Герцен Александр Иванович — биография

Русский революционер, писатель и публицист. Родоначальник русской политической эмиграции, издатель первой отечественной революционной газеты «Колокол» (1857-1867).

Александр Иванович Герцен был внебрачным сыном богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева (1767-1846). Получил придуманную отцом искусственную фамилию (от немецкого Herz — сердце). Воспитывался в доме И. А. Яковлева, получил хорошее образование.

Событием, определившим всю дальнейшую судьбу А. И. Герцена, стало восстание декабристов (1825) и последующая казнь пятерых его руководителей (1826). Они навсегда остались для него героями-патриотами, пожертвовавшими собой для того, чтобы разбудить новое поколение революционеров. В юности А. И. Герцен поклялся мстить за казненных и продолжать их дело.

В 1829-1833 годах А. И. Герцен был студентом физико-математического отделения Московского университета. В это время вокруг него и его друга Н.

П. Огарева сложился дружеский кружок вольномыслящей молодежи, в котором «проповедовали ненависть к всякому насилью, к всякому правительственному произволу». В 1834 году А. И. Герцен и некоторые кружковцы были арестованы по ложному обвинению в пении антимонархических песен, а на самом деле за вольнодумство.

В апреле 1835 года А. И. Герцен был выслан в Пермь, оттуда в Вятку, где служил в губернской канцелярии. В ходе посещения Вятки цесаревичем Александром Николаевичем (будущим императором Александром II) в 1837 году отвечал за организацию выставки местных произведений, давал наследнику престола объяснения при ее осмотре. По ходатайству В. А. Жуковского в конце 1837 года А. И. Герцен был переведен на службу советником губернского правления во Владимир.

В начале 1840 года А. И. Герцен вернулся в Москву, а в мае того же года переехал в Санкт-Петербург, где по настоянию отца поступил на службу в канцелярию министерства внутренних дел. В июле 1841 года за резкий отзыв о полиции в письме отцу А.

И. Герцен был выслан в Новгород, где служил в губернском правлении.

Вернувшись из ссылки в июле 1842 года, А. И. Герцен вышел в отставку и поселился в Москве. Он принял деятельное участие в борьбе главных направлений общественной мысли — славянофилов и западников, разделяя позиции последних. Блестящие способности полемиста, эрудиция, талант мыслителя и художника дали А. И. Герцену возможность стать одной из ключевых фигур русской общественной жизни.

С 1836 года А. И. Герцен начал публицистическую деятельность, печатал свои работы под псевдонимом Искандер. В 1840-х годах он опубликовал ряд философских трудов: цикл статей «Дилетантизм в науке» (1842-1843), «Письма об изучении природы» (1844-1845) и др., в которых утверждал союз философии с естественными науками. Рассматривая литературу как отражение общественной жизни и действенное средство борьбы с самодержавной действительностью, А. И. Герцен выступил с рядом беллетристических произведений, проникнутых антикрепостническим пафосом: «Доктор Крупов» (1847), «Сорока-воровка» (1848) и др.

Роман А. И. Герцена «Кто виноват?» (1841-1846) стал одним из первых русских социально-психологических романов.

В 1847 году А. И. Герцен с семьей уехал за границу. Став свидетелем поражения европейских революций 1848-1849 годов он разочаровался в революционных возможностях Запада и разработал теорию «русского социализма», став одним из основоположников народничества.

В 1849 году в Женеве (Швейцария) он участвовал в издании газеты П. Ж. Прудона «Голос народа». В 1850 году А. И. Герцен поселился в Ницце, где сблизился с деятелями итальянского национально-освободительного движения. В том же году он ответил отказом на требование правительства Николая I вернуться в Россию, за что в соответствии с постановлением Сената был лишен всех прав состояния и объявлен «вечным изгнанником».

В августе 1850 года А. И. Герцен переехал в Лондон. В 1853 году в этом городе им была основана «Вольная русская типография», ставившая перед собой цель издавать для России бесцензурные произведения антисамодержавной и антикрепостнической направленности. В 1855 году А. И. Герцен начал издавать альманах «Полярная звезда», который получил широкое распространение в России.

В 1856 году в Лондон переехал Н .П. Огарев, вместе с которым в следующем году А. И. Герцен приступил к изданию «Колокола» — первой русской революционной газеты. «Колокол» оказывал огромное влияние на формирование общественной мысли в России, способствовал воспитанию молодого поколения русских революционеров, и в частности — созданию организации «Земля и воля».

В период Польского восстания 1863-1864 годов А. И. Герцен на страницах «Колокола» подвергал беспощадной критике действия русского правительства, выступал в защиту польских повстанцев. Либеральная читательская аудитория отхлынула от газеты, ее тираж сократился в несколько раз. Перенесение издания из Лондона в Женеву не поправило дела. В 1867 году издание «Колокола» было прекращено.

В 1868 году А. И. Герцен завершил работу над своим главным литературным произведением — автобиографическим романом «Былое и думы», который по праву считается одним из наиболее значительных и глубоких образцов отечественной мемуарной литературы.

Последние годы А. И. Герцен жил в разных городах Европы (Женева, Канн, Ницца, Флоренция, Лозанна, Брюссель и др.). Он умер в Париже 9 (21) января 1870 года. Первоначально А. И. Герцен был похоронен на кладбище Пер-Лашез, впоследствии его прах был перевезен в Ниццу.

Краткий курс истории. Александр Герцен

21 января (н. ст.) 1870 года умер Александр Иванович Герцен, русский философ и публицист, писатель и педагог, один из наиболее значимых критиков официальной идеологии и политики Российской империи в XIX веке.

Нельзя людей освобождать в наружной жизни
больше, чем они освобождены внутри.
А. И. Герцен

Сын сердца

Герцен родился 6 апреля 1812 года в семье помещика Ивана Алексеевича из знатного рода Яковлевых, а его матерью была немка Генриетта Луиза Гааг. Александр был незаконнорожденным сыном, и отец выдумал для него фамилию Герцен (от нем. dasHerz – сердце). Александр был настолько любим, что, в отличие от других бастардов, воспитывался лично отцом и до 12 лет не подозревал, что является незаконнорожденным.

Декабристы

Война 1812 года во многом определила судьбу Герцена и его семьи. Яковлевы не успели выехать из Москвы до прихода французов и испытали на себе все ужасы мародерства со стороны интервентов. Вторым важным моментом, оказавшим влияние на формирование личности Герцена, стало восстание декабристов и те требования, которые выдвигали восставшие: введение конституции, отмена крепостного права, отмена цензуры, отмена телесных наказаний для податных сословий. В возрасте около 13 лет Герцен познакомился со своим сверстником Огарёвым, на долгие годы они стали верными друзьями и соратниками. Будучи в Москве, на Воробьевых горах, они поклялись друг другу пожертвовать свои жизни на борьбу, хотя еще смутно представляли, что же это будет за борьба. Учась на последних курсах физико-математического факультета Московского университета, где плотно преподавали философию, Герцен уже видел себя на государственной службе в качестве реформатора.

А. И. Герцен и Н. П. Огарёв

Эмиграция

Университет Герцен должен был окончить с золотой медалью, но из-за интриг, царивших внутри учебного заведения, получил лишь серебряную. Александр Иванович настолько расстроился, что даже не пошел ее забирать из деканата. Уже тогда политически активный, Герцен был замечен властями и сослан в ссылку. Такой шаг царской власти и увиденное в ссылке сделали Герцена непримиримым критиком российских порядков. В 1840 году Герцену позволили вернуться в Москву. Тогда он написал свое знаменитое произведение «Кто виноват?», подвергнутое жесткой критике со стороны консерваторов. В 1847 году Герцен с семьей переезжает в Европу, где продолжает работать над философскими трудами и заниматься политической деятельностью. Во Франции он сблизился с Прудоном, «отцом» анархизма, совместно они издавали влиятельную газету «Голос труда». С 1857 года Герцен издает едкую по содержанию, но очень серьезную газету «Колокол», которая была особенно влиятельной в канун отмены крепостного права и которую читали даже в Зимнем дворце. Умер Герцен от воспаления легких. И хотя его могила находится в Ницце, имя мыслителя было присвоено улицам и библиотекам во многих городах бывшего СССР.

Герцен Александр | Encyclopedia.com

молодость и творчество
разрыв Герцена с Западом
Герцен как журналист и мемуарист
библиография

ГЕРЦЕН АЛЕКСАНДР (1812–1870), русский писатель и политический мыслитель.

В начале 1840-х годов Александр Иванович Герцен был ведущим членом группы западников, которые утверждали, вопреки так называемым славянофилам, что историческую эволюцию России нельзя понять в отрыве от западноевропейской политики и культуры. Среди западников Герцен стоял не на стороне умеренной или реформистской фракции, а на стороне радикалов — Виссариона Белинского (1811–1848) и Михаила Бакунина (1814–1876), — которые требовали радикальных социальных, а также политических перемен в России во имя справедливости. сакэ. Страстная защита крестьянской земельной общины как основы будущего общества Герценом впоследствии снискала ему репутацию «отца русского социализма».

Родившийся в Москве 6 апреля (25 марта по старому стилю) 1812 г., сын богатого и культурно образованного крепостника, Герцен получил прекрасное домашнее образование. В своих мемуарах « Мое прошлое и мысли » (1852–1868) он приписывал свое нравственное пробуждение в возрасте четырнадцати лет повешению декабристов, дворцовых заговорщиков, которые в 1825 г. Россия. В 1827 году вместе со своим близким другом Николаем Огаревым (1813–1877) он дал присягу на верность делу декабристов. К началу 1830-х годов Герцен стал адептом французского социализма, поклонником социалистического феминизма Клода-Анри де Сен-Симона и верующим в неизбежный рассвет новой эпохи истории, «нового христианства». За свои взгляды Герцен был арестован в 1834 году. Отсидел два года ссылки в Вятской губернии и три года во Владимирской губернии. За подрывные замечания, сделанные в его переписке, он был повторно арестован и отправлен в Новгород на 1841 и 1842 годы. Эти неприятности с русскими властями придали его взглядам на полемику западников и славянофилов определенную непримиримость.

В двух ключевых очерках, Дилетантизм в науке (1843) и Письма об изучении природы (1845–1846), Герцен изложил свою философию истории. Он утверждал, что европейское прошлое можно разделить на три этапа: античность, период, в течение которого люди испытывали радость и страдание непосредственно, без посредства интеллектуальной системы, которая могла бы «объяснить» эти ощущения; христианство, период, когда человеческая жизнь рассматривалась через призму религиозных и других идеалистических систем верований; и современный период, когда ученые-материалисты окончательно отвергли двойную тиранию религии и абстрактной веры. В Дилетантство и ученость Герцен предостерегал от мандаринского созерцания правых гегельянцев, довольствовавшихся изречением: «Все действительное разумно, и все разумное действительно». В «Письмах об изучении природы» герценовским героем был английский философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626), «разрушивший в глазах мыслящих людей старую метафизику». Оба произведения, взятые вместе, составляли боевой клич против славянофилов, желавших, по мнению Герцена, заморозить русское развитие на идеалистической (читай: религиозной) стадии. Эти очерки также были вызовом умеренным западникам: в 1846 году они спровоцировали личный разрыв с историком Тимофеем Грановским (1813–1855), который не мог мириться с атеизмом Герцена.

В 1847 году Герцен и его молодая семья уехали из России в Западную Европу. Он никогда не вернется на родину. Между 1847 и 1851 годами Герцен пересмотрел свои взгляды на отношения между Западной Европой и Россией; он также сформулировал принципы аграрного социализма, сделавшего ему имя в радикальных кругах.

В своих четырнадцати Письмах из Франции и Италии (1847–1852) он нападал на немецкий мистицизм, самодовольство и подлость французской буржуазии, ложь французских либералов, предательство французского Национального собрания и Людовика -Наполеон Бонапарт (впоследствии Наполеон III, годы правления 1852–1871). Теперь он утверждал, что сама европейская цивилизация прогнила и потому обречена на ликвидацию. Он предсказал разрушение французской монархии, установленной религии, частной собственности и семейных кодексов. Он отождествлял себя не с тогдашним модным политическим республиканством, а скорее с тем, что он называл «социальным республиканством».

Важнейшая политическая книга Герцена « С того берега » (1847–1850) с необычайной силой развила эти идеи. В ней он описал Европу как дряхлый, измученный мир, который уже не спасти. Он советовал своим читателям отбросить все политические знамена, забыть о либеральных обещаниях прогресса и вместо этого довериться творческим силам природы, чтобы обновить человеческую жизнь после исчезновения старого порядка. Он подверг резкой критике либералов, которые в феврале 1848 года провозгласили демократию, но в конце июня того же года призвали французскую национальную гвардию косить демонстрантов из числа простых людей. Против этих «либералов», дела которых доказали, что они «консерваторы» и «каннибалы», он поднял знамя социализма, «нового христианства», «новых варваров, идущих разрушить старые порядки». Он называл разум неумолимым «палачом» и писал, что целью его поколения было «быть не жнецами, а палачами прошлого». Как ни странно, он отказался идеализировать простых людей, от имени которых, по его мнению, должна была начаться социальная революция. Он изобразил их непросвещенными «рабами привычки», которые «умрут от жажды у колодца, не подозревая, что в нем есть вода, потому что отцы никогда не говорили им об этом». В эпилоге, написанном в декабре 1849 г., Герцен объявил, что его поколение наполнило его стыдом, и заявил: «Я поистине ужасаюсь перед современным человеком». Он сетовал на «несчастье» родиться, когда старый мир умирал, и изображал себя одним из горстки разрозненных пророков, обреченных на гибель в грядущей эпохе варварства.

С Другого Берега — блестящая, противоречивая работа. Исайя Берлин и Эйлин М. Келли истолковали его отказ от либеральных и других политических знамен как принципиальный отказ от всех идеологических истин. Они видели в Герцене предшественника берлинского ценностного плюрализма. еще С Другого Берега — это также мощная поддержка социализма, политического порядка, который Герцен понимал как продукт природы и поэтому приветствовал его, несмотря на «варварство», которое сопровождало его основание.

В «Русском народе и социализме» (1851) Герцен повторил свое утверждение о том, что европейская цивилизация находится в предсмертной агонии, но теперь добавил, что славянские племена начинают сплачиваться вокруг принципа взаимной свободы. Подобно анархисту Бакунину, он предвидел многонациональное славянское государство «автономных народов», организованных в свободную федеративную структуру. В России само общество было бы основано на крестьянской общине. Герцен настаивал на том, что внутри общины вопросы решались без тяжбы, ибо крестьяне «очень редко обманывают друг друга. Среди них господствует почти безграничная добросовестность». Он утверждал, что крепкие братские связи между членами коммуны позволили русским крестьянам пережить монгольское иго и «немецкую» бюрократию, навязанную им Петром Великим и его преемниками. Герцен добавлял, что будущее России «за мужиком [крестьянином] так же, как за рабочим лежит возрождение Франции». Хотя он хвалил русских крестьян за их сопротивление Санкт-Петербургу, он полностью осознавал отсталое невежество сельской России. Поэтому он поспешил подчеркнуть значение русской интеллигенции, которую изображал как «самых независимых существ в мире». Он бескомпромиссно предсказывал: «Что бы ни случилось, мы ничего не примем из вражеского стана. Россия никогда не будет протестантской.0014 juste-milieu [середина дороги]. «Русский народ и социализм» заложил основу будущих социальных программ с опорой на коммуну и критическую интеллигенцию. Федерализм Герцена оказал значительное влияние и на последующих социалистических мыслителей, но некоторые , такие как Петр Ткачев (1844–1886) и Владимир Ленин (1870–1924), отвергали федерализм в пользу централизованной диктатуры добродетели

С середины 1850-х гг. стиль) 1870 г., Герцен был, несомненно, самым значительным русским журналистом за границей. 0014 «Полярная звезда» (1855–1868) и «Колокол» (1857–1867) он печатал разоблачения истории династии Романовых, критику политики правительства и чиновников, нападки на крепостное право, а затем и медленные темпы реализации крестьянская эмансипация. Эти издания, наряду с четырехтомным сборником « голосов из России » (1858–1860), читались интеллигенцией, а иногда даже государственными деятелями, включая самого царя Александра II. На основании этой журналистики некоторые историки классифицировали Герцена как участника крестьянской эмансипации 1861 г. и Великих реформ 1860-х гг., но большинство ученых сходятся во мнении, что после того, как Герцен заявил о своих симпатиях к независимости Польши в 1863 г., его влияние на официальную и либеральные круги быстро уменьшились.

Берлин справедливо назвал мемуары Герцена, Мое прошлое и думы, «одним из великих памятников русскому литературному и психологическому гению, достойным стоять рядом с великими романами Тургенева и Толстого» (стр. 209). Книга также представляет собой своеобразный портрет русской интеллигенции с 1820-х до середины 1860-х годов. Герценовские характеристики Московского университета 1830-х и 1840-х годов, дебатов западников и славянофилов, а также таких личностей, как Белинский и Бакунин, оставили неизгладимый след в том, как русские понимали свою культурную историю. Его стилистические новации оказали глубокое влияние на автобиографический жанр, тем самым сформировав литературные формы, в которых до сих пор кодируется русское прошлое.

См. также Бакунин Михаил; Белинский, Виссарион; славянофилы; западники.

Актон, Эдвард. Александр Герцен и роль интеллектуала-революционера. Кембридж, Великобритания, 1979 г.

Берлин, Исайан. Русские мыслители. Нью-Йорк, 1978.

Герцен Александр. Мое прошлое и думы: Воспоминания Александра Герцена. Перевод Констанции Гарнетт и Хамфри Хиггенса. 4 тт. Нью-Йорк, 1968. Редакция перевода, впервые опубликованная 1924–1927.

——. С Другого Берега; и «Русский народ и социализм». Перевод Муры Будберг и Ричарда Воллхейма. Оксфорд, Великобритания, 1979.

Келли, Эйлин М. К другому берегу: русские мыслители между необходимостью и случайностью. Нью-Хейвен, Коннектикут, 1998 г.

——. Взгляды с того берега: Очерки о Герцене, Чехове и Бахтине. Нью-Хейвен, Коннектикут, 1999.

Малиа, Мартин Э. Александр Герцен и рождение русского социализма, 1812–1855 гг. Cambridge, Mass., 1961.

Г. М. Гамбург

Энциклопедия современной Европы: Европа 1789–1914: Энциклопедия эпохи промышленности и империи

выдающиеся деятели русской культуры 19 90–100-го 90–101-го века. Его эпические мемуары «

Мое прошлое и мысли » считаются лучшим образцом этого жанра на этом языке. Как человек он не поддается легкой категоризации — он был мыслителем, революционером, первым русским социалистом и человеком, практически единолично ответственным за формирование российского общественного мнения путем создания первого в России бесцензурного органа новостей. Для Исайи Берлина он был своего рода героем. Для Эйлин Келли, его бывшей ученицы и автора Открытие случая: жизнь и мысль Александра Герцена , которую я только что закончил читать, он «одна из самых талантливых и сложных фигур своего времени».

Биография Келли расходится с предыдущей литературой о Герцене, чтобы подчеркнуть его научное образование, которое привело его к подходу к практическим вопросам политической агитации с неидеологической и гораздо более эмпирической точки зрения. Это также заставило его не доверять всем целеустремленным идеологиям, считая роль случая в эволюции и истории человечества одинаково важной. Но мыслитель, которого описывает Келли, менее сложен, чем она хочет его видеть. Наоборот, более точным кажется собственное суждение Герцена о себе как о мыслителе «двух или трех идей». Но тем не менее, это хорошие идеи, и стоит знать, что они из себя представляют.

Александр Герцен

Жизнь Герцена

Александр Герцен родился в 1812 году, внебрачный сын помещика и его немецкой любовницы. Это было трудное время для жизни. После ликования победы России над Наполеоном наступил застой, а затем после 1825 г., когда группа офицеров попыталась совершить переворот в пользу западных реформ, застой превратился в реакцию. Герцен страдал не только от отчужденности внебрачного ребенка (хотя его отец, состоятельный человек, сумел устроить Герцена в дворянство), но и от отсталости собственной страны. Подобно тому, как немцы создали романтизм из национального позора, вызванного французским господством, русские, разочарованные статус-кво после 1825 года, обратились внутрь себя. В этом они заимствовали у немцев их мыслителей и писателей — Гегеля, Шеллинга, Фихте и так далее. Келли хорошо справляется с исследованием интеллектуального климата.

Герцен поступил в университет и изучал естественные науки. Затем его арестовали по ограниченным уликам и сослали в разные неприятные регионы России. В конце концов ему удалось бежать из России, и через некоторое время он оказался в Лондоне. Здесь он издавал The Bell , первую в России газету без цензуры, которая контрабандой ввозилась в страну в больших количествах. Став старше, он стал свидетелем перехода от своего поколения к новому, более радикальному. Он познакомился с такими фигурами, как Сергей Нечаев (прообраз Верхозенского в «9-м веке» Достоевского).0102 Демоны ) и попытался убедить их в своих политических взглядах. Кроме того, он познакомился с такими мыслителями, как Карлейль, и революционерами, как Гарибальди. Его личная жизнь, как мы увидим, была несчастной, но, безусловно, интересной.

Одна жизнь, один шанс: мысль Герцена

Герцен говорил, что у него всего две-три идеи. Под этим он подразумевал, что его цель состояла не в том, чтобы представить собственную систему, а скорее в том, чтобы разрушить то, что он считал пагубными системами и идеями других, — в этом мы могли бы думать о нем как о Базарове в тургеневском «9».0102 Отцы и дети . «Я не учитель, а товарищ по поиску», — писал Герцен. «Я не берусь говорить, что должно быть сделано, но я думаю, что могу с достаточной степенью точности сказать, чего делать не следует». Откуда он знал, чего делать нельзя? Для Келли это исходит из его научного образования. У него был эксцентричный родственник по имени «Химик», который рано познакомил его с волнением науки, и на протяжении всей своей жизни он продолжал быть в курсе научных разработок.

Наука была полезна, потому что научила Герцена важности метод . Недостаточно иметь теорию, ибо «нет абсурда, который нельзя было бы вложить в форму пустой диалектики, чтобы придать ей глубокое метафизическое значение». Вместо этого мы должны быть более эмпирическими, исходя из собственного опыта. Мы должны смотреть на мир, прежде чем пытаться его изменить, иначе у нас не будет правильного подхода. Осознавать различие — ключевой навык Герцена. Революционеру это позволяет понять наилучший способ достижения поставленной цели — иногда насилие может быть необходимо, а иногда нет. Но единственный способ узнать это не через теорию, а через наши глаза.

Публикация Дарвина « О происхождении видов » оказала большое влияние на Герцена, вернее, подтверждение его подозрений о роли случая в нашей жизни. Эволюция, утверждал Дарвин, не ориентирована на цель. Мы развиваемся случайно, иногда улучшаясь, иногда ухудшаясь, но без какой-либо цели. Мы просто улучшаем нашу адаптацию к данной среде. Герцен считал, что в человеческих делах не менее важен случай. Прогресс — это не данность, и это не цель, которую мы должны считать оправданием настоящего.

Герцен был одержим стихийными бедствиями. Поскольку они случайны, они доказали ему, что развитие может быть так же легко разрушено, как и создано. Если мы думаем, что знаем будущее, мы можем оправдать любые средства для его достижения. В этом основа опасных идеологий 20 века, и именно Герцену удалось осознать, что все попытки претендовать на знание законов случайного процесса (истории) неизбежно приведут к некоему деспотизму.

Все случайно, по крайней мере, в будущем. Есть только одно место, где на нас возложена определенная ответственность – это настоящее. Если мы правильно воспользуемся этим, мы сможем помочь создать хорошее будущее. Но надо всегда помнить, что будущее будет определять случай, а не какие-то законы. Мы можем только сделать все возможное. Герцен резко критиковал как оптимистические, так и пессимистические взгляды на развитие человечества. Он считал, что оптимисты не видят в человечестве потенциала коллапса и упадка, вызванного случайностью и потенциальными неправильными решениями, в то время как пессимисты не видят, что дела не обязательно ухудшаются, при условии, что мы готовы действовать, чтобы сделать их лучше в настоящем. . В конце концов, как сказал Кейнс, мы все мертвы. Но мы можем сделать лучший подарок. Герцен, в конце концов, оказывается реалистом. Его стоицизм заключался в том, чтобы контролировать то, что он мог, и принимать то, что он не мог. Но, учитывая жизнь, полную личных трагедий (мертвая жена, утопление членов семьи, неверности, предательства), он обнаружил, что его принятие случая доведено до предела.

Он признает, что нам нелегко принять шанс, но настаивает на том, чтобы мы это сделали. Ведь Герцен делает случай основой человеческого достоинства — мы можем видеть людей как самих себя только тогда, когда у нас нет теории будущего, позволяющей превратить их в объекты.

«Вся индивидуальная сторона человеческой жизни погребена в темном лабиринте случайностей, пересекающихся и переплетающихся друг с другом: первобытные физические силы, темные побуждения, случайные встречи, у каждой есть свое место. Они могут составить гармоничный хор, но в равной степени могут привести к диссонансам, способным разорвать душу. В эту темную кузницу судеб никогда не проникает свет: слепые труженики бесцельно бьют молотами, не отвечая за результаты…

Есть в случайности что-то такое, что невыносимо отталкивает свободный дух: ему так оскорбительно признавать ее иррациональную силу, он так стремится преодолеть ее, что, не находя спасения, предпочитает выдумывать угрожающую судьбу и подчиняться этому. Он хочет, чтобы настигающие его несчастья были предопределены, т. е. существовали в связи со всеобщим миропорядком; он хочет принимать бедствия как гонения и наказания: это позволяет ему утешаться подчинением или бунтом. Голый случай он находит невыносимым, унизительным бременем: его гордость не может вынести ее равнодушной власти».

Герцен хотел, чтобы мы увидели, что мы верим в ложь не просто так, потому что альтернатива – принять шанс – это вызов. Но мы не можем верить в идеологии, мы не должны в них верить, потому что они разрушают то самое, что делает жизнь осмысленной — людей как отдельных, ценных, индивидуальностей:

«Если прогресс — это конец, то для кого мы работаем? Кто этот Молох, который по мере приближения к нему тружеников вместо того, чтобы вознаграждать их, только отступает и в утешение измученным, обреченным толпам, кричащим «morituri te salutant», может дать в ответ лишь насмешливый ответ, что после их смерти все будет красиво на земле. Неужели вы действительно хотите обречь всех ныне живущих людей на печальную роль кариатид, поддерживающих пол, на котором когда-нибудь будут танцевать другие, или несчастных галерных рабов, по колено в грязи таскающих баржу, наполненную каким-то таинственным сокровищем и со скромными словами «прогресс в будущем», начертанными на его носовой части… Конец, который бесконечно далек, не конец, а… ловушка. Конец должен быть ближе… по крайней мере, заработная плата рабочего или удовольствие от проделанной работы. Каждая эпоха, каждое поколение, каждая жизнь имели и имеют свою полноту; а по пути вырастают новые требования, новый опыт, новые методы… Этот родовой рост есть не цель, как вы полагаете, а наследственная характеристика череды поколений…

Борьба, взаимодействие сил природы и сил воли, последствия которых нельзя знать заранее, придают подавляющий интерес каждой исторической эпохе. Если бы человечество шло прямо к какому-то результату, не было бы истории, а была бы только логика… Если бы было либретто, история потеряла бы всякий интерес, стала бы ненужной, скучной, смешной».

Герцен видел, что по мере того, как мы уничтожаем Бога, по мере того, как наука заставляет наше представление о Боге все дальше и дальше отступать от жизни, постольку идеологии неизбежно займут место Бога. Но он также видел, что мы можем жить и делать жизнь хорошей только в том случае, если сосредоточимся на текущей жизни, а не на какой-то будущей абстрактной жизни. Его слова пламенные, страстные. Во многом они напоминают мне Карлейля, но, в отличие от Карлейля, за словами Герцена не скрывается авторитаризма. Он презирал национализм и видел в русской крестьянской общине не только утопию, но и хороший способ самоорганизации людей, который должен стать более популярным. Он хотел компромисса между правами личности и коллективными чувствами. Как и почти каждый мыслитель от конца эпохи Просвещения до наших дней, Герцен хотел восстановить утраченные единства западной цивилизации, вновь сплотить людей. Но этого нельзя сделать силой, и этого нельзя сделать при тирании. Великая задача для любой теории состоит в том, чтобы «постичь… Полную неприкосновенность, всю широту и реальность прав личности и не разрушить общество, не разбить его на атомы — это труднейшая из задач».

Резюмируя эти одну или две идеи, Герцен действительно хочет сказать, что чрезмерная уверенность в будущих целях может в лучшем случае ввести нас в заблуждение, а в худшем — привести к ужасу. Моей любимой его цитаты по этому поводу нет в биографии Келли, но ею все же стоит поделиться:

«Мы думаем, что цель ребенка — расти, потому что он действительно растет. Но его цель – играть, развлекаться, быть ребенком. Если мы просто посмотрим на конец процесса, цель жизни — смерть»

Политический деятель

Помимо необходимости концентрироваться на настоящем из-за непредсказуемого влияния случая, Герцен не любил все то, основы чего нельзя было доказать и проверить на опыте, например, организованную религию или царское самодержавие. Помимо этих двух мыслей, у него просто были свои собственные ценности. Он хотел, чтобы люди имели связи, не ставя под угрозу их свободу. Он видел в крестьянской общине, какой она тогда существовала в России, идеальную структуру для достижения этой цели. Он не идеализировал самих крестьян, по крайней мере, не был в этом так виновен, как Толстой.

Тем не менее, он не смог увидеть их такими, какие они есть. В 1863 году в подконтрольной России Польше вспыхнуло восстание. Герцен был в контакте с польскими революционерами задолго до того, как они действительно восстали, и он сделал все возможное, чтобы отговорить их от избранного ими курса. Он посмотрел на ситуацию и решил, что время было неподходящим – у них не было шансов. Но поляки не послушались. Как только они поднялись, Герцен сделал для них все, что мог, поддерживая их через 9 лет.0102 The Bell , его газета. Он осудил реакцию России, которая была мстительной и жестокой. Но при всем при этом он оказался все более изолированным. Русское общество, которое до сих пор все больше делилось на разные группы — славянофилов и западников, радикалов и либералов и консерваторов — объединилось против поляков и в поддержку царя. Тираж The Bell резко упал, и он утратил прежнее уважение. Герцен думал, что социализм будет идеей, способной восстановить связи между многими элементами общества. Он был не прав — что на самом деле могло сблизить людей, так это национализм.

После польского восстания влияние Герцена было ограничено. Радикалы, которые приезжали навестить его в Лондоне или где-либо еще, были больше заинтересованы в получении доступа к его деньгам, чем к его разуму. Для нового поколения, решившего использовать более радикальные средства для достижения своих целей, умеренность Герцена была проблемой. Они предпочитали современника Герцена, анархиста Бакунина, наиболее известного своим заявлением о том, что «разрушительное побуждение есть также и созидательное». У этого поколения было мало времени для предположений о том, что насилие может быть не единственным способом обеспечить успешную революцию — более того, это может быть даже не лучший способ. Герцен умер, в некотором смысле забытый, в 1870 г.

Заключительные замечания

Французский историк Жюль Мишле писал о смерти Герцена, что вместе с ним умолк «голос многих миллионов людей».

Действительно, имел. Но это были вовсе не русские голоса. В своем отказе признавать авторитеты, основанные на доверии, и в своей ненависти к угнетению он был антиимпериалистом avant la lettre . Его поддержка поляков и всех угнетенных народов делает его важной фигурой в истории социализма. Его творение The Bell , первая российская газета без цензуры, и его собственные работы отводят ему центральное место в российской интеллектуальной истории, даже если он не оказал существенного влияния на ее политическую историю.

И, пожалуй, самое главное для нас, читающих его или о нем сейчас, то, что он сказал, как бы это ни было просто, сохраняет определенную силу и мудрость. Мы опасны, особенно в наши дни, прогресса, который всегда смотрит в будущее и никогда в настоящее, и который видит людей, а не индивидуумов. Когда мы начинаем признавать роль случая в нашей жизни, мы успешно переориентируем себя на то, что можем изменить, — на настоящий момент. Мы приходим к пониманию «незаменимой реальности», по выражению Герцена, которую составляют сами индивидуумы.