История официальных и условных наименований Российского государства от Руси до Российской Федерации

Государство обретает официальное название для обозначения своего политико-правового места на исторической авансцене. Российское государство за тысячу лет существования не раз меняла социально-экономические уклады, прирастала территориями и, как следствие, трансформировала свои названия. Они отражены в оригинальных отечественных и зарубежных источниках и имеют в одних случаях официальный, а в других условный статус.

Содержание

• 1 «РУСЬ» — древнее государство восточных славян
• 2 Великое княжение Владимирское
• 3 Великое княжество Московское
• 4 Русское (Московское) царство
• 5 Российская империя
• 6 Российская республика
• 7 Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика — РСФСР
• 8 Союз Советских Социалистических республик — СССР
• 9 Российская Федерация
• 10 Как называли Русское государство в европейских источниках

«РУСЬ» — древнее государство восточных славян

Широко известное условное название «Киевская Русь» введено в историографический оборот Михаилом Погодиным в 1825 г. «Повесть временных лет» официально именует «Русью» государство восточных славян от времен призвания Рюрика.

Византийские источники с IX века в договорах с князьями Олегом и Игорем их народ называют Ρως — «Рос».

В середине X века, при императоре Константине Багрянородном было впервые использовано название Ρωσία – «Россия» В европейских анналах и папских грамотах с XI века начинает встречаться латинская транскрипция его наименования Russia – «Руссиа».

Великое княжение Владимирское

В 1169 году, объединенная рать десяти князей разорила Киев. Князь Андрей Боголюбский был удостоен титула «Великий князь», но при этом перенес престол во Владимир, передав «стольный град» младшему брату в удел. С тех пор Киев перестал считаться общим достоянием всех Рюриковичей.

Князь Андрей Боголюбский, по выражению В. О. Ключевского: «оторвал старшинство от места» и на время закрепил первенство Великого княжества Владимирского. В ходе моноло-татарской экспансии Русью опять стали называть все восточнославянские земли.

Великое княжество Московское

В 1213 году получило статус удельного княжества. С 1263 года Москвой владели: младший сын Александра Невского Даниил и его потомки. До 1363 года удельное владение именовалось просто княжеством Московским, а после его слияния с Великим княжеством Владимирским центр принятия решений перешел в Москву. Ярлык на Великое княжение — Верховную власть на Руси могли получать только московские князья с титулом: «Великий князь всея Руси».

Русское (Московское) царство

В современной отечественной историографии наименование «Русское государство» применяется отношении периода с середины XV до начала XVIII веков. В эту эпоху русские источники используют с нарастающей частотой термины «Росия», «Российский», до полного утверждения их в русском языке. С 1613 года в титуле русского царя значится «Росия», а у московского патриарха «Русия».

В зарубежных источниках XVI – XVII веков большей частью использовался термин «Московия», или Московское государство, наряду с некогда самостоятельными Казанским и Новгородским. Если надо было обозначить всю территорию страны, говорили: «все государства Российского царствования» или «Российское царство». Петр I окончательно закрепил термин «Россия»

Российская империя

Петр I не ограничился закреплением старинного названия государства. Одержав победу в Северной войне, царь Пётр I принял титул императора. Теперь подвластное ему царство стало называться «Российской империей», не исключая понятия «Российское государство». В Своде и Полном собрании законов наряду с названием «Российская империя» употреблялся термин «Российское государство» и «Россия».

Так как термин «Российская империя» не был определен законом и официально не провозглашен, то и не был законодательно упразднен в 1917 году.

Российская республика

После отречения императора Николая II функционирование государственного аппарата происходило в условиях переходного периода до 1 сентября 1917 года по старому стилю. Тогда правительство А. Керенского не совсем законно объявило о создании Российской республики.

Учредительное собрание, собравшееся 8 января 1918 года, провозгласило «Российскую Демократическую Федеративную республику». Однако это название не получило дальнейшей реализации из-за роспуска Учредительного собрания и перехода всей полноты власти Советскому правительству.

Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика — РСФСР

С октября 1917 г. по март 1918 г. Советская власть распространилась почти на всю территорию Российской республики (империи). III Всероссийский съезд Советов проходил 10 – 18 (23-31) января 1918 года в Петрограде. На съезде принято новое название страны – «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика».

В тексте Конституции 1936 года в названии поменялись местами слова «социалистическая» и «советская», в соответствии с последовательностью слов в названии союзного государства СССР.

Союз Советских Социалистических республик — СССР

Основан 30 декабря 1922 года. За четверть века вобрал в себя почти всю территорию Российской империи, за исключением Польши, Финляндии и Карсской области Армении. По большому счету, страна называвшаяся «Союз Советских Социалистических республик», несмотря на все политические веяния, оставалась «Россией» в глазах всего остального мира. Советский Союз (второе неофициальное название) просуществовал до 26 декабря 1991 года включительно.

Российская Федерация

Закон 2094-I от 25 декабря 1991 года упразднил РСФСР, как государственное название и провозгласил новое — «Российская Федерация». Новое наименование было прописано 21 апреля 1992 года в действовавшей тогда Конституции 1978 года.

Окончательно название государства — «Российская Федерация» и «Россия» закрепились в Конституции 1993 года и на настоящий момент являются официальными названиями Российского государства.

Как называли Русское государство в европейских источниках

Наименования Русского государства имеют целую историю. К концу XV века на картах Европы и в дипломатических источниках соседних стран российское государство с центром в Москве появляется всё чаще. Однако эти наименования были разными и менялись с течением времени.

Как в различные эпохи соседи-европейцы именовали Русское государство:

Наименование	Период	Где упоминается
Руссия	XII-XIII века	В европейских источниках. В частности, им пользовался философ Роджер Бэкон в работе «Opus Maius» в 1267 г., и знаменитый путешественник Марко Поло в «Книге чудес света». Однако в те времена этим термином обозначалось не только русское государство, а вся территория, населенная восточными славянами (Russia Magna).
	С XV века	Так в Европе преимущественно называют Русское централизованное государство. В частности, кардинал Виссарион, обращаясь к приорату города Сиены, именует Ивана III государем «великой Руссии». В XVI веке ученый, врач и историк Паоло Джовио с озера Комо называет Василия III «повелителем всея Руссии»). Австрийкий барон Сигизмунд Герберштейн в «Записках о московских делах» 1549 года называет Московское княжество «главою всей Руссии». Однако он то же слово употребляет и по отношению к Великому Княжеству Литовскому. Английский мореплаватель Ричард Ченслор называет русского царя « императором Руссии».
Белая Русь	XV-XVI века	Название, фигурирующее в некоторых европейских дипломатических документах. Так в XV называют Русское государство дипломат из Венеции Амброджо Контарини, и путешественник Жан Батиста делла Волле в «Римском дневнике».
Московия	с XV до начала XVIII века	Преимущественное название Великого княжества Московского, а затем централизованного Русского государства в европейских источниках. Название вначале было распространено в Речи Посполитой, Испании и Франции, но в XIV- XVII веках оно стало употребляться и в других европейских странах вместо термина Руссия/Россия или наряду с ним.
Россия	С XV века	Венецианский дипломат Иосафат Барбаро в мемуарах употребляет слово «Россия», а Ивана III называет «князем России» (duca di Rossia). После правления Петра I европейские источники преимущественно упоминают термин «Россия» или «Российская империя».

как в Европе Нового времени называли жителей России — Нож

На протяжении почти трех сотен лет обиходным названием нашей страны — была ли это Российская империя, СССР или Российская Федерация — является Россия. Это греческое по происхождению слово когда-то писалось с одной с и обозначало всего лишь страну народа ϱῶϛ («рос») — «Росия». С течением времени «Росия» стала не только обозначением земель отдельного народа, но и названием Русской митрополии. Самобытное же название территорий, входящих сейчас в состав Беларуси, Украины и России, было Русь. Именно так летописцы и книжники Средних веков называли все земли, на которых правили Владимир Святой, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах и их многочисленные потомки.

В политический обиход «двухэсная» Россия входит гораздо позже — в XV веке, в правление великого князя московского Ивана III (1472–1505), и закрепляется при его внуке — Иване Грозном (1533–1584).

Ни один из правителей Московского княжества, Российского царства или империи не называл свою страну Московией, а подданных московитами. Однако в какой-то момент эти термины появились в широком обиходе европейских дипломатов, путешественников и авантюристов, превратившись впоследствии в пренебрежительное обозначение всех жителей страны.

Росы, «Росия» и первые московиты

Еще до того, как на Восточно-Европейской равнине появилось государство, называемое в историографии Древнерусским, многочисленные энтузиасты из соседних стран — от историков и послов до торговцев и случайных путешественников — оставляли заметки о народах, проживавших на землях от Балтики до северного Причерноморья. Территория Древней Руси и сформировавшихся на ее землях государств не была сплошной терра инкогнита. С русскими князьями заключались династические браки, военные союзы и торговые договоры.

Правители Руси устраивали набеги сначала на Константинополь и Болгарию, затем на Польшу и Венгрию. Отдельные князья влезали во внутренние усобицы европейских стран, устанавливая отношения с Ватиканом или императорами Священной Римской империи.

Соседи будущей Древней Руси знали, где живет народ рос и чем он богат. Византийский император Константин VII посвятил географии этой страны, внутреннему устройству и нравам целую главу в своем трактате «Об управлении империей». А западноевропейские хронисты начиная с IX века пишут о едином государстве Русь, отмечая в записях смену правителей и войны, которые они вели.

Однако к середине XV столетия сложилось так, что последним крупным сочинением, посвященным, хотя бы частично, русам и их государству, оставался всё тот же византийский трактат более чем пятивековой давности. Специальных сочинений, обзоров или росписей устройства, военного дела Руси, мировоззрения и характерных черт ее жителей в Европе не появлялось. А общие представления о русских княжествах, число которых к XV веку резко сократилось до Москвы, Твери, Новгорода и Пскова, в Европе ограничивались стереотипами о бородатых схизматиках, живущих далеко на Востоке и платящих выход татарскому хану.

Первое сочинение, которое обычно вспоминают, говоря об иностранных описаниях России в позднем Средневековье, — это «Путешествие в Персию», написанное послом Венецианской республики Амброджо Контарини. Он посетил Москву в 1476–1477 годах по пути из Табриза, выполняя миссию республики по поиску союзников против Османской империи. Именно Контарини дал первое иностранное описание Москвы, быта, религии и характера ее жителей, назвав Ивана III «государем Белой России» (signer della gran Rossia Bianca). Говоря же о московитах и русских, а именно так Контарини называл подданных Ивана III, венецианец писал об их красоте, грубости и любви к пьянству:

«Русские очень красивы, как мужчины, так и женщины, но вообще это народ грубый… Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих».

Сам визит Контарини, по меркам прочих дипломатов и путешественников, был сравнительно коротким, а описание Москвы не очень обширным, из-за чего его нечасто вспоминают, говоря о цикле иностранных сочинений о России.

Среди предшественников большинства авторов XVI века при описании Москвы и нравов московитов выделяется итальянский гуманист Рафаэль Маффеи, известный под псевдонимом Волатеран.

В своей энциклопедии Commentariorum rerum urbanarum libri (1506) он писал о московитах как о потомках сарматского племени роксоланов, предвосхищая отечественные дискуссии XVIII века. Его работой, написанной в духе гуманистической космографии, будут активно пользоваться более поздние европейские авторы, составляя свои трактаты.

Первое впечатление, которое Московское княжество и подданные московских князей произвели на иностранцев, кажется не слишком позитивным. Однако общий настрой и оценка как самого города, так и его жителей у Контарини, как и у Маффеи, были вполне нейтральными, а под словом «московит» у них подразумевается не более чем житель Московии — страны, получившей имя по названию своей столицы.

Основную роль в своеобразном отделении Московии от Руси и России сыграли польско-литовские политические проекты, появившиеся в результате обострения соперничества держав за территории, входившие в состав Древнерусского государства.

В конце XV века великий московский князь Иван III, претендуя на преемственность по отношению к своим далеким предкам, правившим в Киеве, делает к своему титулу небольшую, но важную приставку «всея Руси». С этого момента московские князья заявляют о претензиях на земли бывшего Древнерусского государства, которые в XV–XVI веках были поделены между Москвой, Литвой и Польшей. В правление Ивана III появляется и новое название Московской державы — Россия, которое впоследствии закрепилось в царском титуле Ивана Грозного. Эти перестановки в титуле московского князя большинство европейских держав проигнорировали. Однако для Польши и Литвы, а после 1569 года и для Речи Посполитой, это ознаменовало начало нового витка борьбы за бывшие земли «державы Ярославичей». На этот раз идеологического.

Самым ярким образчиком этого противостояния является «Хроника» польского историка Яна Длугоша, создававшаяся в 1455–1480 годах. Длугош был одним из первых, кто обосновывал польскую власть над Русью. Русские князья изображались им как слабые правители и наделялись преимущественно негативными характеристиками.

Автор всячески подчеркивал их будто бы имевшую место неспособность к управлению государством, чем и оправдывалась экспансия Польши на Русь. Само происхождение Древнерусского государства Длугош через племя полян пытался связать с Польшей.

В отличие от многих локальных польских сочинений Длугош стал весьма популярен в Европе благодаря книгопечатанию и латинскому языку сочинения и повлиял на формирование негативных стереотипов.

В XVI веке польско-литовские источники будут всеми силами распространять внутри и за пределами своего государства идеологические конструкции, отказывающие Московскому государству и Российскому царству в правах на древнерусское наследие.

Именно в русле польско-литовско-московской борьбы начинают создаваться и первые сочинения о Московском княжестве, нацеленные на постепенное изолирование его от географических границ Руси и претензий на преемственность по отношению к киевским князьями.

Первым, кто обратился к этой теме в XVI столетии, был польский книжник Матвей Меховский, автор трактата «О двух Сарматиях». По его словам, обе Сарматии, отделенные друг от друга рекой Дон, долгие века являлись территориями, где сражались и жили самые разные народы со времен Античности. В XVI веке на территории Сарматии живут четыре народа: литовцы, московиты, русские и татары. При этом территория Рутении — Русии — определяется Меховским территориями между Польшей и Литвой с одной стороны и Причерноморьем и Карпатскими горами с другой. Столицей Рутении Меховский называет город Львов. В Московии же, которая частью Руси не является, а занимает территории на Верхней Волге и Верхнем Днепре, живут не ruteni («русские»), а самые что ни на есть mosci — «московиты». Но даже при этом Меховский отмечает, что речь в Московии всё равно «повсюду русская или славянская».

Концепция Меховского с оговорками, но была принята в польско-литовской публицистике того времени. Однако многие книжники вплоть до XVII века не соглашались с разделением русских и московитов, отмечая сходство языков, религии и культуры. Литовский посол Михалон Литвин сообщал в записках «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1548–1551) об отличиях «рутен», происходящих от роксоланов, и московитов в законах, нравах и обустройстве власти. Однако подчеркивал, что Киевщина «была владением князей Руссии и Московии».

Другие польские историки — Рейнгольд Гейденштейн, Лаврентий Миллер, Соломон Генниг и Филипп Ольмен — также внесут свой вклад в развитие польско-московского идеологического противостояния, подчеркивая первенство Польши.

Московско-польская дискуссия продолжится в этом русле вплоть до конца XVI века, когда в Речи Посполитой начнется активная полонизация православной светской и церковной элит. На рубеже веков внутреннее противоречие в среде польско-литовских книжников и публицистов будет сохраняться, и Московия в отдельных случаях будет то признаваться, то не признаваться частью Руси. Так, Матвей Стрыковский с «Хроникой польской, литовской и жмойтской» (1582) введет в оборот дополненную легенду о трех братьях — Ляхе, Чехе и Русе, добавив к ним четвертого — Москву, чтобы обосновать отделение Московии от Руси, хоть и признавая за ее городами статус «русских». Некоторые историки, такие как Мартин Кромер и Симон Ставропольский, не будут разделять Русь и Московию, однако общая тенденция на отказ московским царям в праве на Русь сохранится и будет преобладать в польской публицистике без малого еще полтора века.

В отличие от польских книжников большинство западноевропейских авторов не углублялись в разницу между Московией и Россией, московитами и русскими, используя эти термины совместно, в зависимости от своих желаний.

Несмотря на распространение в Европе, еще в конце XV века, «Хроники» Яна Длугоша, общие представления европейцев о России-Московии оставались довольно смутными вплоть до первой четверти XVI века. Негативные стереотипы о стране, источники информации о которой были сплошь полонизированными, влияли на восприятие европейцами Москвы как чего-то дикого, варварского и непонятного. Однако в общих чертах они были таковыми и раньше, хотя влияние польских авторов на терминологическую базу европейских исследований отрицать не приходится. Введение в обиход названия «Московия» не было их изобретением, однако именно поляки присвоили ему негативные коннотации, связанные с тиранией московского государя, а также грубостью, развращенностью и раболепностью его подданных.

Один из эпизодов, выбивающихся из общего ряда негативных сочинений, относится к 1525 году, когда в Европе были написаны сразу три сочинения о далекой Московии:

• голландца Альберта Кампенского — «О Московии»;
• немца Иоганна Фабри — «Религия московитов»;
• итальянца Павла Йовия Новокомского — «Книга о посольстве Василия, великого князя московского, к папе Клименту VII».

Два последних произведения были опубликованы в том же году, добавив к образу далекой Московии несколько позитивных черт. Такое синхронное внимание к России в трех весьма отдаленных друг от друга частях Европы объясняется политическими, религиозными и торговыми факторами, влиявшими на Европу в первой четверти XVI века.

На тот момент Европу, в особенности католическую ее часть, беспокоили три актуальные проблемы:

• укрепление и территориальная экспансия Османской империи, которая незадолго до этого захватила южную и центральную Венгрию;
• начало и распространение с 1517 года Реформации, поставившей под сомнение авторитет католической церкви;
• начало эпохи Великих географических открытий и обострение интереса к сухопутному торговому пути на Восток.

Но какую роль в этом играла Россия? Практическая польза Московского государства, вероятно, была сведена к нулю. Однако образ далекой Московии идеализировался авторами в попытке дать европейским странам пример и образец для подражания, обосновать необходимость совместной борьбы с турками и предложить альтернативу морским открытиям Испании и Португалии.

Так, «схизматичность» Москвы и ее приверженность православию превращаются из недостатка в пример твердого следования установленным канонам веры и сохранения христианской чистоты. Торговый потенциал Московии сулил выход через ее восточные границы сразу к Индии, минуя долгие морские переходы. А боевая мощь и численность войск московских государей, вышедших к тому моменту из-под власти татарского хана, обещали Европе надежного союзника в борьбе с мусульманской Турцией и возвращение потерянных христианских земель. Реальные факты о политической ориентации Москвы, ее идеологии и религиозных проблемах оставались за рамками сочинений. Во-первых, потому, что целью авторов не было создание истории Московии — лишь ее идеального образа. А во-вторых, ни один из трех гуманистов не посещал Россию, а составлял свои трактаты на основании работ других европейских авторов.

А как же Московия и негативное отношение европейцев?

Термин «Московия» у европейских авторов XVI века, как и их предшественников в лице того же Контарини, был географическим обозначением, применяющимся к государству, столицей которого является Москва. Причем многие европейские книжники нет-нет да упомянут, что московиты «давно уже зовутся рутенами», а страна их — «Руссией». Само употребление терминов «Московия» и «московит» не несло негативных коннотаций и было скорее следствием вполне логичного переноса названия столицы на страну и влияния польской письменной традиции. Однако даже в случае негативного отношения к Москве или отрицательной оценки нравов ее жителей термин «русские» часто употреблялся наравне с «московитами», а «Россия» — с «Московией».

Однако длинный список иностранцев, оставивших в XVI веке записки о Московии, включает в себя послов, наемников и торговцев, большинство которых не делало особой разницы между московитом и русским.

Итальянец Марко Фоскарино (1537) писал про внешний вид и обычаи москвитян, а его соотечественник Александр Гваньини (1578) — о хитрости московитов, которые в этом навыке превосходят «прочих русских». Записки английского посла Ричарда Ченслера говорят о «России», «царе русском» и его «русских подданных», чему вторят записки других англичан, находившихся в России, — Джайлса Флетчера и Джерома Горсея.

В своих «Записках о Московии» (1549) Сигизмунд Герберштейн называл Василия III «царем и государем всея Руссии», а москвичей — самыми хитрыми и лживыми среди «всех остальных русских». Ему также принадлежит первенство в критике польских теорий об отсутствии у московских государей прав на земли Древней Руси. Герберштейн, активно обращавшийся к русским летописям, объяснял причины московских претензий и их соотношение с польскими. При этом он писал, что «сами московиты уверяют, будто их страна изначально называлась „Россея“ (Rosseia), а имя это указывает на разбросанность и рассеянность его народа».

В XVII столетии европейская терминология практически не поменялась, продолжая сочетать слова «Московия» и «Россия» в дипломатическом и литературном употреблении — в зависимости от политической ситуации и личного отношения автора.

Более того, в среде западноевропейских дипломатов распространяется знание о том, что жители Российского царства «московитами» по своей сути не являются, а обозначение «русский» и «Россия» принимаются ими как самоназвание.

В сочинении Адама Олеария (1634), автора, закрепившего в европейском сознании миф о сексуальных девиациях жителей России, подданные московского царя всё также называются «русскими» и делается упор на следование ими своим традициям и обычаям при описании свержения Лжедмитрия I:

«…на этом основании русские и заметили, что Лжедимитрий не русский по рождению и не сын великого князя, так как он не спал в полдень, как другие русские. Это же вывели они из того обстоятельства, что он не ходил, по русскому обычаю, часто в баню».

В схожем по настроению сочинении Жака Маржерета (1607), который характеризовал московитов как грубых, неотесанных, неучтивых, лживых, аморальных и беззаконных содомитов, можно прочесть:

«…ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. Сами они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают: Russac, то есть русские, а если их спрашивают, откуда, они отвечают: is Moscova — из Москвы».

С наступлением в Европе эпохи Просвещения и приходом в России к власти Петра I официальный дипломатический инструментарий меняется, и с этого времени название «Московия» становится нон грата в разговорах о России.

Государственные деятели стран Западной Европы уже в XVII веке были осведомлены о двойственном обозначении России и учитывали это при ведении переговоров, стараясь не употреблять термин «московит» в присутствии русских. С приходом к власти в России Петра I это положение закрепляется. Употреблять название «Московия» и термин «московит» при ведении дел с Россией становится нежелательным и грубым.

Придворный камер-юнкер регента Филиппа II Орлеанского Этьен Франсуа де Либуа писал в апрельском дневнике за 1717 год, вспоминая встречу с царем Петром I: «…весь двор П. обижается названием Московитского и даже Московии». То же отмечал и посол Испании в России Джеймс Фрэнсис, герцог Лирия, в своих записках о пребывании при российском дворе в 1727–1730 годах:

«…русские не терпят, когда их называют московитами, а их империю Московией, и когда какой-нибудь чужестранец употребляет эти названия, им кажется, что их хотят оскорбить».

Знание об опасности употребления слова «Московия» по отношению к России в XVIII веке было привилегией не только дипломатов, у которых была возможность поднатореть в выверенном церемониале, но и писателей. Более того, именно они объясняли современникам, почему «русского» лучше лишний раз не называть «московитом». Жан Руссе-де-Мисси, опубликовавший «Записки о царствовании Петра Великого», пояснял, что термин «Московия» появился из-за князя Даниила Московского, чью державу, по титулу князя и названию города, и стали называть Московией. Причиной же неприятия такого названия француз называл традицию и народную волю: «народ так и не принял это название, тщательно сохраняя прежнее».

Среди деятелей эпохи Просвещения, которые оказали наибольшее влияние на употребление терминов «Россия» и «русский», был Франсуа-Мари Вольтер. В ранних работах, как, например, в первом издании «Истории Карла XII» (1731), он активно употреблял термины и «Московия», и «московиты», не придавая им, однако, никакого негативного смысла и употребляя в качестве географической детерминанты. Примерно так же в 1730–1750-х годах описывали Россию и французские географические и исторические словари. Так, в Большом словаре Брюзана де ла Мартиньера (1737) и словаре Морери (1759) разница между «Россией» и «Московией» обозначена, однако последняя всё равно подается как приоритетный к использованию термин.

В поздних переизданиях, исправленных рукой Вольтера, «московиты» поменялись на «русских», а «Московия» на «Россию». Более того, ученый в своих изменениях предвосхитил даже Шарля Монтескье с его «Духом законов» (1748) и справочное издание «Энциклопедия» (1751). Уже в «Анекдотах о царе Петре Великом» Вольтера можно наблюдать преимущественное употребление таких терминов, как «Россия», «русский» (как прилагательное) и «русские». Однако окончательно изжить традицию употреблять неактуальные уже «московитские» эпитеты Вольтер не смог. Хотя нужно отметить, что Вольтер ассоциировал устаревший термин с древними временами, когда Московское государство еще не стало Россией в полном смысле слова.

В итоге стараниями российских государственных деятелей, дипломатов и… Франсуа Вольтера к 1770-м годам в европейском обществе, тренды которому диктовали французские наука, культура и искусство, употребление терминов «Московия» и «московиты» сходит на нет. И в 1773 году Большой французский словарь Панкука официально закрепит прилагательное, употребляемое как существительное, Russe как «принадлежащий России, происходящий из России». С этого момента слово «Московия» исчезает из реальной и актуальной дипломатической практики как в России, так и в Европе, всплывая иногда лишь в качестве анахронизма.

Последнее большое возвращение европейской исторической науки к «Московии» произойдет лишь во второй половине XIX века и будет связано с «туранской теорией» поляка Францишека Духинского.

Закрепив именование России и населявшего ее народа как русских, европейская культура, наука и дипломатия редко отходили от этого образца вплоть до второй половины XIX века, лишь изредка позволяя себе обращаться к «Московии» как к уничижительному названию России и «московитам» как названию подданных русского императора, маргинализируя эти термины. Однако с появлением работ Францишека Духинского и очередным изменением в политической конъюнктуре Европы ситуация поменялась.

Тезисы польского историка о туранском происхождении московитов от финно-угров и тюрок-татар, в отличие от индоарийского происхождения мало- и белорусов, были с восторгом приняты французским сообществом с его антироссийскими, после Крымской войны, настроениями. Поддержанный в том числе такими историками, как О. Викенель, Э. Реньо и А. Мартен, Духинский на протяжении почти двадцати лет определял тренды европейской исторической науки, которая рассматривала жителей Российской империи как «московитов», укравших название, язык, культуру, религию и историю у настоящих русских, проживающих в Малороссии и Белой Руси. Тиражируемое при упоминании Францишека Духинского письмо Анри Мартена лишь подчеркивает тот уровень актуальности и влияния, которым обладали идеи польского историка:

«Москали (мы отвергаем наименование россиян как двусмысленное и не обозначающее ни народа, ни племени), москали, повторяем, тураны по происхождению и духу своему, совершенно отличны от европейского общества…»

Суровая отповедь маститых российских ученых — М. П. Погодина, С. П. Шевырева, Н. И. Костомарова, М. П. Драгоманова и Д. И. Иловайского — не произвела ощутимого эффекта, и концепция Духинского признавалась в качестве научной вплоть до 1870-х годов. К 1880-м волна популярности идей Духинского схлынула, а его выводы подверглись серьезнейшей критике со стороны польского ученого из старинного французского рода И. А. Бодуэна-де-Куртенэ, которая свела на нет популярность туранистской теории в Европе.

Однако эффект, который произвели идеи Духинского, сохранился на долгие годы, предвосхитив отчасти польскую концепцию прометеизма — о Польше как защитнице Европы от «московитского ига».

Сейчас обозначение жителей России как «московитов», а самой страны как «Московии» потеряло свою актуальность в большинстве европейских стран. Негативные и позитивные стереотипы о России теперь никак не связаны с «Московией», а стали неотъемлемой частью как русских, так и всей страны.

Образ Руси, русских княжеств, Московии и России на протяжении Средневековья и Нового времени определялся в первую очередь теми крупицами знаний, которые были доступны европейцам о нравах, устройстве и жизни далекого народа, с которым регулярные контакты не были возможны до определенного времени. Противостояние Московского государства и Российского царства с Польшей, Литвой и позднее Речью Посполитой предопределило вектор формирования польских источников о России и построение ее негативного образа, который, силами ли польских книжников или же любопытством европейцев, распространялся дальше. Негативные стереотипы о жизни «московитов», появляющиеся на страницах иностранных записок с XV века, не очень помогали формированию позитивного образа в умах европейцев, что и нашло отражение в пренебрежительном термине «Московия».

При этом образованная часть европейского общества с распространением летописей и первоисточников об истории Древнерусского государства получила объяснение претензий России и русских на свое самоназвание, приняв его как вполне адекватное для употребления. Концепция Францишека Духинского на некоторое время возродила идеи о «московитах» как части варварского азиатского мира, однако в дипломатической и научной среде слова «Московия» и «московиты» так и не закрепились.

---

Что почитать

• Soloviev A. V. Byzance et la formation de l’Etat russe. London, 1979. Работа русского ученого-эмигранта о «византийском» имени Руси и последующей судьбе этого имени в эпохе позднего Средневековья и раннего Нового времени. Внимание историка обращают на себя истоки «росов», «Росии» и «Руси», их последующее включение в политическую идеологию России и некоторых ее соседей, а также процессы, формирующие национальное самосознание.
• Marchall T. P. A People Born to Slavery. Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. NY, 2000. В монографии известного американского русиста Маршалла По прослеживаются корни современного восприятия России и ее народа в описаниях европейских путешественников XVI и XVII веков. Автор исследует процесс закрепления образа «русской тирании» в народном воображении европейцев и превращения его в штамп «восточной деспотии».
• Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. Москва, 1980. Исследование дипломатических связей России с европейскими и азиатскими государствами: методы ведения переговоров, взаимные претензии, идеологическое противостояние московских правителей с конкурентами, союзниками и заклятыми друзьями.

Русская битва XVI века при Судбишене

Весной 2021 года орловские водолазы открыли место, где в 1555 году произошла Судбищенская битва. Эта битва между русским войском и крымской ордой была судьбоносным событием по названию и характеру , в истории России эпохи Ивана Грозного.

В рамках проекта «Водные торговые пути Орловской области» Орловский дайв-клуб «ДИВО» организовал весеннюю экспедицию в окрестности легендарного древнего Муравского пути, который проходил по центру России, проходя через Орловскую область. Это была главная историческая дорога между Крымом и Москвой. По этой конной тропе между Окой и Доном проходили многие торговые и посольские путешествия, а также древние войны. По нему совершали многочисленные набеги крымские татары.

Панорама места Судбишенской битвы, Орел, Россия. Фото Станислава Трофимова

 

Помимо сухопутного маршрута активно использовались и водные пути по Муравскому маршруту. Исследование этих водных путей было очень актуально для экспедиции в связи с рядом значимых исторических событий, произошедших в Орловской области, которая до сих пор оставалась загадкой. Именно эти обстоятельства определили первоочередные задачи экспедиции, такие как поиск древних пристаней и пристаней, а также мест переправ и мостов и других исторических сооружений. В рамках этой работы орловские водолазы изучали архивные материалы, сотрудничали с краеведами и археологами, под их эгидой проводили подводные исследования.

Каменный указатель, обозначающий место прохождения древней Муравской тропы, или Муравской тропы, в Орловской области России. Фото Станислава Трофимова

После установки лагеря и подготовки водолазного снаряжения участники экспедиции приступили к обследованию акватории реки Гоголь. В результате исследования дна реки водолазами были обнаружены наконечник копья и несколько десятков наконечников стрел. По предварительным оценкам, этим артефактам было не менее 400 лет. Скорее всего, наконечники копий и стрел (использовавшиеся средневековыми лучниками) были не чем иным, как вещественными свидетельствами легендарной битвы при Судбишене, которая, согласно историческим записям, происходила в обследованных местах.

Предыстория

Судбищенская битва Миниатюра из аверса летописи Ивана Грозного, написанной в XVI веке

До этих находок историки, краеведы и археологи неоднократно пытались идентифицировать место битвы в течение длительного времени. Изучение письменных источников и документов не принесло желаемого результата. Достоверно было известно только одно: в июне 1555 года недалеко от Судбища произошло сражение между отрядом из 7000 бойцов воеводы Ивана Васильевича Шереметева и 60-тысячной ордой крымского хана Девлета I Гирея. . Столкновению предшествовала внезапная атака русских воинов, и вражеская колонна была отбита, уступив в числе прочих трофеев около 60 тысяч лошадей и 180 верблюдов. После ожесточенного двухдневного боя силы противника отступили, оставив на поле боя 15 000 убитых.

Судбишенская битва была не только мерой необычайной стойкости и бесстрашия русских бойцов, событием, в котором в неравном бою погибло 5000 русских воинов, но прежде всего исходом, спасшим Московское государство и всю Европу от очередного разрушительного вторжения. В XVI веке основной основой экономического процветания Крымского и Казанского государств были набеги на соседние территории с последующим воровством рабов. По некоторым оценкам, за столетие жертвами татарских работорговцев стали не менее трех миллионов россиян.

Водолазы пересыпали отложения со дна реки Гоголь в сито. Фото Станислава Трофимова

Раскопки

Участники экспедиции ДИВО решили обратиться за помощью к группе специалистов-археологов из Института археологии РАН. Дальнейшая работа велась под эгидой ученых.

Олег Шабуня фотографировал артефакты на дне реки. Фото Станислава Трофимова

Накануне раскопок археологи настоятельно рекомендовали использовать гидроэжектор (или водяной эжектор) для дренирования илистых отложений на тех участках реки, где могли быть найдены средневековые предметы.

Несмотря на морозную апрельскую температуру воды и довольно капризную видимость, гидротехнические работы продолжались весь день. В результате удалось обнаружить значительное количество наконечников стрел, а также множество элементов конской сбруи и сбруи, однозначно указывающих на локализацию боевых действий в данном районе. Археолог Олег Радюш отметил: «Скорее всего, мог быть стрелковый бой… вероятно, при размыве береговой линии эта часть была смыта и скопилась возле дамбы. Учитывая, что село Судбищи было рядом и бой произошел где-то здесь, можно предположить, что это был эпизод Судбищенского сражения».

Подводная документация передового отряда. Фото Станислава Трофимова

Жители окрестных сел и поселков ранее находили в этих местах различные артефакты, но это были единичные экземпляры, по сравнению с находками, сделанными водолазами экспедиции. По единодушному мнению археологов, это была явная ссылка на битву при Судбишене.

При наличии неоспоримых доказательств можно утверждать, что обнаруженные фрагменты оружия и боеприпасов принадлежали эпохе Ивана Грозного. Однако окончательную ясность в этом вопросе смогут внести только последующие полномасштабные археологические полевые исследования.

Поиск материальных следов военной истории вне поселений или укреплений весьма проблематичен. Найти предметы, относящиеся к эпизоду легендарной битвы на дне реки, — редкая удача, дающая уникальную возможность воссоздать историческое событие.

Средневековые русские наконечники копий, наконечники стрел и артефакты, найденные на дне реки Гоголь. Фото Станислава Трофимова

Наземные изыскания

Сотрудники Института археологии РАН исследовали прибрежную зону реки с помощью металлоискателей. Фото Станислава Трофимова

После завершения подводной части археологических изысканий участники экспедиции приступили к проведению сложных поисковых работ на суше под руководством и при поддержке археологов. В ходе этих наземных изысканий было обнаружено место реального столкновения, которое произошло, судя по извлеченным из земли артефактам, не позднее середины XVI века.

Там, где металлоискатели сигнализировали о находке, специалисты-историки отмечали эти места специальными флажками. Далее последовала геодезическая съемка местности с точной привязкой всех обнаруженных объектов, с использованием тахеометра и GPS-навигатора.

Список находок был внушительным и включал более 150 наконечников стрел различных форм и размеров, свинцовые пули и картечь, фрагмент лезвия, крюк для колчана, ременные накладки и пряжки для подпруг, подковообразные гвозди, фрагменты обуви и подков. Всего за время экспедиции было обнаружено более 900 предметов, включая артефакты, переданные водолазами. В настоящее время планируется организация дальнейших масштабных раскопок, которые станут новым этапом в историко-археологических исследованиях системы обороны южных рубежей Московского государства в XVI-XVII веках.

Олега Радюша удивили находки со дна реки Гоголь. Фото Станислава Трофимова

Заключение

Археолог Олег Радюш подвел итоги: «Со своим археологическим отрядом по приглашению Сергея Куликова — руководителя дайв-клуба «ДИВО» — мы прибыли на место неожиданных находок. и видели и держали в руках артефакты, добытые со дна реки. Мы не были уверены, что есть какое-то отношение [находок] к Судбишенскому сражению. С относительной точностью удалось установить только исторический период — позднее средневековье.

«С каждым днем ​​открытий было все больше. Изучив окрестности, мы смогли локализовать место событий: участок земли примерно 900 на 400 метров был буквально усыпан различными металлическими предметами той эпохи, свидетельствующими о том, что на этом поле развернулось крупное сражение. Затем были обнаружены свинцовые пули и монета первой половины царствования Ивана Грозного, что позволило значительно сузить временные рамки сражения – середина XVI века.

«К настоящему времени за эти три недели археологических исследований в районе реки Гоголь найдено более 900 артефактов — около 400 наконечников стрел, более 50 пуль, множество других металлических предметов, а также один свинцовый сердечник и фитиль. Все это делало еще более вероятным предположение об обнаружении места Судбищенского сражения. Это стало одним из первых сражений в истории противостояния России и Крымского ханства, в котором обе стороны применяли огнестрельное оружие, как относительно тяжелое, так и ручное».

Некоторые из сотен артефактов, найденных на месте битвы при Судбишене, в том числе наконечники стрел и копий (вверху справа), ременные крюки, наковальня, механизм замка ружья (вверху слева), монета времен Ивана I Грозный (внизу слева), пряжки ремня (внизу в центре) и крест XVI века (внизу справа). Фото Олега Радюша

 

Место этого исторического открытия с тех пор привлекает множество людей, в том числе ученых и туристов. Губернатор Орловской области Андрей Клычков отметил: «Событие, которое произошло в нашем регионе, имеет значение не только районного или областного масштаба, но как минимум общероссийского, а может быть, даже европейского и мирового масштаба».

Наконец, отметим, что обнаружение артефактов, позволивших точно установить поле боя, было редким событием. Хотя тактический ход самого сражения подробно изучен по источникам XVI века, место, где оно произошло, до сих пор оставалось неизвестным. Однако острие, случайно найденное водолазом на дне реки у села Судбищи, инициировало каскад событий, которые заполнили «белое пятно» на карте легендарной битвы. ■

Сообщение от DIVO: Дорогие друзья и коллеги, мы работаем по всему миру и будем рады сотрудничеству в археологических, научных экспедициях и кинопроектах. Пишите руководителю экспедиции Сергею Куликову, руководителю орловского дайв-клуба «ДИВО» в России, по адресу: [email protected] или по адресу: погружение-орел.ру

Члены команды дайв-клуба ДИВО на мемориале Судбишенской битвы в Орле, Россия. Фото Станислава Трофимова

 

Как западные ученые проглядели русский империализм | Мнения

Когда в феврале Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, возникли дискуссии об имперском характере войны. Ученые, которые говорили об этом, были быстро уволены в некоторых западных академических и политических кругах.

Некоторые, особенно самопровозглашенные «антиимпериалисты», утверждали, что Россию «спровоцировали», и изображали сопротивление Украины как «имперский заговор Запада». Другие считали, что анализ российского империализма имеет провоенную, ястребиную повестку дня или является отражением узких этнонационалистических настроений.

Но для ученых с постсоветского пространства – из мест, пострадавших от российской агрессии и империализма – такая реакция вряд ли стала неожиданностью. Раньше их игнорировали и увольняли.

Обсуждения русского империализма долгое время игнорировались, в то время как американский, британский и французский империализмы изучались внимательно и тщательно. Это во многом связано с тем, как западные академические круги и в определенной степени политические элиты выбрали подход к Советскому Союзу и его возможному распаду.

От империи к «союзу»

Российские имперские амбиции восходят к XVI веку, когда Великое княжество Московское, или Московия, провозгласило себя третьим Римом, преемником Византийской империи и защитником всех православных христиан.

Русская императорская армия вела многочисленные войны на востоке, западе и юге, и к середине 19 века Россия стала крупнейшей сухопутной империей. Наряду с Британской, Австро-Венгерской и Французской империями она понимала и представляла себя европейской колониальной державой.

После Октябрьской революции 1917 года большевики провозгласили конец российской монархии и русского империализма, но они жестоко боролись за сохранение имперских границ России. Они отвоевали новообразованные независимые государства, такие как Украина, Грузия, Армения и Азербайджан, возникшие после распада Российской империи.

В начале 1930-х годов Иосиф Сталин принял русский национализм, основанный на старом имперском мифе о величии русского народа. Большевистская Москва сделала этнических русских самой привилегированной группой в Советском Союзе и отправила русских поселенцев заселять и контролировать нерусские регионы.

Чистка местных лидеров, насильственное переселение целых этнических групп и создание условий, приведших к массовой гибели людей, были частью советской колонизации. Культура, языки и история нерусских народов подвергались унижению, а русификация преподносилась как просвещение.

В то же время Советский Союз принял прогрессивный подход к предоставлению избирательных прав нациям, завоеванным Российской империей, и предоставлению им национальных прав в составе Советского Союза. Многие в западных академических кругах купились на антиколониальный нарратив, который Москва пыталась продать , потому что они принимали официальные заявления за чистую монету и хотели верить в историю коммунистического антиимпериализма.

Действительно, большевики ликвидировали царскую аристократию, а к власти пришли люди разного происхождения. Сталин, например, был этническим грузином и говорил по-русски с акцентом.

Для многих западных ученых это, по-видимому, означало, что он возглавлял постколониальное государство. Сосредоточив внимание на отдельных лицах и официальных декларациях, западная академия слишком часто упускала из виду тот факт, что Сталин был одержим сохранением имперских границ России и использовал тот же набор инструментов — этническую чистку, подавление инакомыслия, уничтожение национальных движений, предоставление привилегий русскому этносу и культуре — что и царская Россия. используется для их обслуживания.

Советская колониальность была отвергнута еще и потому, что знания о Советском Союзе на Западе были русоцентричными. Советский Союз часто называли просто Россией. Знаний о нерусских людях было мало. Нерусские эмигранты, бежавшие на Запад и писавшие о советской колониальности на личном опыте советского империализма, были отвергнуты как антисоветские консервативные идеологи.

Важно отметить, что Советский Союз также стал пространством проекций для тех, кто искал способы критиковать капитализм и западный империализм. Те, кто обвинял капитализм в угнетении, считали, что устранение капитализма положит конец всем формам угнетения. Для них Советский Союз был интернациональным проектом, принесшим равенство и свободу ранее порабощенным народам.

Насилие в отношении различных наций и этнических групп либо игнорировалось, либо рассматривалось как необходимое зло перехода к коммунизму.

Западная наука также в подавляющем большинстве была сосредоточена на советских метрополиях – Москве и Ленинграде. Они очень мало знали, если вообще знали, о советских перифериях, а это означало, что никто по-настоящему не понимал восстаний в Средней Азии, на Кавказе или в Прибалтике с конца 1980-х и кровопролития в Таджикистане, Нагорном Карабахе, Приднестровье, Абхазии, Южная Осетия, а затем Чечня.

Как отметил в интервью 2017 года Рональд Грегор Суни, историк советского имперского государственного строительства, «до конца 1980-х никому не было дела до нерусских. Советология и советоведение [были] о центре и наверху — кто где стоял в Кремле, на мавзолее и так далее».

Поколение ученых, начавших изучать Советский Союз в конце 1980-х – начале 1990-х годов, тоже формировалось на собственном опыте знакомства со страной. Когда они приехали иностранными студентами в Москву, то встретили нищих людей. Пустые полки и повсеместная нищета делали россиян жертвами советского режима, а в финансовом отношении советская Москва казалась скорее европейской периферией, чем имперской метрополией, которую они ассоциировали с материальным достатком.

Распад без деколонизации

Волна деколонизации в Африке, на Ближнем Востоке, в Южной и Юго-Восточной Азии, начавшаяся после Второй мировой войны, сопровождалась жесткими академическими дискуссиями и изучением колониального наследия и инструментов насилия.

В отличие от этого, распад Советского Союза в 1991 году не привел к аналогичному изучению имперского наследия России.

Для метрополии Западной Европы и Соединенных Штатов Европа означала метрополию – место, из которого был колонизирован мир, а не место колонизации. Принятие колониальной истории внутри Европы не имело особого смысла, поэтому колониальная природа России оставалась неизменной.

В самой России преобладал нарратив о жертве. Русские научились видеть себя особой нацией, которая пожертвовала своим благополучием ради нерусских в Советском Союзе. «Давайте перестанем их кормить» — таким лозунгом русские объясняли решение Москвы отпустить колонии в 1991 году.

На Западе распад Советского Союза стал шоком. Многим — как в академических кругах, так и в политике — Михаил Горбачев нравился и считался героем, человеком мира. Они одобрили его реформы, положившие начало новой эре свободы слова.

Горбачев был мягок, открыт и демократичен в общении и казался хорошим партнером на следующие несколько десятилетий. Соединенные Штаты даже были готовы предложить ему помощь в реформировании страны; Политика США была против распада СССР.

Вот как позднее в 2016 году профессор Марк фон Хаген вспоминал тогдашнюю политическую атмосферу: «Опять же, Джордж Буш… защищал Горбачева до самого последнего возможного момента, потому что он и правительство Соединенных Штатов на этом уровне, с несколькими несогласными голосами , хотели сохранить Советский Союз, потому что они так боялись сумасшедшего фашистского национализма, который, по их мнению, представляли украинцы».

Действительно, этот западный страх перед хаосом, кровопролитием и даже ядерными инцидентами привел к восприятию движений за независимость на постсоветском пространстве как проявления деструктивного этнонационализма, а не естественного прогресса распада империи.

В то же время, поскольку официальный распад Советского Союза в 1991 году был организован Москвой централизованно, в сознании западных наблюдателей вопрос имперского гнета стал устаревшим. Идея о том, что Советский Союз был интернационалистским экспериментом, продолжала придерживаться, и его распад рассматривался как просто истекающий срок этого эксперимента.

Многие западные историки воспринимали его не как режим, стерший различные государства и национальные движения, а как политический проект, создававший и развивавший нации. Это весьма проблематично не только потому, что игнорирует историю национальных движений, имевших место до прихода к власти большевиков, но и противоречит идее формирования нации на основе народной легитимности.

Еще бывали исключения. Влиятельные работы таких историков, как Рональд Григор Суни («Месть прошлого») и Андреас Каппелер («Россия как многонациональная империя») указывают на жестокую политику большевиков по отношению к колонизированным народам и их сопротивление. Другие, такие как фон Хаген («Есть ли у Украины история?») и Тимоти Снайдер («Кровавые земли»), писавшие с точки зрения колонизированных, смогли правильно предсказать и предупредить об исторической преемственности и опасностях, которые Россия до сих пор представляет для этих народов.

Миф о Советском Союзе как государстве-строителе продвигал на Западе идею о том, что у России есть сфера влияния, «задний двор», куда она имеет право вмешиваться.

Вот почему западные академические и политические круги мало что говорили о геноцидных войнах, которые Борис Ельцин и его преемник Владимир Путин вели в Чечне. Вместо того, чтобы видеть людей, заявляющих о суверенитете и государственности, Запад с готовностью купился на их изображение чеченцев как бандитов, националистов и террористов. Поэтому имперские амбиции России в Восточной Европе — войну 2008 года с Грузией, аннексию Крыма и т. д. — они тоже не увидели как таковые.

Уже было известно, что были допущены ошибки. Как недавно прокомментировала профессор Сьюзан Смит-Питер: «Как исследователи России, мы должны провести тщательную моральную инвентаризацию, чтобы увидеть, каким образом мы принимаем точку зрения российского государства по умолчанию.