Триумф Надежды — О серии
Серия шпалер «Триумф семи добродетелей», прославляющая теологические и кардинальные добродетели, была создана в одной из мастерских Брюсселя в 1520-е годы. Ее созданию предшествовало написание морально-дидактической программы, ставшей иконологическим руководством для художников, создававших эскизы и картоны для шпалерной серии. Литературная программа серии, вероятно, созданная одним из литераторов-гуманистов при дворе Маргариты Австрийской, была призвана показать сложное представление об устройстве мира, религиозных и моральных ценностях.
Аллегорические сюжеты средневековой дидактической литературы часто использовались в шпалерах XV–XVI
веков,
преимущественно в сериях. Благодаря обстоятельному исследованию известного знатока средневековых и
ренессансных
шпалер Женевьевы Сушаль серия шпалер «Триумф семи добродетелей» была реконструирована.
Ковры с изображениями добродетелей создавались в Брюсселе еще на рубеже XV–XVI веков. Среди подобных аллегорических произведений наиболее значительны брюссельская серия «Почести» (1520–1525), созданная для Карла V (1500–1558), «Триумфы Петрарки» (1507–1510) и «Морали» (1515).
Монументальная представительность и патетические преувеличения тканых циклов, рассчитанных на
массовый
отклик,
давали им немалые преимущества перед традиционными фресками и живописью на досках. Шпалеры, созданные
для
украшения интерьеров парадных залов замков и дворцов, выступали как часть общего художественного
ансамбля,
наиболее ярко демонстрируя богатство, силу и величие их владельцев.
В одиннадцати музеях и частных собраниях мира находятся семнадцать шпалер, относящихся к нескольким
повторениям серии «Триумф семи добродетелей». Серия пользовалась успехом и повторялась не менее пяти
раз
в
период до 1535 года. Композиции одинаковых сюжетов идентичны. Они представляют собой триумфальные
шествия с
колесницами, на которых восседают персонификации добродетелей. «Триумф Надежды» — единственная шпалера
из
серии, на которой аллегория добродетели изображена восседающей на ладье. В верхней части всех шпалер
размещены
бандероли с двустишиями на латинском языке, передающими содержание композиции. У восьми шпалер из
семнадцати
на нижней кромке бордюра сохранилась марка Брюсселя: гербовый шит между двумя буквами «В» (Брюссель —
Брабант).
Черная богиня. Серия 71
Черная богиня. Серия 71Профиль
- Избранное
4 января 2006, 17:30 4 января 2006, 18:30 4 января 2006, 19:30 4 января 2006, 20:30 4 января 2006, 21:30 4 января 2006, 22:30 4 января 2006, 23:30 5 января 2006, 00:30 5 января 2006, 01:30 5 января 2006, 02:30 5 января 2006, 03:30
Валентин узнает, что Равиль уже начал давать Камилле таблетки, стимулирующие выкидыш.
Равиль опасаясь, что Валентин может проболтаться об этом Камилле и нарушить его планы, отправляет Дамира следить за влюбленными.
А Марат и Тимур обсуждают убийство Юрия, их разговор подслушивают Хома и Мелкий.
Михаил просит Анну сходить в тюрьму к Зое и узнать, что она собиралась сообщить ему до его отстранения от дела по «Черной Богине».
- полиция/милиция
- детектив
- юг
- контрабанда
- бриллиант
- следствие
- драгоценности
- любовник/любовница
- измена
- провинция
- смерть/кончина
- муж/жена
- искусство
- российский
- сериал
Авто-геолокация
Об Эльписе — богине надежды и страданий в греческой мифологии
Написано GreekBoston.
Элпис, второстепенная греческая богиня надежды, появляется всего в нескольких эпосах и историях прошлого. Лишенную отца дочь Никс, богини ночи, можно было бы отнести скорее к духу или демону. Обычно ее называют молодой женщиной, предлагающей цветы. Ее самая большая роль в греческих сказках — это «Ящик Пандоры», где она использовалась для обеспечения «морали истории». Вот еще информация об Эльписе, богине надежды и страдания в греческой мифологии:
Роль в Ящике Пандоры
Хотя существует несколько разногласий относительно того, почему, Зевс вверяет коробку со всеми духами или второстепенными богами и богинями Пандоре, первой женщине на Земле. То ли из любопытства, то ли из злого умысла, она в конце концов открывает коробку, выпуская духов наружу. Выбегают предполагаемые злые духи зла и бремени.
Отношение древних греков к надежде
В каждом описании Эльписа надежда неразрывно связана со страданием. Эта тема упоминается в большей части греческой мифологии, где надежда порождает отсутствие контроля, способностей и судьбы. Более того, потребность в надежде обычно была неуместна. При этом более поздние отчеты начали описывать Элписа в положительном свете. В конце концов, она была признана последней праведной богиней на Земле, поскольку все остальные бежали на гору Олимп. В этом заключается истинное значение Элписа и надежды древних греков. Она была богиней мужчин на Земле, а не богов на горе Олимп. Возможно, именно поэтому на нее чаще всего ссылаются больные и умирающие в рассказах.
Семья Элпис
Греческая богиня ночи Никс сама родила нескольких детей, в основном духов и второстепенных божеств. Наряду с Эльпис, Никс породила одних из самых ужасных демонов в греческой мифологии. Среди них были Мойры, или Судьбы, которые определяли продолжительность жизни всех смертных. Морос, противоположность и брат Эльписа, является добром судьбы. Кроме того, ее братья и сестры — это два лица смерти, горя, вины и раздора. Ясно, что Элпис принадлежал к семье, которая олицетворяла темные черты человечества, проливая свет на истинное значение Ящика Пандоры.
Элпис, второстепенная греческая богиня надежды, которая была так связана со страданиями и тяжелым положением человечества, на мгновение отражается в греческой мифологии. Ее появление в необъяснимом финале «Ящика Пандоры» навсегда заставит историков и любопытных читателей серьезно задуматься для обсуждения.
Источник:
Википедия – Элпис
Категория: Греческая мифология
Этот пост был написан GreekBoston.com
Пандора и греческая богиня Элпис – Черис Бок
При разработке экотеологии критической надежды важно понимать, что имеют в виду библейские авторы, когда обсуждают надежду в Библии. Проведя исследование концепции надежды в психологии, я нашел эту концепцию надежды полезной, но недостаточной для понимания надежды с точки зрения веры. В психологии надежда в основном относится к способности создавать и достигать (или корректировать) цели, в то время как надежда в сфере духовной веры больше связана с долгосрочным чувством движения в направлении надежды, которая больше, чем что-либо еще.
мы можем сделать за всю жизнь. Недавно я писал о концепции надежды в еврейской Библии, а сегодня я напишу немного о своих выводах о надежде в классическом греческом языке. Эти языки и их мыслительные миры способствовали тому, что авторы христианских писаний использовали язык, пытаясь изложить духовный опыт на бумаге. Понимание того, как греческая культура рассматривала понятие «надежда», может помочь нам понять сходства и различия между эллинистическим (греческим) понятием надежды и тем, как этот греческий термин используется христианскими авторами первого века.
Греческое слово, которое мы переводим как «надежда», это elpis , ἐλπίς (существительное) или elpizo , ἐλπίζω (глагол). В классической греческой литературе elpis может использоваться как ожидание будущего как в положительном, так и в отрицательном смысле, в отличие от нашего обычного понимания, когда мы используем термин «надежда» в английском языке (ожидание чего-то положительного). Элпис на самом деле имя греческой богини надежды или, по крайней мере, ожидания.
В греческом мифе о ящике Пандоры, найденном в 9-й главе Гесиода.0035 Works & Days , Пандора — первое человеческое существо, созданное богами — получает дары от каждого из богов, и они помещаются в коробку (или кувшин, на самом деле). На самом деле она рассматривается как наказание человечеству, потому что Прометей, создавший людей, украл огонь у богов и передал его секрет человечеству. Итак, боги создали Пандору и дали ей кучу «даров», которые привели в основном к страданию и обману, но также к красоте и надежде. Она могла бы держать их в банке, но… не стала. Поэтому на мир обрушился пучок мук и невзгод, язв и болезней, молча нападающих на человечество, уводящих людей из идиллического прошлого в неопределенное и мучительное будущее, где жизнь коротка и безнадежна.
(Звучит ли это знакомо любому еврею или христианину там, что все грехи и зло в мире возлагаются на выбор женщины? Я не изучал эту историю глубоко, но я хотел бы увидеть ее феминистскую интерпретацию .)
Во всяком случае, связь с надеждой в том, что единственный из даров, который не избежал кувшина, был Элпис: Надежда, или, в других переводах, Предчувствие.
Элпис повисла на краю банки или застряла в ней и не сбежала, пока не закрыли крышку.
Одна из интерпретаций этого состоит в том, что надежда не была выпущена, чтобы рассеяться в мире, а содержалась в сосуде человеческой формы. Если мы смешаем здесь наши древние истории и добавим что-нибудь о «глиняных кувшинах», с которыми человеческие существа сравниваются в христианских писаниях (2 Кор. 4:7), мы могли бы истолковать это так, что кувшин — это метафора вместилище человеческого тела, сделанное из праха и возвращающееся в прах, да и сама Пандора в этом мифе сформирована из грязи. Интерпретированная таким образом, история говорит нам, что, хотя мы не можем контролировать другие Судьбы, внутри нас все еще может храниться надежда. (Глядя на этот отрывок из Послания к Коринфянам через призму мифа о Пандоре, я задаюсь вопросом, имел ли Павел в виду эту историю, когда писал этот отрывок. Хм… Возможно, мне придется изучить это подробнее.)
В качестве альтернативы, если мы переведем elpis как Предчувствие, то тот факт, что оно НЕ было выпущено на мир, дает нам надежду в том смысле, в каком мы обычно думаем о надежде.
Если это предчувствие больше похоже на отчаяние, взгляд на мир, ожидающий неизбежности хаоса и энтропии, то появление Предчувствия в мире отправило бы человечество в нисходящую спираль отчаяния и бессмысленности.
Меня очаровывает, что понятия надежды и отчаяния можно так легко поменять местами, сделав лишь малейшую модификацию. Это баланс натянутого каната, надежда: скатиться в ту или иную сторону к слепому оптимизму или бесконечному отчаянию и бессмысленности, возможно, проще, чем остаться на канате, но это выполнимо — по крайней мере, для людей с правильным сочетанием таланта и практики. Это и мой жизненный опыт: иногда я чувствую надежду, основанную на том значении, которое я нахожу в истории отдельных людей и групп, которые решили жить во имя любви и справедливости, а в другие дни я смотрю на те же самые истории и впадаю в отчаяние, что вся работа, которая уже вложена, как я могу даже думать, что любое из наших действий имеет смысл, раз в мире еще так много боли и страданий? Надежда, безусловно, является практикой, практикой обучения балансированию, как обучение хождению по канату.
История Пандоры также связывает воедино темы надежды и страдания, что является последовательной закономерностью, которую я заметил, изучая надежду. Надежда, по-видимому, наиболее полно проявляется в жизни тех, кто переживает страдание и умудряется преобразовать его в надежду посредством осмысления. Юрген Мольтман работал над своей теологией надежды, потому что ему нужна была теология, которая могла бы справиться со страданиями, свидетелем которых он был во время Второй мировой войны, и точно так же Виктор Франкл осознал свою психологию смысла через размышления о своем опыте в концентрационном лагере во время Второй мировой войны. Если бы эти люди не испытывали подобных страданий, смогли бы они так глубоко задуматься о надежде и смысле? (Отказ от ответственности: это не означает, что мы должны искать или создавать ситуации, в которых мы можем испытать больше страданий. Я хочу сказать, что когда мы позволяем себе исследовать и преобразовывать личный опыт страданий в некое подобие смысла, мы обретаем в них надежду.
.)
Интересно, можно ли интерпретировать историю Пандоры и двусторонней природы надежды так: если мы храним надежду внутри себя, если мы держимся за нее, если мы решим поместить ее в свои глиняные кувшины, это дает смысл, который нам нужен, чтобы двигаться вперед в мир болезней и зла с мужеством и целеустремленностью, но если мы отпускаем надежду и она вылетает из нашей банки, мы идем по миру с предчувствием , не видя ничего, кроме неизбежная смерть и отчаяние. Но я не совсем доволен этой метафорой, потому что это звучит так, как будто мы цепляемся и крепко держимся, мы держим крышку закрытой, мы закупориваем все хорошее, за что нам удается ухватиться. Я думаю, что я имею в виду, что надежда — это то, что уже есть в нас, что-то, что уже является частью нас, и нам не нужно цепляться за нее или пытаться вернуть ее из какого-то эфира сбежавших мечтаний и недосягаемых даров. Это уже есть; оно уже внутри нас — как когда Иисус сказал, что Царство Божие — это не то, на что мы можем указать, где-то там или здесь, но оно внутри нас (Луки 17:21).
Нам не нужно гнаться за ним или побеждать, он у нас уже есть. (Интересно, что в этом отрывке «вы» во множественном числе, Царство Божие находится внутри вас и между вами вместе. То же самое и с надеждой?)
Опять же, я хочу быть осторожным с любыми показаниями, касающимися клинической депрессии. Когда я говорю, что это выбор, я не уверен, что это выбор, который мы все можем сделать сами без помощи лекарств. Я не уверен, так ли это во всех обществах или только в нашем, где мы стали настолько комфортными, что жизнь кажется все более бессмысленной. Я знаю, что в настоящее время и в этом настоящем месте надежда — это не всегда выбор, который человек может сделать сам.
В истории Пандоры все боги и люди имеют дисфункциональные отношения и на самом деле не составляют сообщества, которое может поддерживать друг друга, поэтому в рамках этой мифологии, возможно, каждый из нас должен держаться за Элпис или отпустить ее. Но, возможно, мы можем представить и испытать другую структуру, в которой мы помогаем поддерживать эту надежду друг для друга.
Однако, представляя это в свете нынешнего экологического контекста, достаточно ли надежды, чтобы удержать все другие бедствия, которые люди обрушивают на мир, от подавления и разрушения нас и мировых экосистем? Мы не можем положить обратно в банку другие «дары» Пандоры, но дает ли надежда достаточно глубокий резервуар, из которого можно черпать, чтобы научиться жить менее разрушительным образом? Или, учитывая эту мифологию как главную основу западной культуры, мировоззрения, которое заражает человечество во всем мире в этой глобализированной системе, фаталистическое понимание человеческой идентичности неизбежно ведет к саморазрушению? Или, может быть, это саморазрушение — часть процесса, это признание того, что мы позволили всем другим дарам рассеяться, и все, что у нас осталось, — это надежда, и этого достаточно. Если история Пандоры не является историей христианства (но, возможно, близка к интерпретации христианского мира), может ли христианская история предложить что-то иное в плане надежды? Есть ли у нас достаточно сильная история, чтобы представить себя личностью, которая не сдается? Предоставляют ли нам наши истории веры достаточно сильный резервуар, чтобы они не приносили только энтропию и отчаяние, а придавали смысл, воображая нас в месте, где мы вписываемся в ритмы хаоса и созидания?
После того, как я написал этот пост, но до того, как опубликовал его, одна из моих подруг, невероятно талантливая художница Мелани Вейднер, поделилась этим видео своей работы под названием «Катаклизм: надежда в крахе».
Хоть я и не видел этого друга много лет, видимо, мы на одной волне в том, что надежда сопутствует страданию, смысл рождается из пепла отчаяния, а что-то новое рождается из остатков того, что уже было. умер. Я не совсем уверен, какое это имеет отношение к Пандоре, за исключением того, что идея открыть «ящик Пандоры» обычно относится к открытию чего-то таинственного и опасного, но потенциально заманчивого — творческой силы, которая настолько велика и мощна, что невозможно контролировать, и в этом заключается опасность. Возможно, ящик (кувшин) Пандоры — это просто сама жизнь, эта огромная, прекрасная, неконтролируемая и непостижимая тайна, которую мы не можем вместить, и все, что мы можем сделать, это крепко держаться за горлышко кувшина, когда Тайна и Созидательная Сила проносятся мимо, подобно Моисею. в расщелине скалы, когда слава Божьей задницы проходит мимо (один из моих любимых странных библейских отрывков, Исход 33). Итак, я оставляю вас с этой тайной, хаосом и крахом, и парадоксальной надеждой, от которой мы, люди, не можем избавиться.