красных.
Бросишь спичку, с относительно небольшим отрядом пойдешь, и всё вспыхнет вновь
– Почему?
– Красных – потому что это красивый героический миф: взятие Перекопа, разгром последней крупной антибольшевистской армии в таком достаточно символичном месте.
Смотри также
Гражданских войн будет больше. 1919: воспоминания о будущем?
– Да, кажется, генерал Краснов говорил: «Хоть с чертом, только против большевиков». Но вернемся в самое начало 1920-х, к сути большевистской политики и дилемме между мировой революцией и созданием пока что одного, отдельного государства, ведомого их идеологией…
– Я бы не противопоставлял эти цели и задачи. Какое-то государство выстраивалось уже в ходе Гражданской войны, иногда как результат импровизации – это очень важно. Государство, которое было построено, было создано в условиях Гражданской войны и для того, чтобы в ней победить.
Очень многие родовые черты советского государства – из Гражданской войны. Империю они строили, не называя ее так, не произнося таких слов, которые за них примерно в то же время говорил Устрялов и другие сменовеховцы. Но вместе с тем и задача мировой революции не отменялась. 1923 год – это надежды на мировую революцию, связанные в первую очередь с кризисом в Германии. Позднее попытка коммунистического переворота в Эстонии была. Нам сейчас задним числом представляется, что это были последние вспышки кризиса, но людям, которые жили тогда, это не казалось последним.
– То есть большевистские руководители были одновременно сторонниками мировой революции и некими стихийными империалистами? Ведь 1920–21 годы – это еще и время, когда Красная армия разгромила три демократические республики Закавказья и создала там через пару месяцев Закавказскую социалистическую федерацию. При этом в том, что касается национальной политики, Ленин, как известно, в 1922 году упрекал Орджоникидзе и Дзержинского, людей по этническому происхождению не русских, в том, что они себя ведут с местными коммунистами в Грузии как русские великодержавные шовинисты.
То есть, с одной стороны, большевистская Москва распространяет свою власть на все более широкую территорию, подчиняя ее себе и де-факто, по размерам и очертаниям, восстанавливая Российскую империю, а с другой стороны, по-прежнему проводится такая национальная политика, когда важнее, по ленинскому выражению, пересолить, чем недосолить в борьбе с так называемым великодержавным шовинизмом и в поощрении «малых наций». Как это в одном флаконе у них умещалось?
Большевики были очень хорошими тактиками
– Я бы связал это с той же мыслью об импровизации в ходе Гражданской войны. Из больших российских политических партий той эпохи только партия социалистов-революционеров выдвигала идею федерации. Но в 1917 году эта мысль становилась все более и более популярной, не в последнюю очередь благодаря украинскому национальному движению. Но что понималось под федерацией? Совершенно разные вещи. В 1918 году Советская республика была переименована в федеративную.
Смыслом это изначально не очень наполнялось, а если наполнялось, то не совсем соответствовавшим тому, что получилось потом. Всё шло методом проб, ошибок, согласований, конфликтов – очень сложный процесс национально-государственного строительства. На мой взгляд, решающий шаг был сделан в связи с Башкирской автономией, что было очень важно для хода Гражданской войны, когда башкирские войска перешли на сторону красных. Большевики были очень хорошими тактиками. Они вели политику компромиссов иногда на областном или губернском уровне, вступая в союзы с какими-то местными группировками и различными полевыми командирами – можно вспомнить Махно. Иногда эти союзы были кратковременными. Но альянсы с некоторыми группировками, которые выдвигали свои национальные проекты, повлияли на создание советской федерации. Бывало, этот компромисс кончался плохо, расстрелами, бегством и так далее, но это все накладывало отпечаток на последующую историю.
Смотри также
«Тревожное эхо прошлого». Почему мировая война не закончилась в 1918-м
– А если брать другой компромисс, уже в сфере не национальной политики, а экономической: 1921 год – это год, когда Ленин объявляет НЭП, новую экономическую политику.
Что это было? Сознательный маневр большевиков или нечто, что планировалось, по ленинскому же выражению, «всерьез и надолго», и режим действительно мог измениться, если бы потом, уже после Ленина, не пришел так называемый год великого перелома – 1929-й, и все дальнейшие сталинские эксперименты? Чем был НЭП?
– Если ориентироваться на цитаты Ленина, то у него можно найти всё – и подтверждающее эту точку зрения, и опровергающее ее. НЭП и рождался, и менялся в результате очень острых конфликтов. С одной стороны, это была либерализация, но не по всем измерениям и параметрам, а в некотором отношении, наоборот, закрутка гаек. ЧК преобразована в ГПУ, которое ставится под какой-то политический контроль, то есть идет смягчение террора. С другой стороны, террор становится более упорядоченным. В 1922 году происходит процесс над эсерами. Одно из самых больших закручиваний гаек – это ограничение свободы дискуссий, фракционности в самой большевистской партии. Это очень серьезный кризис. До 1921 года большевикам было понятно: надо выжить в противостоянии в первую очередь с белыми.
– Вы упомянули запрет фракционности, о котором было объявлено на Х съезде в 1921 году. Эти разные течения, которые были среди большевиков – был ли там какой-то намек на некую, назовем ее так, нетоталитарную альтернативу? Могло ли в среде самих большевиков народиться что-то относительно умеренное?
– Я думаю, что сталинизм необязательно вытекал из нэповской ситуации целиком и полностью. НЭП был запрограммирован, наверное, изначально на какой-то кризис и ломку, но выходы из него могли быть разные. Хотя при этом не стоит недооценивать общие черты, которые были у разных течений в большевизме. Сейчас мы можем придумать каких-то «хороших большевиков» – одним нравятся «децисты», другим Бухарин, третьим Троцкий – все они воспринимаются как альтернативы курсу Сталина.
Может быть, победил худший вариант из возможных. Но я бы указал на важный фактор – политическую культуру большевизма. Это культура такого грубого активизма: меньшевики говорят, а мы делаем. Очень сильная энергетика, подчеркивание грубости, даже стилистически это чувствуется. Это было изначально, и это было очень созвучно политизирующимся массам во время революции и Гражданской войны.
– Можно сказать, что Сталин лучше всех психологически это уловил? Сталин ассоциировался с грубостью, брутальностью даже в глазах Ленина, если вспомнить его так называемое политическое завещание, в котором Ленин прямо пишет: мол, Сталин слишком груб, он сосредоточил в своих руках огромную аппаратную власть и не факт, что сможет разумно ею распорядиться.
– Партия в 1917-м и в годы Гражданской войны значительно разбухает. И главные ее кадры – это люди, входящие во власть и осуществляющие власть в эпоху Гражданской войны. Никита Сергеевич Хрущев, по-моему, с 1918 года был в партии. Это политкомиссары Гражданской войны с плюсами и минусами этого жанра и этого поколения.
Они привыкли, что слева окружают, справа нападают, что твой военспец с большой вероятностью тебя продаст при первой возможности, за ним надо следить и держать его в ежовых рукавицах. Нужно подавлять, проводить реквизиции, брать заложников и так далее. Они были воспитаны на этом. И это целый слой. Если мы посмотрим на новые кадры Гражданской войны, то они иногда не без презрения относились к старым большевикам.
Смотри также
НЭП. Неснятый фильм про упущенный шанс
– К «интеллигентикам».
– Да, склонным книжки читать и много слов говорить, в женевских кафе сидеть… А мы дело делаем здесь и сейчас – черно, грязно, но ради светлого будущего и так далее. И, конечно, Сталин был очень созвучен этому их мироощущению. Может быть, они серьезно относились к НЭПу, но как только НЭП забуксовал, у этих людей, как в любой период кризиса, проявилась склонность к мобилизационной политике – это они умели очень хорошо.
– Вот эти кадры, закаленные Гражданской войной, с теми качествами, которые вы только что описали, в том самом 1921 году идут одни из последних сражений Гражданской войны – против повстанцев в Кронштадте и в Тамбовской губернии.
Эти их противники, последние, если брать европейскую часть России, выступившие в относительно массовом порядке с оружием в руках против большевиков, – что это была за альтернатива? Кого представляли эти люди?
Мы дело делаем здесь и сейчас – черно, грязно, но ради светлого будущего
– Давайте тогда расширим список. Кронштадт и Тамбов – это важно, но не только. Если говорить по масштабам, то, я думаю, западносибирские крестьянские восстания – это покруче, чем Тамбов. Юг Украины тоже взрывается. Кронштадт – это не единственное восстание в Красной армии и военно-морском флоте, были и другие случаи. Полной альтернативой большевизму это не являлось, потому что многие эти восстания даже антибольшевистскими не назовешь, иногда в них участвовало большое количество членов большевистской партии, и они использовали радикально революционную риторику. Лозунг Кронштадта – это лозунг третьей революции: первая – Февральская, вторая – Октябрьская, а сейчас мы сделаем третью, окончательную и самую правильную, скорректируем все это дело.
– Но социалистическую революцию?
– Конечно, они социалисты. В Тамбове по-другому, там антибольшевистский момент был явно сильнее, но при этом красный флаг, элитные части в кожанках, политотделы, внутренняя охрана, то есть они копируют и язык, и систему организации большевиков. Конечно, в масштабах всей страны это не была альтернатива, но всё же эти восстания заставляли власти серьезно корректировать политику. Военно-политических шансов стать какой-то влиятельной новой силой у повстанцев не было, но большевики на них в какой-то мере оглядывались, вырабатывая свою политику потом.
Дети голодающего Поволжья. Фото сделано в 1921 году миссией норвежского путешественника Фритьофа Нансена, организовавшего помощь пострадавшим от голода в России– В итоге все для большевиков как политической силы все сложилось благополучно: власть они удержали и дальше стали развивать свой социальный эксперимент. Сто лет – большой срок. Можно ли сейчас сказать, оглядываясь на прошедший век России, что этот эксперимент и в целом коммунистический режим был аномалией в русской истории? Или наоборот, скорее можно в нем видеть трагический, но естественный этап? Потому что сам по себе вопрос о возможности или невозможности в России долговременной прочной демократии не разрешен и сегодня.
Это следствие большевизма или же естественный процесс, как это ни печально сознавать?
– Есть такой пайпсовский взгляд на русскую историю – мол, Россия идет по кругу, возвращаясь к авторитарной модели, которая в нее «вшита». По-моему, это слишком просто. Ведь тут не только в России дело, ее не стоит рассматривать саму по себе. Революция в России не была только русской революцией – это дело всех народов Российской империи, а иногда и не только их. Потому что без так называемых интернационалистов очень многие аспекты гражданской войны просто невозможны. Как, скажем, и без чехословаков. На самом деле это комплекс революций и гражданских войн, где Россия, как нам здесь кажется, играла центральную роль. Но если посмотреть на ту ситуацию с другой «колокольни», то, может, центр событий находился и не только там. Вы упомянули, допустим, о войне с Польшей. Тут сразу такой клубок: это Польша, которая, помимо советской России, в те годы повоевала со всеми своими соседями – правда, не всегда достигая полностью своих целей.
Везде политика мешается с революцией, с геополитикой, когда, скажем, Литва оказывается союзником советской России, к которой у нее при этом свои счеты. Всё это очень сложно.
Смотри также
«Черный барон», белый вождь. Победы и трагедии генерала Врангеля
Мы смотрим на российскую революцию изолированно, а ведь начало ХХ века – это время глобального политического землетрясения. Это не только Первая мировая война, но и целая серия революций. Скажем, революция в Персии, немаленькой стране, что важно для России – соседней с ней. Или революция в Османской империи. Мы смотрим на Россию и говорим, что война породила революцию. Но если посмотреть на Турцию, то это младотурецкая революция породила вначале балканские войны, а потом в какой-то мере и Первую мировую. Наконец еще Синьхайская революция в Китае. Революция в Мексике – это, может быть, слишком далеко и экзотично, но уж Китай и Османская империя, да и Персия – это близко, это очень влияет на Россию. Иногда одни и те же люди участвовали во всех этих революциях, и Россия лезла в каждую из этих стран.
Так что это комплекс революций, где российская часть очень важная, в том числе по своим глобальным последствиям. Если говорить о ХХ веке, то российская революция оказала влияние на социальное законодательство, реформирование, на революционные процессы в разных странах, это дело совершенно очевидное и доказанное. Некоторые плюсы в развитии модели социального государства в ряде европейских стран появились не без влияния российской революции. Кроме того, это влияние на национальные и антиколониальные движения. И наконец, на художественный язык ХХ века – это тоже очень важно. Историческая оценка революции в России – очень сложная задача, которую не решить исключительно путем антикоммунизма. Такой примитивный антикоммунизм, на мой взгляд, свой ресурс отработал уже целиком и полностью, хотя преодоление наследия советского режима остается весьма актуальной задачей.
Примитивный антикоммунизм свой ресурс отработал, хотя преодоление наследия советского режима остается актуальной задачей
– Итак, сто лет назад была эпоха глобальных революционных потрясений, в которую оказалась вписана и была ее важной частью российская революция.
Но сейчас мы тоже живем в турбулентную эпоху. Можно их как-то сравнить, хотя, конечно, тревожно проводить такие сравнения? Или все-таки тогда амплитуда сотрясений и колебаний была гораздо больше, чем сегодня, и мы зря тревожимся?
– Личный ответ: для меня занятие историей революции 1917 года и Гражданской войны является некоторой терапией. Да, начиная с перестройки, мы пережили сложные времена, в 1993 году в России прошли даже через маленькую гражданскую войну, потом войны в Чечне и т. д. Конечно, по сравнению с 1917 годом и последующими событиями это не так уж страшно. Но успокаиваться не стоит, потому что в чем-то сейчас ситуация более простая, чем сто лет назад, а в чем-то более сложная. Я думаю, что не случайно тема гражданских войн сейчас необычайно актуальна в историографии, выходят специальные издания по гражданским войнам. Один из современных интеллектуальных бестселлеров – книга Дэвида Армитеджа «Гражданская война: история в идеях». Большая часть международных конфликтов после Второй мировой войны – это гражданские войны, и чем дальше, тем больше, и как закончить их, непонятно.
Когда великие державы пытаются гражданские войны закончить путем интервенции, это приводит только к эскалации. История гражданских войн приобретает новую актуальность, к сожалению. Тут опыт нашей гражданской войны очень ценен, а удовлетворительной модели ее описания я, честно говоря, для себя не вижу при всем огромном уважении ко многим коллегам, которые работают в этой области, – говорит историк Борис Колоницкий.
Кем были большевики? | 07.10.2022, ИноСМИ
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
100 лет спустя после русской революции официальные СМИ любят представлять главные социал-демократические фракции того времени как противостоящих друг другу «демократических» меньшевиков и жестких большевиков под «диктаторством» Ленина. Это описание, однако, не выдерживает никакой критики, чуть стоит только копнуть поглубже.
Юнас Брэннберг (Jonas Brännberg)
100 лет спустя после русской революции официальные СМИ любят представлять главные социал-демократические фракции того времени как противостоящих друг другу «демократических» меньшевиков и жестких большевиков под «диктаторством» Ленина.
Это описание, однако, не выдерживает никакой критики, чуть стоит только копнуть поглубже. Чтобы понять динамику и идеологическую борьбу, происходившую в российской социал-демократии, нужно проследить за развитием партии с самого момента ее создания в 1898 году.
Из-за экономического отставания России, не случайным было то, что русская социал-демократическая партия образовалась лишь в 1898 году, гораздо позже, чем ее «сестры» на западе. В отличие от западной Европы, российское капиталистическое развитие задержалось, но зато «перепрыгнуло» через период накапливания капитала и развития мелкой буржуазии из ремесленников, как это произошло в других странах. Вместо этого деревни, жившие чуть ли не в условиях крепостного права, существовали бок о бок с новыми огромными городскими фабриками и относительно современной армией. К примеру, в то время в России было вдвое больше рабочих на крупных фабриках, чем в Германии.
Русские социал-демократы соглашались в том, что ожидаемая русская революция должна носить «буржуазно-демократический» характер.
Подразумевалось, однако, что в число вопросов, которые срочно надо было решить для развития России, входила ликвидация власти феодалов, проведение земельной реформы, решение национального вопроса, подразумевающее, что царская Россия перестанет давить на другие нации, модернизация законодательства и экономики, а также демократизация общества. После первой неудавшейся русской революции в 1905 году, однако, сильно разошлись мнения относительно того, КАК такая революция должна происходить.
Первый раскол, правда, случился еще на партийном съезде в 1903 году, который проводили в Лондоне, так как многие ведущие члены партии были вынуждены покинуть страну. Раскол, который впоследствии привел к появлению «большевиков» и «меньшевиков», произошел из-за вопросов, которые тогда расценивались как незначительные. Например, спорили о том, кого считать членом партии. Мартов предложил такое определение: «Членом российской социал-демократической партии считается каждый, кто принимает ее программу и поддерживает партию, как материальными средствами, так и личным содействием в одной из партийных организаций».
Ленинское же определение отличалось своим упором на активное участие в работе партии, чем он подчеркивал важность партийного строительства и выражал недовольство интеллигенцией, которая имела большое влияние на партию, но не хотела быть замешанной в практической ее работе, поскольку та была рискованной и проводилась подпольно.
Еще одно политическое разногласие касалось предложения Ленина сократить редакционный комитет партийной газеты «Искра» и не переизбирать таких ветеранов, как Засулич и Аксельрод. В голосовании об этом Ленин получил поддержку большинства, после чего его группа и стала называться большевики, а группа Мартова — меньшевики. Лев Троцкий, посчитавший, что Ленин действует «безжалостно», на съезде в 1904 году принял сторону меньшевиков, но уже в том же 1904 году порвал с ними и до самой революции 1917 году принадлежал к собственной отдельной фракции.
Однако социал-демократы по-прежнему были единой партией, и дома, в России, раскол этот имел меньшее значение и воспринимался многими членами как «буря в стакане».
Даже Ленин считал, что различия незначительны. Когда ветеран Плеханов (который и распространил марксизм в России) в споре встал на сторону Мартова, Ленин написал: «Скажу прежде всего, что автор статьи [Плеханов] тысячу раз прав, по моему мнению, когда он настаивает на необходимости охранять единство партии и избегать новых расколов, особенно из-за разногласий, которые не могут быть признаны значительными. Призыв к миролюбию, мягкости и уступчивости в высшей степени похвален со стороны руководителя вообще и в данный момент в особенности». Ленин также выступал за то, чтобы открыть партийные издания для различных мнений, «чтобы дать возможность этим группам высказываться, а всей партии — решить, важны или неважны эти различия, и определить, где, как и кто непоследователен».
Реакция Ленина на дебаты 1903 года — отличный ответ на утверждения о том, что он жесткий лидер. Вразрез с тем образом, который пытаются создать современные СМИ, Ленин критиковал меньшевиков и Мартова, когда они бойкотировали совместную работу, и хотел продолжить дискуссию без дальнейшего раскола.
Да и в кругах большевиков у Ленина не было неограниченной власти. Много раз Ленин сетовал по поводу действий большевиков, не пытаясь при этом ответить на них какими-то взысканиями. Например, он критиковал большевиков за недостаточно позитивное отношение к советам рабочих, образовавшимся в ходе революции 1905 года, в которой ведущую роль играл Троцкий.
Революция 1905 года подразумевала, что меньшевики и большевики вновь будут стоять плечом к плечу в борьбе за общие требования: восьмичасовой рабочий день, амнистия политическим заключенным, гражданские права и учредительное собрание, а так же дело защиты революции от царской кровавой контрреволюции. Это делало необходимость объединения большевиков и меньшевиков еще более острой, поэтому в 1906 году в Стокгольме и в 1907 году в Лондоне большевики и меньшевики собирались на «объединительных» съездах.
Критика против Ленина и партийного строительства большевиков часто касается «демократического централизма», но дело в том, что меньшевики и большевики на съезде 1906 года имели одинаковое мнение в отношении этого принципа, подразумевавшего единство в финальных действиях при полной свободе во время обсуждения.
Ленин писал в 1906 году: «По нашему глубокому убеждению, рабочие социал-демократической организации должны быть едины, но в этих единых организациях должно широко вестись свободное обсуждение партийных вопросов, свободная товарищеская критика и оценка явлений партийной жизни. (…) Мы все сошлись на принципе демократического централизма, на обеспечении прав всякого меньшинства и всякой лояльной оппозиции, на автономии каждой партийной организации, на признании выборности, подотчетности и сменяемости всех должностных лиц партии».
Уже на общем съезде 1906 года, однако, стало ясно, что поражение революции существенно увеличило идеологические различия в рядах социал-демократов. Меньшевики сделали вывод, что раз задачи революции были буржуазно-демократическими, то рабочий класс и его организации должны подчиняться «прогрессивной буржуазии» и поддерживать их на пути к власти и против царя. «Захват власти обязателен для нас, когда мы делаем пролетарскую революцию. А так как предстоящая нам теперь революция может быть только мелкобуржуазной, то мы обязаны отказаться от захвата власти», — говорил меньшевик Плеханов на конгрессе 1906 года.
В то же время большевики же изучали историю и видели, как буржуазия часто из страха перед революционными массами обращалась против революции. Это было видно по немецкой революции в 1848 году, а особенно по событиям с Парижской коммуной в 1870-71 годах, когда французская буржуазия даже предпочла сдаться прусской армии, чем позволить народу вооружиться.
«Защищать Париж можно было, только вооружив его рабочих, образовав из них действительную военную силу, научив их военному искусству на самой войне. Но вооружить Париж значило вооружить революцию. Победа Парижа над прусским агрессором была бы победой французского рабочего над французским капиталистом и его государственными паразитами. Вынужденное выбирать между национальным долгом и классовыми интересами, правительство национальной обороны не колебалось ни минуты — оно превратилось в правительство национальной измены», — писал Маркс.
Поэтому большевики считали, что рабочий класс должен образовать самостоятельную организацию и при поддержке крестьян стать той единственной силой, что может возглавить движение и добиться целей буржуазной революции, которая в свою очередь может вдохновить на социалистическую революцию более развитый капиталистический Запад.
Эта теория нашла выражение в формулировке Ленина о «демократической диктатуре рабочих и крестьян».
Лев Троцкий, который в 1905 году был лидером нового и влиятельного Совета в Петрограде (современном Санкт-Петербурге), разделял общие положения большевиков, но подходил к ним более конкретно. Он подчеркивал слабость русской буржуазии и ее зависимость от царя, феодализма и западного капитализма. Все это делало буржуазию совершенно неспособной провести какие-то реформы, которые угрожали бы царю, землевладельцам или империализму.
Единственный класс, который был способен произвести такие изменения, считал Троцкий, — это рабочий класс, сформировавшийся и объединившийся в фабричных цехах и способный заручиться поддержкой крестьян в деревнях и в армии.
Но в отличие от большевиков Троцкий прояснял, что рабочий класс после революции и проведения буржуазных реформ не сможет «вернуть обратно» власть буржуазии, а «будет вынужден» идти дальше, продолжая «перманентно» проводить социалистические реформы.
Например, национализацию больших предприятий и банков под демократическим контролем организаций рабочего класса. Таким образом, социалистическая революция могла произойти в менее развитой стране до того, как это произойдет в более развитых западных капиталистических странах. Капитализм «лопнет в своем самом слабом звене». Это теория о «перманентной революции» с мистической точностью подтвердится во время революции 1917 года.
Не смотря на то, что Троцкий во многом был согласен с большевиками относительно задач социалистов и роли рабочего класса в грядущей революции, по-прежнему было много разногласий по поводу партийного строительства. Троцкий все еще надеялся (и это было ошибкой, как он сам позже признал), что во время нового революционного периода часть меньшевиков удастся переубедить, и делал все, чтобы сохранять партию единой, пусть даже и чисто формально.
Ленин и его сторонники считали, что такое единство только создает необоснованные иллюзии, и что в этот трудный период, когда социалистов сильно подавляли и постоянно отправляли в тюрьму после революции 1905 года, новые марксисты не должны были вступать в дискуссии с теми, кто оставил планы строительства независимых организаций для рабочего класса.
После нескольких попыток объединения, в 1912 большевики и меньшевики окончательно разделились.
Но даже в 1912 году большевики не были какой-то «жесткой» партией, объединившейся под руководством Ленина. Ленинскую критику меньшевиков-ликвидаторов (тех, которые отказались развивать партию из-за того, что в условиях диктатуры это нужно было делать подпольно) убрали из большевистской газеты «Правда», а представители большевиков в Думе высказывались за объединение с ликвидаторами.
Не смотря на решительное сопротивление со стороны Ленина, в феврале 1917 большевики подчинились капиталистическому правительству, сменившему царя, и, в числе прочего, продолжившего войну. Таким образом, фактически большевики вели меньшевистскую политику.
Только в апреле, когда Ленин вернулся в Россию и был готов быть в оппозиции даже «один против 110-ти», благодаря поддержке со стороны широких масс, ему удалось заручиться согласием большей части большевиков, что нужно прекратить «критическую» поддержку временному правительству.
Но даже перед самым октябрьским восстанием известные большевики Зиновьев и Каменев еще выступили публично с протестом против планов передать рабочим власть через Советы.
Группа Троцкого, однако, все больше сближалась с большевиками, и когда Троцкий в мае 1917 года вернулся в Россию после своего бегства в Нью-Йорк, никаких политических разногласий больше не существовало и группы объединились в июле 1917-го.
Когда в феврале разразилась русская революция, для многих революционеров стало неожиданностью то, насколько мощными были протесты и как быстро они развивались.
Что касается теории, различные линии выкристаллизовались после 1905 года, а с возвращением Ленина и при поддержке Троцкого у рабочего класса появился полюс, вокруг которого можно было собраться.
События 1917 года оправдали представления Ленина и Троцкого о развитии ситуации и усилили большевиков.
Все больше людей осознавало, что их программа по захвату власти рабочим классом была совершенно необходима для выполнения требований революции о «мире, хлебе и земле».
Так что, когда большевики оказались во главе октябрьской революции 1917 года, это было не результатом переворота, проделанного жесткой большевистской партией, а результат борьбы рабочих и крестьян за политическую программу, которая формировалась во время споров русских революционеров с самого момента генеральной репетиции революции.
Большевик | Определение, история, верования, флаг и факты
Владимир Ленин
Смотреть все СМИ
- Дата:
- 1903 — 1952
- Сферы деятельности:
- коммунизм
- Связанные люди:
- Лев Троцкий Михаил Васильевич Фрунзе Семен Михайлович Буденный Владимир Ленин Иосиф Сталин
См. весь связанный контент →
Большевик , (русский язык: «Один из большинства»), множественное число Большевики , или Большевики , член крыла Российской социал-демократической рабочей партии, которую возглавлял Владимир Ленин захватил контроль над правительством в России (октябрь 1917 г.
) и стал доминирующей политической силой. Группа возникла на втором съезде партии (1903 г.), когда сторонники Ленина, настаивая на ограничении членства в партии профессиональными революционерами, получили временное большинство в Центральном комитете партии и в редакции ее газеты 9.0033 Искра. Они называли себя большевиками, а своих противников называли меньшевиками («меньшинство»).
Хотя обе фракции вместе участвовали в русской революции 1905 года и прошли периоды кажущегося примирения (около 1906 и 1910 годов), их разногласия усилились. Большевики продолжали настаивать на высоко централизованной, дисциплинированной, профессиональной партии. Они бойкотировали выборы в Первую Государственную Думу (российский парламент) в 1906 году и отказались сотрудничать с правительством и другими политическими партиями в последующих Думах. Кроме того, их методы получения доходов (включая грабеж) не одобрялись меньшевиками и нерусскими социал-демократами.
Еще из «Британники»
Международные отношения ХХ века: большевистская дипломатия
В 1912 году Ленин, возглавляя очень незначительное меньшинство, образовал самостоятельную большевистскую организацию, решительно (хотя и не формально) расколовшую Российскую социал-демократическую рабочую партию.
Однако его решимость строго организовать свою фракцию также оттолкнула многих его коллег-большевиков, которые хотели заниматься нереволюционной деятельностью или не соглашались с Лениным в отношении политической тактики и непогрешимости ортодоксального марксизма. В 1919 году к Ленину не присоединились выдающиеся российские социал-демократы.12.
Тем не менее, большевики становились все более популярными среди городских рабочих и солдат в России после Февральской революции (1917 г.), особенно после апреля, когда Ленин вернулся в деревню, требуя немедленного мира и создания рабочих советов или Советов. принять власть. К октябрю большевики имели большинство в Петроградском (Санкт-Петербургском) и Московском Советах; и когда они свергли Временное правительство, второй съезд Советов (без крестьянских депутатов) одобрил это действие и формально взял правительство под свой контроль.
Сразу после Октябрьской революции большевики отказались делить власть с другими революционными группами, за исключением левых эсеров; в конце концов они подавили все соперничающие политические организации.
В марте 1918 года они изменили свое название на Российскую коммунистическую партию (большевиков); во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) в декабре 1925 г.; и в Коммунистическую партию Советского Союза в октябре 1952 года.
Редакторы Британской энциклопедии Эта статья была недавно отредактирована и обновлена Майклом Рэем.
Как победили большевики
В своей статье я хочу еще раз вернуться к основным выводам своих работ о 1917 году, особенно в том, что касается острого, все еще глубоко политизированного вопроса о том, как победили большевики в борьбе за власть в 1917 году. Петроград. Однако позвольте мне начать с нескольких слов о взглядах более ранних историков на этот вопрос.
Для советских историков Октябрьская революция 1917 года была законным выражением воли революционных петроградских масс — народного вооруженного восстания в поддержку большевистской власти, возглавляемого высокодисциплинированной авангардной партией, блестяще направляемой В.
И. Лениным. Западные историки, с другой стороны, склонны рассматривать успех большевиков как следствие мягкости Временного правительства по отношению к левым радикалам; историческая случайность или, чаще всего, результат хорошо организованного военного переворота, не имеющего значительной народной поддержки, осуществленного небольшой, сплоченной, высокоавторитарной и заговорщической организацией, контролируемой Лениным и субсидируемой вражеской Германией. Для историков, придерживающихся последней точки зрения, — к которым сегодня относятся многие историки в России, — структура и практика большевистской партии в 1917 были неизбежным прародителем советского авторитаризма.
Выводы моей исследовательской работы по 1917 году существенно расходились с этими общепринятыми интерпретациями. Чтобы проиллюстрировать это положение, позвольте мне отметить несколько важных, до сих пор часто упускаемых из виду моментов решающего лета и осени 1917 года, которые представлялись мне особенно важными для понимания характера и хода «Октябрьской революции» в Петрограде.
Затем я резюмирую, как «Красный Октябрь» выглядит для меня сегодня.
Первый из моментов, к которому я хочу обратиться, — это неудавшееся «июльское восстание», которое представлялось многим в то время, а впоследствии и большинству западных историков, как неудачная попытка Ленина захватить власть и как генеральная репетиция «Красный Октябрь».
В своей книге Прелюдия к революции, я пришел к выводу, что хаотичное, кровавое, в конечном счете неудачное июльское восстание было точным отражением нежелания части солдат раздутого войной петроградского гарнизона принять отправку на фронт в поддержку 19 июля17 русского наступления, а также искреннее, повсеместное, нарастающее нетерпение и недовольство значительной массы петроградских фабричных рабочих, солдат и матросов Балтийского флота продолжающимся продолжением военных действий и скудными социально-экономическими результатами Февральской войны. 1917 революция.
Что касается роли большевиков в подготовке и организации июльского восстания, я пришел к выводу, что вспышка была отчасти результатом четырехмесячной упорной большевистской пропаганды и агитации; что руководящую роль в его создании сыграли заводские и звенья, рядовые большевики; и что экстремистские лидеры двух основных вспомогательных ветвей партии, Большевистской военной организации и Большевистского Петербургского комитета, реагируя на своих новых, нетерпеливых избирателей, поощряли ее вопреки желанию Ленина и большинства большевистского ЦК.
Я также рискнул сделать несколько более широких обобщений, имеющих важное значение для последующих событий, из моего исследования июльского восстания. Один набор обобщений касался массового отношения в Петрограде к Временному правительству, Советам и большевикам в то время. Изучая эволюцию общественного мнения между февралем и июлем, я пришел к выводу, что среди петроградских рабочих, солдат и матросов, так или иначе действовавших политически, Временное правительство уже тогда, т.
е. к середине лета 1917 — широко воспринимается как орган имущих классов, выступающий против фундаментальных политических и социальных перемен и холодный к народным нуждам. С другой стороны, хотя низшие слои петроградского населения подвергали умеренных социалистов все большей критике за их поддержку Временного правительства и продолжающуюся войну, они тем не менее рассматривали советы всех уровней как подлинно демократические институты народного самоуправления. Отсюда огромная и все возрастающая привлекательность двух главных политических лозунгов большевиков: «Вся власть Советам!» и «Немедленный мир!»
Что касается положения большевиков, то июльское восстание закончилось для них болезненным, казалось бы, решающим поражением. Тем не менее, что мне показалось наиболее значительным, так это большая популярность радикальной большевистской программы, продемонстрированная до и во время июльского восстания. В то время, когда народные надежды на значимые перемены были заоблачными, и когда другие основные политические группы требовали терпения и жертв в интересах военных действий, радикальная большевистская политическая программа и очевидная отзывчивость партии на нужды и чаяния рядовых граждан, в значительной степени способствовало очень значительному влиянию и силе, которые она приобрела всего за несколько месяцев.
Это привело меня ко второму ряду обобщений, отраженных в июльском опыте. Эти обобщения относились к традиционному образу большевистской партии 1917 г. как по существу единой, авторитарной, заговорщической организации, жестко контролируемой Лениным. Основываясь на исчерпывающем эмпирическом исследовании, я пришел к выводу, что этот образ имеет очень мало общего с реальностью. Дело было не просто в том, что с марта 1917 года в большевистскую организацию сверху донизу входили левые, правые и центристские фракции, каждая из которых помогала формировать политику партии. Не менее важным, как мне казалось, было и то обстоятельство, что в условиях неустойчивой, местами меняющейся, постоянно меняющейся обстановки, царившей в революционном Петрограде в 1917, не говоря уже о России в целом, ЦК большевиков был просто не в состоянии контролировать номинально подчиненные ему органы. Низшие организации были относительно свободны в том, чтобы адаптировать свои призывы и тактику к своему восприятию развивающейся ситуации на местах.
Я пришел к выводу, что значение этого фактора в интерпретации поведения большевистской партии во время революции 1917 года трудно переоценить.
Кроме того, я обнаружил, что ленинская дореволюционная концепция небольшой, профессиональной, заговорщической партии устарела после «февральской революции», и двери партии быстро распахнулись для десятков тысяч новых членов, которые также влияли на политику. Иными словами, большевистская организация в Петрограде в значительной степени была открыта и чутко реагировала на интересы народных масс. Бесспорно, это вызвало большие трудности в июле. Однако я пришел к выводу, что в долгосрочной перспективе обширные, тщательно культивируемые связи большевиков на заводах и фабриках, в бесчисленном множестве рабочих организаций и воинских частей были важным источником силы партии и окончательной способности взять власть.
Второй показательный момент 1917 года, на котором я хочу остановиться, — это краткий период реакции в Петрограде, последовавший за крахом июльского восстания.
Это было время, когда первоначально успешное русское наступление на Восточном фронте обернулось страшнейшим разгромом русской армии и когда Александр Керенский стал премьер-министром. Керенский возглавил либерально-умеренное социалистическое коалиционное правительство, всецело озабоченное подавлением большевиков, восстановлением внутриполитической власти и порядка (при необходимости силой) и каким-то образом укреплением рушащегося фронта.
На короткое время казалось, что в революционном рабочем движении наступило затишье. Общественное мнение в Петрограде, казалось, решительно качнулось вправо. Тем не менее, несмотря на постоянный шквал яркой, жесткой риторики Керенского, которую непрестанно подхватывали временно возродившиеся консервативные гражданские и военные группы, было ясно, что ни одна из репрессивных мер, громко провозглашенных Керенским, не была полностью реализована или достигла своих целей (что не сказать, что они могли бы успешно восстановить порядок). Более того, явно возрастающая опасность контрреволюции отразилась в таких событиях, как Московская конференция — широко разрекламированное собрание консервативных сил в середине августа 1917 — усилило народное недоверие к Временному правительству и стимулировало стремление оставить прошлое в прошлом и теснее сплотиться в защите революции.
Я обнаружил, что этот массовый ответ на то, что в народе воспринималось как опасная угроза революции, нашел отражение в многочисленных, дополняющих друг друга документах того времени.
Если неприязнь к большевикам со стороны рядовых граждан рассеялась перед лицом явной угрозы контрреволюции в течение нескольких недель после июльского восстания, то уже ко второй половине августа — до Неудавшийся правый путч генерала Лавра Корнилова — все больше признаков того, что партия, с ее практически неповрежденным аппаратом, вступила в новый период поразительного, быстрого роста. Я обнаружил, что отчетливое указание на то, до какой степени снова пошло вверх состояние партии, нашли отражение в результатах прошедших в середине августа выборов в Петроградскую городскую думу. На этих общегородских выборах большевики одержали громкую победу.
Вероятно, с неизбежностью, поскольку самому существованию Российского государства угрожали вооруженные силы извне и политическая, социальная и экономическая дезинтеграция внутри, а правительство Керенского было столь явно не в состоянии остановить ускоряющееся ухудшение состояния, либеральные и консервативные группы обратились к высшее командование армии за спасение.
Усилия некоторых из этих элементов вылились в так называемое «корниловское дело» конца августа. Размышляя о неудавшемся правом путче генерала Корнилова, меня сегодня в первую очередь интересуют не все еще спорные вопросы о целях и личных амбициях Корнилова или о возможном соучастии Керенского в вырыве власти у советов и восстановлении порядка посредством сильной военной диктатуры. В данном контексте аспект этого особенно показательного исторического момента, который меня больше всего интересует, заключается в том, что борьба против Корнилова в Петрограде показала об отношении и власти простых граждан тогда и о влиянии корниловского опыта на статус большевиков.
Позвольте мне вкратце напомнить, что произошло в Петрограде после заявления Керенского 27 августа о том, что генерал Корнилов отказался признать его власть и что войска, поддерживающие Корнилова, находятся в поездах и уже приближаются к столице. Кадетская партия, главная либеральная партия России, симпатизировавшая Корнилову и недоверчиво и пренебрежительно относящаяся к Керенскому, отказалась поддержать его.
На кратчайшее время казалось, что войскам Корнилова нельзя помешать занять столицу и что Временное правительство неминуемо падет. Но все политические группы левее кадетов — большевики, меньшевики, эсеры, анархисты, все сколько-нибудь значительные рабочие организации, солдатские и матросские комитеты всех ступеней — немедленно объединились для защиты революции.
Под руководством Союза железнодорожников было перерезано сообщение между Корниловым на юге России и его войсками, наступавшими на Петроград, сошли с рельсов поезда с повстанческими отрядами. Везде, где корниловские войска оказывались в затруднительном положении, офицеры были вынуждены беспомощно стоять в стороне, когда толпы делегатов от массовых организаций, одни из которых были отправлены из Петрограда, а другие из близлежащих городов и деревень, быстро убеждали корниловские войска, отобранные за их надежность и дисциплину, не двигаться дальше и присягнуть на верность революции. Достаточно сказать, что эпизод закончился через несколько дней, без единого выстрела.
И в приливе этой победы над контрреволюцией большинство организаций Петрограда, участвовавших в антикорниловском движении, высказали свои взгляды на характер, состав и программу будущего правительства в потоке политических резолюций. . Эти резолюции, очевидно, не разрабатывались каким-либо одним ведомством, поскольку они существенно различаются по специфике. Но общим для большинства из них было отвращение к какому бы то ни было дальнейшему политическому сотрудничеству с имущими классами и тяга к немедленному созданию какого-то исключительно социалистического правительства, которое положит конец страшной войне. Было очевидно, что для многих, в том числе и для большевиков, быстрое поражение генерала Корнилова подтвердило огромный политический потенциал всех социалистов, работающих вместе.
Мне казалось, что корниловский опыт имел и другие заслуживающие внимания политические разветвления. На данный момент правое движение было раздроблено, это было ясно. И из-за их поведения как до, так и после кризиса кадетов многие подозревали в сговоре с генералом; теперь они были ослаблены и глубоко деморализованы.
К тому же из-за ожесточенных внутренних споров о характере и составе будущего правительства меньшевики и эсеры были едва ли в лучшем положении. В каждую из них теперь входили быстро растущие левые фракции, чьи непосредственные политические цели были тесно связаны с целями умеренных большевиков. А тем временем распад российской экономики продолжался быстрыми темпами. В Петрограде нехватка продовольствия и топлива обострилась.
Разумеется, дело Корнилова также нанесло неоценимый вред репутации Керенского как среди побежденных правых, так и среди левых. Ясно, что среди конкурентов за власть в 1917 году в Петрограде большевики были главными бенефициарами неудавшегося движения правых. И все же казалось сомнительным утверждать, как это делали и продолжают делать многие историки, что поражение Корнилова сделало победу Ленина практически неизбежной. Безусловно, провал Корнилова свидетельствовал о большой потенциальной силе левых и еще раз продемонстрировал огромную народную привлекательность большевистской программы радикальных перемен.
Однако массовое настроение не было специфически большевистским в том смысле, что оно отражало стремление к большевистскому правительству. Это, как мне казалось, было решающим моментом. Дело в том, что Идея большевистского правительства еще никогда публично не поднималась. В глазах петроградских рабочих, солдат и матросов большевики стояли за советскую власть — за многопартийную советскую народную демократию . Теперь это было препятствием для одностороннего захвата власти. Ибо, как показал поток послекорниловских политических резолюций, городские низы более чем когда-либо были привлечены возможностью создания советской власти, объединяющей всех демократических социалистических элемента.
Во всяком случае, неудавшееся июльское восстание и последовавшая за ним реакция продемонстрировали опасность чрезмерной зависимости от народных настроений. Этот вывод также был неизбежен. Более того, история партии со времен Февральской революции выявила возможность программных разногласий и недисциплинированной, дезорганизованной деятельности в большевистских рядах.
Таким образом, после дела Корнилова вопрос о том, найдет ли партия необходимую силу воли, организационную дисциплину и чувствительность к сложностям изменчивой и потенциально взрывоопасной ситуации, чтобы взять власть, оставался открытым.
Таково было мое прочтение значительных, часто упускаемых из виду исторических моментов лета 1917 года, которые представлялись мне особенно важными для понимания «Красного Октября». А теперь позвольте мне предположить, как на этом фоне выглядел успех большевиков в октябре 1917 года. Напомним, что в середине сентября Ленин, тогда еще скрывавшийся в Финляндии, направил партийному руководству в Петроград два исторически важных письма. В этих письмах, появившихся буквально на ровном месте, Ленин требовал от большевиков в Петрограде организовать вооруженное восстание и свергнуть Временное правительство, «не теряя ни секунды». Также помните, что директива Ленина была отклонена единогласно ЦК.
Записи показали, что было несколько причин для такой быстрой, полностью негативной — и даже ужасающей — реакции.
Во-первых, получение возмутительной директивы Ленина совпало с началом Демократической государственной конференции, когда партийные лидеры в столице, полагая, что они получили благословение Ленина, были ориентированы на то, чтобы убедить большинство делегатов конференции в том, что конференция сама должна инициировать создание нового, исключительно социалистического правительства. Эта попытка не удалась. Тот факт, что большевистское руководство игнорировало приказы Ленина даже после того, как стало ясно, что Демократическое государственное совещание не откажется от коалиционной политики, отчасти объяснялось влиянием умеренных большевиков, таких как Лев Каменев. Однако наиболее показательно то, что даже большевистские лидеры, подобные Троцкому, в принципе разделявшие фундаментальные теоретические положения Ленина о необходимости и возможности ранней социалистической революции в России, скептически относились к мобилизации рабочих, солдат и матросов на «немедленную штыковую атаку». настаивал Ленин.
Обстановка была аналогична той, что была в период расцвета реакции, господствовавшей после июльского восстания. В то время большинство партийных руководителей в Петрограде проигнорировали требование Ленина отказаться от советов как революционных органов. Теперь, ближе к концу сентября, эти большевики, по-видимому, вновь более реалистично, чем Ленин, оценили пределы влияния и авторитета партии среди простых граждан, а также сохраняющуюся привязанность последнего к советам как законным демократическим органам, в которых все подлинно революционные группы будут сотрудничать, чтобы совершить революцию. Следовательно, вместе с левыми эсерами они стали публично связывать захват власти и создание общесоциалистического коалиционного правительства с скорейшим созывом очередного всеукраинского съезда Советов как способом воспользоваться легитимностью советов на скорую руку. популярный уровень.
Воздействие мировоззрения рабочих, солдат и матросов на большевистскую тактику наиболее сильно проявилось в течение двух недель, предшествовавших свержению Временного правительства. Правда, на историческом тайном заседании ЦК 10 октября, в котором участвовал Ленин, было решено поставить вооруженное восстание «на повестку дня». Однако, несмотря на этот зеленый свет для организации вооруженного восстания, петроградские массы не были призваны к оружию.
Опять же, это произошло отчасти благодаря отчаянным усилиям умеренных большевиков во главе с Каменевым предотвратить немедленное насилие против правительства. Однако после исторического решения ЦК от 10 октября становится очевидным, что воинственно настроенные партийные руководители, находившиеся в теснейших контактах с рабочими и военными низшего звена, — большевики, в принципе стоявшие на стороне Ленина, — серьезно изучали возможности для организации народного вооруженного восстания. . И после нескольких дней хождения по «районам» (по заводам, фабрикам, воинским казармам) значительная их часть вынуждена была прийти к выводу, что партия технически не готова к немедленным действиям против правительства. Они также пришли к выводу, что большинство простых граждан не откликнутся на призыв партии подняться перед быстро приближающимся съездом советов, который, в конце концов, сами большевики превозносили как высший политический орган революционной России в ожидании досрочного созыва Учредительного собрания.
Некоторые воинствующие большевистские лидеры в ответ на эти проблемы настаивали на том, чтобы начало восстания было просто отложено до завершения дальнейших военных приготовлений. Однако существовал и другой общий подход: для свержения Керенского использовались советы, в силу их статуса на народном уровне, а не партийные органы; поэтому нападение на правительство должно быть замаскировано оборонительной операцией от имени Совета; использовать любую возможность для мирного подрыва власти Временного правительства; и что формальное ниспровержение правительства должно быть связано и узаконено Вторым Всероссийским съездом Советов. Руководители большевиков, разделявшие эти взгляды, были более уверены, чем Ленин, в том, что большинство делегатов съезда советов поддержат формирование всеобъемлющего, общесоциалистического коалиционного правительства. Я обнаружил, что эту точку зрения разделяли многие ведущие петроградские большевики (в первую очередь Троцкий).
В году «Большевики приходят к власти» я изо всех сил пытался реконструировать успешное применение большевиками этой тактики, а не тактики Ленина, в частности, их использование контрреволюционной угрозы для помощи в создании якобы беспартийного органа, Военно-революционного комитета Петроградский Совет. Под видом защиты революции этот орган завладел практически всем петроградским гарнизоном, при этом разоружив правительство без единого выстрела. Только после того, как Керенский ответил на узурпацию Военно-революционным комитетом командной власти над гарнизоном, инициировав военную репрессию против большевиков, начались вооруженные выступления против правительства, которых Ленин требовал больше месяца. Это произошло поздно ночью с 24 на 25 октября, всего за несколько часов до запланированного открытия Второго Всероссийского съезда Советов. К тому времени только деморализованные, скудные и постоянно сокращающиеся казаки, юнкеры и солдатки еще защищали кабинет Керенского, сгрудившийся и изолированный в Зимнем дворце.
В своей книге « Красный Октябрь » покойный Роберт В. Дэниелс, влиятельный американский историк русского коммунизма, пришел к выводу, что запоздалое «восстание» 24–25 октября имело решающее историческое значение, поскольку, побудив меньшевиков и эсеров к выходу из общенационального советского съезда, он исключил возможность того, что съезд сформирует представительное социалистическое коалиционное правительство, в котором умеренные социалисты, вероятно, имели бы значительный голос. Таким образом, он подготовил почву для формирования исключительно большевистского советского правительства — Совнаркома. Это, кстати, было и мнение Суханова. Анализ политической идентичности и позиции прибывших делегатов съезда по вопросу о правительстве и динамики решающего открытия съезда показал, что это действительно так. Однако более важным моментом, который стал для меня очевидным, было то, что только г., после понятного, но безнадежного военного нападения Керенского на большевиков в г., вооруженная акция, за которую выступал Ленин, стала возможной.
Петроградские рабочие и солдаты, поддержавшие большевиков в подрыве и свержении Временного правительства, сделали это потому, что были убеждены в непосредственной опасности революции и съезда. Лишь создание съездом советов многопартийного, исключительно социалистического правительства в ожидании решений представительного Учредительного собрания о постоянном политическом будущем России, — за что, повторяю, большевики выступали на народном уровне, — казалось, давало надежду на избежать смерти на фронте и добиться более свободной, лучшей, более справедливой жизни.
Позвольте мне закончить предложением того, что мне кажется последствиями всего этого сегодня, в столетие революции, в решении вопроса «как победили большевики?» Наверняка понятно, что ответ на этот вопрос гораздо сложнее, чем предполагают традиционные советские и западные интерпретации. Безусловно, мне было и остается так же трудно, как и практически всем историкам русской революции, представить себе успех большевиков в отсутствие окончательно решающего вмешательства Ленина (главным образом, его призыва продолжать революцию после его возвращения в Россию). Петроград 19 апреля.17, и его призывы к немедленному захвату власти начиная с середины сентября 1917 г.). Эти выступления Ленина — яркий пример подчас решающей роли личности в истории.
Тем не менее столь же решающее значение для быстрого подъема большевиков и их окончательного успеха имело соответствие между общественной программой большевиков и народными чаяниями в то время, когда Временное правительство обвиняли в быстром ухудшении экономических условий, ведении войны усилий и терпимости, если не поддержки, контрреволюции. Это, в то время как три другие основные российские политические партии — кадеты, меньшевики и эсеры — были широко дискредитированы своей очевидной поддержкой Керенского и его внутренней и внешней политики. Самое принципиальное различие между мной и многими историками «Октябрьской революции» заключается в том, что, на мой взгляд, способность партии приспосабливаться к расходящимся теоретическим взглядам и значительная степень инициативы и тактической самостоятельности со стороны номинальных подчиненных органов, а также децентрализованная структура партии и отзывчивость к преобладающим народным настроениям имели такое же, если не большее, значение для успеха партии, как и революционная дисциплина, организационное единство и послушание Ленину. Ибо очевидно, что успешная тактика петроградских большевиков осенью 1917 возникла в результате продолжающегося обмена идеями относительно развития революции и постоянного взаимодействия между членами партии на всех уровнях с заводскими рабочими, солдатами и матросами.
Как видим, в июле, сентябре и октябре 1917 г. Ленин неоднократно издавал директивы, которые, если бы их следовали букве, вероятно, имели бы катастрофические последствия. Каждый раз партийные органы и большевистские лидеры, настроенные на быстро меняющиеся политические реалии и чутко реагирующие на общественное мнение, либо отклоняли приказы Ленина, либо приспосабливали их к сложившимся обстоятельствам. В противном случае большевики вряд ли добились бы успеха. С этой точки зрения «Красный Октябрь» в Петрограде был в значительной степени подлинным выражением народных сил, сложной политической борьбой и военным состязанием, в котором решалась судьба Временного правительства, а не состав и характер нового революционного движения. Советский режим — был установлен задолго до военных операций, подчеркнутых в большинстве отчетов.
Сильно ли изменилось мое объяснение успеха большевиков в Петрограде? Ответ: нет, не принципиально. Если бы я мог, я бы изменил название своей первой книги, Прелюдия к революции .